Чужак из ниоткуда 2

Однако больше всего я сошёлся со своим соседом по трейлеру жонглёром Дэвидом Расселом и негритянской семьёй Картер — Рэйчел и её мужем Томом.

Худой, высокий, кажущийся на вид нескладным и рассеянным Дэвид, на самом деле обладал великолепной координацией движений и отменной реакцией. У него была смешная «падающая» походка и отсутствующий вид человека, который находится мыслями очень далеко отсюда. Возможно, где-нибудь на Марсе. Но, если бы вам пришло в голову бросить в него любым предметом, начиная от бейсбольного мяча и заканчивая сковородкой, уверяю вас он бы поймал не глядя. Проверено. А уж в жонглировании Расселу не было равных: он держал в воздухе до восьми мячей не меньше минуты, да ещё и бросал их то из-за спины, то из-под ноги. Жонглировал также кольцами, пустыми и полными бутылками, апельсинами, яблоками, горящими факелами и вообще всем, что можно подбросить и поймать одной рукой. Это был единственный человек, который не уступал мне в скорости реакции (без орно, разумеется) и ловил десять спичечных коробков из десяти, брошенных ему из-за уха. Он и меня научил жонглировать. Не до такой степени, чтобы составить ему конкуренцию на сцене, но продержать в воздухе три-четыре теннисных мяча в течение двадцати секунд я мог. А что, отличная тренировка координации движений. Но самое главное — с ним было комфортно жить в одном трейлере и комфортно ехать в машине. Дэвид управлял своим серебристым Ford Galaxie модели Custom 500 тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года выпуска. Это была большая просторная машина с мощным двигателем. Она легко тащила за собой трейлер, и ты чувствовал себя в ней свободно и просторно. Иногда, на пустой трассе за городом, Дэвид давал порулить мне, что я и делал с удовольствием. К тому же ему, как и мне, нравилась музыка кантри, так что в выборе радио (когда оно ловило), споров у нас не возникало. Да мы вообще с ним не спорили и, уж тем более, не ссорились. Может быть потому, что Дэвид был молчалив, а я тоже не стремился излить ему душу.

А вот с Рэйчел Картер и её мужем Томом я поболтать любил. Они оба были разговорчивыми, полными жизни, и оптимистично настроенными людьми. Рэйчел, как положено «всеобщей маме», всё время норовила подсунуть мне что-нибудь вкусненькое и вела задушевные беседы «за жизнь». Она догадывалась, что со мной не всё так просто, что я от чего-то или от кого-то бегу, но в душе не лезла. Не хочешь говорить — твоё дело. Но уж затем, чтобы ты не ходил голодный и грязный, я прослежу.

Что до Тома, то он был умельцем. Мастером на все руки, как говорят в Советском Союзе. Такие мужики есть везде: и в СССР, и на Гараде, и здесь, в США. Они владеют практически любым инструментом и могут починить или сделать всё, что угодно. Наблюдать за тем, как они работают, — одно удовольствие. Движения у них быстрые, точные, уверенные, и во время работы они обычно не матерятся, а насвистывают что-нибудь весёлое. А что не насвистывать, если дело спорится? Оно у них практически всегда спорится. Кемрар Гели в своё время тоже был неплохим мастером, руки у него росли откуда надо. Эти умения и к Серёже Ермолову перешли. Затем укрепились и расширились. Сначала благодаря необходимости собрать своими руками антиграв и деду Лёше, а теперь, вот, и американский негр Том Картер вносил свою лепту. За что я был ему благодарен.

Однако самое, пожалуй, главное во всём этом путешествии было то, что мне оно нравилось.

Нравилось всё: ехать по бесконечным американским дорогам, любуясь пейзажами и читая билборды. Один из них, на въезде в Техас, особенно меня порадовал. Там было написано: «Добро пожаловать в штат Техас! Не связывайся с Техасом». А ниже дополнение, что жители Техаса могут скрыто носить оружие и убьют в ответ любого, кто убьёт хоть кого-то из них. Они вообще любят стрелять — это традиция. Так и было написано.

В этом, к слову, я убедился. Именно в Техасе выступление «лучшего стрелка старой доброй Англии Джима Хокинса по кличке Юнга» вызвало наибольший ажиотаж. Мэт даже предлагал в Техасе любому желающему из зала повторить номер с выстрелами из револьверов по неподвижным горящим свечам, обещая двадцать баксов тому, кто сумеет их погасить. И желающие находились! Более того, одному флегматичного вида парню (казалось, он спит на ходу, а дело было в городе Дентон, практически на окраине Далласа) удалось погасить две свечи из четырёх, и Мэт честно вручил ему десять баксов.

Нравилось выходить на сцену, в конце концов. Не до такой степени, чтобы заниматься этим всю оставшуюся жизнь, но всё-таки.

Ещё очень нравились американские библиотеки. В любом провинциальном «одноэтажном» городе США именно библиотека была тем центром, вокруг которого шла культурная жизнь. А нас, в СССР, для этого служили Дома культуры (в большинстве из которых, к слову, имелась библиотека). Здесь — библиотеки. Так что я не упускал случая пополнить свой багаж знаний, посещая их во всякое свободное время. Там можно было отыскать книги, о которых дома, в Союзе, я даже не слышал. В основном меня интересовали научно-популярные, касающиеся работ великих земных ученых этого века, занимающихся теоретической и квантовой физикой: Альберта Эйнштейна, Льва Ландау, Натана Розена, Эрвина Шрёдингера и других. Почерпнул массу интересного. Заодно и английский подтянул до весьма приличного уровня. Потому что одно дело — разговор на бытовом уровне и совсем другое — чтение. В особенности подобной литературы.

Так проходили день за днём и неделя за неделей.

До тех пор, пока пятнадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят второго года, в четверг, мы не пересекли границу штата Калифорния.

Глава семнадцатая Окленд и Сан-Франциско. Что пил Джек Лондон? Венди. Трое в зале

У американцев — тех, кто не сидит на месте — особое отношение к Калифорнии, это я давно заметил. Да, можно сказать, что у них особое отношение к каждому штату. Что понятно, учитывая их Конституцию, по которой каждый штат является чуть ли не отдельной страной, имеет право на самозащиту от любого вторжения и прочая, и прочая. Но есть штаты, к которым действительно особое отношение. Калифорния входит в их число. Считается, что здесь расположен такой специальный рай на земле, который Господь создал исключительно для граждан США. К слову, большинство американцев весьма набожны, и я уже давно привык в Circus Smirkus к всеобщей молитве перед едой.

Так вот, когда попадаешь в Калифорнию, то начинаешь понимать, что в этом отношении к ней что-то есть. Здесь в самом воздухе, разлита некая бодрящая сладость, а солнце светит ярче, чем где бы то ни было. Впрочем, если подумать, летом везде хорошо. Особенно в начале лета.

Сейчас начало лета и было. Отличная погода, не жарко, высокое небо, лёгкий ветерок, белые облака. Что ещё нужно, чтобы чувствовать себя на миллион долларов? Я и чувствовал. Хотя, чем ближе было двадцатое июня, тем больше волновался. Начиная с двадцатого и вплоть до тридцатого июня, каждый день в десять часов утра мне нужно быть в центре парка Золотые ворота в Сан-Франциско. Так я написал в письме и очень надеялся, что оно дошло до адресата.

Мы раскинули свои шатры, — выражаясь фигурально и не только, — на северо-восточной окраине Окленда — города, который лежит напротив Сан-Франциско. Только залив одноименный переплыть. Или переехать по длиннющему мосту Окленд Бэй.

Случилось это в пятницу шестнадцатого июня, а восемнадцатого, в воскресенье вечером, мы должны были дать первое здесь представление. Таким образом у меня образовалось свободное время — вся суббота и большая часть воскресенья, которые я намеревался использовать для знакомства с Оклендом и, главное, с Сан-Франциско.

Думал ли я прошлым летом, когда зачитывался в Алмалыке у дедушки с бабушкой книгами Джека Лондона, взятыми в домашней библиотеке Кофманов, что не пройдёт и года, как я окажусь в местах, где этот чудесный писатель родился и вырос?

Не думал. Уж тем более не думал, что это меня так взволнует.

Однако взволновало. Я продолжал испытывать это волнение, когда вышел на площадь имени писателя, спустившись по Вебстер стрит.

Вот и любимый салун Джека «Первый и последний шанс Хейнольдса».

Я вспомнил сцену из «Джон Ячменное зерно», когда юный Джек покупает у пятидесятилетнего устричного пирата Фрэнка по кличке Француз шлюп, чтобы тоже попытать удачу в рядах оклендского «берегового братства». Сделку они обмыли именно здесь, в этом салуне, и потом Джек бывал тут неоднократно, обмывая удачные налёты на чужие устричные садки. В свои пятнадцать лет он сумел стать настоящим «королем» устричных пиратов, не уступая взрослым отчаянным авантюристам ни в умении управлять шлюпом в любую погоду, ни в драке, ни в выпивке, ни в лихости, ни в умении сорить деньгами.

Джеку было пятнадцать. Мне — почти столько же, пусть сознание моё гораздо старше и принадлежит человеку не с этой планеты. Пусть. Но фактически, повторю, мне четырнадцать, я теперь землянин и, как сказал бы Джек Лондон, — дьявол меня побери, если я не добьюсь тех целей, которые поставил перед собой. Спасибо, Джек, ты мне помог. А то что-то я расслабился последнее время. Пора возвращаться домой и браться за дело.

Но сначала всё-таки надо зайти в салун. В жизни себе не прощу, если упущу такую возможность.