Чужак из ниоткуда 2
Шрифт:
— Что это?
— Мои изобретения. Начну разрабатывать подробно и внедрять, когда антиграв получит признание.
— Однако. Значит, антиграв — это не всё?
— Не всё.
— А что ещё, если не секрет? Хотя бы вкратце.
— Персональная ЭВМ — компьютер, доступный каждой семье среднего достатка, а в перспективе каждому советскому человеку. Коммуникативная сеть из этих компьютеров, основанная для начала на уже существующих телефонных сетях, а затем и на специально проложенных.
— Сеть? Для чего?
— Представь свой полк на учениях или, не дай бог, на войне. Как тебе возможность практически мгновенно получать информацию о противнике и столь же
— Скажу, что это фантастика.
— Сейчас — да. При наличии компактных компьютеров и компьютерной сети, о которой я говорю, — уже нет. Там множество трудностей и нюансов, но, если такую сеть создать… Танковый полк на войне — ладно, это нетипичный случай, хотя, как военный, можешь задуматься, что это даст на уровне батальона, роды и даже взвода. Не говоря уже о дивизии, армии, фронте и всех родах войск, — война станет совсем другой. Возьмём повседневность, быт. Что сейчас делает советский и не только советский человек, когда ему нужна какая-то информация?
— Книги, словари, газеты, журналы, библиотеки, архивы, — сказал папа. — Ну, ещё позвонить можно куда-нибудь. Хотя и не факт, что там ответят.
— Вот. А теперь представь, что нужную информацию можно получить практически мгновенно, прямо из дома, не сходя с места.
— Скажу, что это революция, — чуть подумав сказал папа. — А, погоди, о чём-то таком я читал. Кажется, у тех же твоих любимых Стругацких. Большой Всемирный Информаторий, — вспомнил он. — БВИ, да?
— Не совсем. Всё проще и одновременно сложнее. Но главное — быстрее и лучше. Если хочешь, можешь ознакомиться подробнее, — я показал глазами на папку.
— Обязательно. Должен же я знать, что лежит у меня в сейфе. Но сначала всё-таки расскажи.
— Хорошо. Ещё — кварковый реактор, который способен дать практически неисчерпаемую энергию; станция Дальней связи на Луне, с помощью которой можно посылать сигнал на любое расстояние и принимать тоже; ядерная двигательная установка для космического корабля-планетолёта и, до кучи, парочка новых сверхпрочных, недорогих и лёгких материалов, чтобы всё это сделать: углерит и пластмонолит.
— Всё? — спросил папа.
— Пока — да. Позже, возможно, появятся ещё.
Наступило молчание. Папа явно переваривал информацию и мучительно подбирал слова.
— Сынок, — промолвил он, наконец, посмотрев на меня глазами, полными любви и тревоги. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? Если это важно, обещаю, что всё останется между нами, и я… мы с мамой, не станем предпринимать никаких мер.
— Ты, наверное, имеешь в виду помещение меня в психиатрическую лечебницу или, говоря простыми словами, сумасшедший дом? — напрямик спросил я.
— Никаких мер, — твёрдо повторил отец. — Но ты не сумасшедший, я вижу.
— Слава богу, что ты это видишь, — сказал я. — Пап, я понимаю, что всё это выглядит совершенно невероятно и фантастически, но я, правда, не знаю, откуда всё берётся в моей голове. Сначала мне самому казалось, что я схожу с ума. Но после того, как я залечил бабушке порез, а до этого фактически заставил пацанов отдать мне перстень утопленника и забыть об этом, а потом вылечил тётю Фиру… Я, конечно, не врач, но, по-моему, сумасшедшие так не могут. Просто потому, что они сумасшедшие. Психически больные люди. А уж когда удалось собрать работающий прототип антиграва… — я покачал головой изо-всех сил стараясь выглядеть растерянным. —
Пап, я правда не знаю, откуда это всё берётся. Такое впечатление, что, пока я был в коме после аварии, эти знания и способности кто-то просто вложил мне в голову.Последние слова мне было очень легко произнести, поскольку они были чистейшей правдой.
— Самое главное, — сказал папа, чуть подумав, — что этого не может знать никто. При всей нашей вере во всемогущество науки — это не так. Нет никакого всемогущества даже близко. Мы всех людей на планете досыта накормить не можем, какое уж тут всемогущество… Про болезни и вовсе молчу.
Всё-таки умный мой папа, прямо гордость берёт. Даром, что военный.
Последнее замечание хоть и кажется в какой-то мере оскорбительным, но таковым не является. Правда вообще не может быть оскорбительной. Оскорбительная правда. Чувствуете? Фальшиво звучит. Просто каждое занятие человеческое накладывает свой неизменный отпечаток. Военные — люди, для которых подчинение приказу заложено в подкорке, а Устав — священная книга. Военный, как никто, знает, что инициатива наказуема и наказуема жёстко. Поэтому они и ведут себя соответственно. На первом месте — исполнительность. Ум и глубокий анализ — на втором. А рефлексии и вовсе места нет. Какая рефлексия? Родина приказала — вот и вся рефлексия.
То же и профессиональные спортсмены. Я уже упоминал, что в СССР официально профессионального спорта нет, но на самом деле, фактически, есть. Чтобы достичь высочайших результатов, нужно отдаваться тренировкам и соревнованиям полностью. Без остатка. На другие занятия времени и, главное, желания не остаётся. Опять же, развиваешь мышцы — страдает мозг. И наоборот. Исключения есть, но они только подтверждают здешние правила. Типичный образ учёного — лысый задохлик в очках и мятом костюме с пальцами, испачканными чернилами и мелом. Спортсмена — мускулистый здоровенный парень с одной мыслью в голове: быстрее, выше, сильнее.
Гармонии в развитии — вот чего не хватает советскому обществу в целом и отдельным людям в частности. На словах мы к ней стремимся, а вот на деле…
Про гармонию в развитии индивида и общества следовало написать ещё одну папку (возможно, и не одну), но с этим я пока решил повременить, — справиться бы с тем, что уже есть.
— Хорошо, — сказал папа. — Спрячу у себя. Но ты уверен, что не нужно это отдать комитетчикам?
— У комитетчиков есть, — сказал я. — Меньше этой, но есть. И вообще. Пусть сначала по антиграву решение примут.
Маме, после некоторого размышления, я тоже сообщил о папке с записями. В конце концов, мы семья, а в семье всё должно быть общим — и радости, и победы, и трудности, и повседневный быт. Сестре Ленке, конечно, говорить не стал. Довольно её гениальной детской интуиции, которая подсказывает, что её брат — не обычный человек. Подрастёт — всё узнает.
Суперматч со сборной дивизии всё-таки состоялся. Фактически это был товарищеский матч, они ничего не решал, мы были чемпионами Кушки этого года, и официально отнять у нас это звание можно было только в следующем году.
— Но ты же понимаешь, что так это оставить мы не можем? — спросил меня папа.
— Реванш? — ответил я вопросом на вопрос. — Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался.
— Ха-ха, — сказал папа. — Мы вас порвём. Дивизия — это сила. Настоящая.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — На поле боя. На футбольном, к счастью, другая игра.
— Я не поняла, — вмешалась мама. — Вы за кого болеть собрались, товарищ подполковник, — за любимого сына или свою дивизию?
— Э…