Чувство вины
Шрифт:
Курица обхватил дога и прижался. Захлебнулся запахом, вздрогнул от его хуя, ткнувшегося сквозь шорты.
Блондинка стояла, опершись на балконные ограждения. Ее розовый пробор заставил Курицу пошатнуться. Захотелось прижаться, спрятаться в этой гриве, вдохнуть ее запах. Как будто сунул нос в банку с травяным чаем, а там целое русское поле закупорено.
Курица обнял блондинку. Ее тело напряглось. Блондинка боялась высоты, и теперь он прижимал ее к ограждениям, прижимал вплотную к высоте. К ветру, несущему ароматы цветов и моря. К городу, полному безразличных к ней людей, которые даже не обернутся, если
– Пусти.
Он поцеловал ее шею. Она так любит эти поцелуи, когда кудряшки на затылке трепещут под его дыханием.
– Пусти! – она уперлась в поручень.
Взять, да и перевалить ее через край. Вниз, туда, где зонты, шевелюры пальм, бритые головы негров, точно пушечные ядра, смуглые тела местных и белесые отпускных. Всю свою мерзость вместе с ней сбросить. Воспоминания, желание смолчать, стерпеть, отомстить. И самому следом.
Блондинка вырвалась.
Справлюсь. Виду не подам. Что не убивает, делает сильнее, а что убивает, делает непобедимым. Мы так долго ждали. У нас будет ребенок. Наш ребенок.
– Я могу умереть при родах.
– Ты не умрешь.
– Так хочется бессмертия…
С догом она беззаботно смеялась, а с ним опять затянула нудную песню про бессмертие.
– А детей куда девать? Перенаселение тебя не пугает? – невольно улыбнулся Курица.
– Зачем бессмертным дети? – удивилась блондинка.
– Ну… Для развлечения.
– Вот именно, для развлечения! Дети – это ответственность, а не развлечение! Детей надо вообще перестать рожать. А если семья хочет ребенка, то пусть мать или отец отказываются от бессмертия в его пользу. И уступают ему квартиру.
– А измена является преступлением?
Испугавшись своего вопроса, не желая услышать ответ, он поцеловал ее. Вдруг блондинка схватила его руку и принялась целовать и ласкать ее.
– Я хочу, чтобы ты был моим господином. Приказывай мне!
Курица запустил пальцы в ее волосы, придвинул ее лицо к себе, провел собой по ее губам. Блондинка вся задрожала. Курица смотрел, как она, закрыв глаза, вдыхает его, прижимается, раскрывает губы и принимает его. Она подняла глаза. Смотрела на него.
Он не выдержал ее взгляда, схватил висящий на спинке стула платок, завязал ей глаза.
– Я твоя рабыня! – простонала она.
Раздался стрекот самолетного мотора. Блондинка прекратила ласки, приподняла повязку.
– Романтический уик-энд всего за триста девяносто девять, – прочитала блондинка рекламную ленту, растянувшуюся по небу.
Курица стоял расхристанный, только что повелитель, а теперь не пойми кто, кому делают одолжение, кого променяли на романтический уик-энд за триста девяносто девять.
– Посмотри на меня, – Курица повернул блондинку к себе, взяв за подбородок.
– Ой, не люблю, когда меня так держат, – она отодвинула его руку.
Он ударил ее той же рукой. Не сильно. Он схватил ее за волосы и стал забивать себя в нее. Она кривилась, кашляла, задыхалась, а он затыкал ее собой, затыкал себя ею.
– Нравится?!
Она всегда просит, чтобы нежно, ей так хочется нежности. Любит нежность, ласковые прикосновения, едва ощутимые, по внутренней стороне руки провести
пальчиком, в шейку поцеловать, ушко зубками прихватить, проникнуть медленно-медленно. Теперь слюни трепались на ее подбородке.В оконном стекле он увидел себя и ее. Вдруг из отражения выскочила картинка, на которой она и дог. Почтовой марочкой на него нашлепнулась и отправила в не пойми какую страну, из которой он никогда уже не выберется. Курица позабыл о соседних балконах, о жалюзи и шторах, за которыми прячутся доброжелатели. Ее ничтожность свистела кнутом над его спиной, пришпоривала его.
– Ты ничего не умеешь!!! Мне противно!
Он оттолкнул ее. Уж не обошел ли его дог по мужской части? По технике? По нежности этой блядской?
– Все не так делаешь! Меня тошнит! У меня гланды!
– Лентяйка! Приласкала и заскучала!
– Ты сам все затеял! У меня никакого настроения!
– Что-то у тебя в последнее время часто нет настроения!
– Я ужасно старая. Уже ничего не хочу.
Ее лицо перекосилось и взбухло влагой. Она так и сидела, не оттеревшись, не оправляя задранную юбку.
– Если бы ты знал, как я ненавижу твою молодость! Когда у меня живот вырастет, ты станешь изменять. Любая шлюха скажет тебе, что беременна твоим ребенком, и ты меня бросишь. Надоели эксперименты с собственным телом! У меня карьера, фонд! Мне этот ребенок не нужен! Только ради тебя стараюсь! А ты не готов, как только ребенок родится, скажешь, что тебя раздражает его крик, подгузники, и свалишь!
Отколошматить бы ее, пускай проваливает со своими слезами, и еще поджопник отвесить. Кулаки налились, любовь загудела, закрутилась, стала биться, кидаться по всему телу из угла в угол. Перебаламутила кишки, такой шейк из мозгов устроила, что он видеть перестал. Он бы мог блондинку прикончить на ощупь. Не спихнуть за балконный борт, а сдавить глотку с этими ее гландами, и башкой о стенку. Исколотить суку. Вывалять. Руки уже к ней потянулись, но мячик, бьющийся в теле, отбросил его. Руки со скрюченными пальцами топорщились, но он пятился назад, как зомби, которого отпугнуло заклинание.
Перед очередным приездом сюда, обзаведясь уже кипой разрозненных диагнозов, результатов анализов и показаний, почти утратив надежду, блондинка угодила на прием к одной знаменитой старушке-докторше. Та изучила внимательно ее пухлое, способное конкурировать по толщине с уголовным делом начинающего актуального художника досье, пожевала губами, отослала ассистентку и, сняв очки, посмотрела на блондинку внимательно.
– Муж вам доверяет?
– Вроде да, – кивнула блондинка, не понимая, куда старушенция клонит.
– Главное, чтобы муж верил, что ребенок от него, – сказала докторша, многозначительно глядя на блондинку. – У нас, женщин, ведь все от настроения зависит. Одна моя пациентка, не буду называть имени, десять лет не беременела, а потом на встрече одноклассников свою первую любовь встретила и… – докторша надела очки. – Прекрасный, здоровый мальчик. Два годика уже. И муж счастлив.
После того разговора блондинка осмотрелась и обнаружила кандидата. Американский сосед. Спортивный мужчина пятидесяти с небольшим, отец четверых детей, разведен, богат, хорош собой. Прекрасные гены для их с Курицей наследника. Вот только фотографировать любит, ну так все не без странностей.