Чужак
Шрифт:
– Да, верно. – Отложив перо, Марко повертел шеей и хрустнул костяшками пальцев. – Но зато – талантливый.
Саймон подошел к письменному столу и тихо присвистнул, увидев творение приятеля.
– Это стоило бы вставить в рамку и повесить в Королевской академии.
Марко взглянул на документ и вздохнул:
– При мысли о расставании с ним у меня разрывается сердце.
– Но это во имя великого дела.
Дверь спальни открылась, и вышла Харриетт.
– Я слышала, наш шедевр готов.
– Совершенно верно, – подтвердил Саймон. – А что с твоим рукоделием?
– Тоже завершено. Элис!..
Женщина,
Саймон никогда не видел Элис Карр с турнюром. Но какой бы модной она ни выглядела, он все же скучал по ее естественным формам.
– А я думаю, что это прелестно, – сказала она, разглаживая юбки.
Саймон сообразил, что, должно быть, выглядел слегка разочарованным из-за этого проклятого турнюра.
– Так и есть. И ты прелестна.
– Ты сотворил свою собственную… как это… метаморфозу.
Элис пытливо взглянула на него, однако промолчала.
Пока Марко занимался документом, а Харриетт переделывала гардероб для Элис, Саймон надел свой костюм серой шерсти с жилетом из темно-красного шелка – не слишком роскошный ансамбль, но он ведь, в конце концов, представлялся всего лишь поверенным. Впрочем, по сравнению с одеждой механика этот костюм казался прямо-таки королевским нарядом. И он точно не скучал по тяжелым рабочим ботинкам, когда любовался своими начищенными до блеска туфлями.
Кроме того, он смазал бриолином и зачесал назад волосы, а также успел побриться.
Снова взглянув на него, Элис спросила:
– Это твое естественное состояние?
– У меня нет естественного состояния.
– Никто не может быть более неестественным, чем он, – вмешался Марко.
– И никто не любит звуков собственного голоса больше, чем Марко, – ответил Саймон. – Что, конечно, обидно, поскольку он ревет не хуже итальянского осла.
– Asino [1] , – поправил Марко.
1
Осел (итал.) (примеч. ред.).
Харриетт громко фыркнула, что уж совсем не подобало леди. Но, видно, ничуть не раскаивалась.
Но Элис не отвлекалась на их перепалку.
– Мне нужна правда, – сказала она без тени улыбки. – Ты именно так обычно одеваешься?
– В зависимости от времени дня, от того, где нахожусь, от рода миссии. После шести вечера то, что сейчас на мне, носить не полагается – так же как и на скачках. – Шагнув к девушке, он продолжил: – Но я также ношу и потрепанную матросскую фуфайку или же грязный фартук человека, работающего на бойне. Потому что все это всего лишь одежда, не имеющая значения по сравнению с человеком, который ее носит.
Элис оглядела свое платье и пробормотала:
– Какое-то странное чувство… Меня словно
чем-то сдавливают.– Это корсет, – догадалась Харриетт.
Но Элис покачала головой:
– Нет-нет, я словно сама не своя.
– Такое случается, когда переодеваешься, – заметил Марко.
– Считай, что играешь роль, – добавил Саймон. – Но под всеми этими шелками ты по-прежнему та же. Никакой муар и бархат этого не изменят.
Элис невольно улыбнулась:
– Ты знаешь названия всех этих модных тканей?
Саймон пожал плечами:
– Я ведь вращаюсь в кругу аристократов… Так уж случилось…
– Леди и джентльмены, – вмешался Марко, – надеюсь, мы закончили играть в беседу о модах. Я ведь должен успеть на лондонский поезд, который отбывает через тридцать минут. – Он встал и указал на лежавший на столе документ. – Элис, я воспользовался подписанной шахтерами бумагой, чтобы создать для них корпорацию.
– Это законно? – встревожилась девушка.
– В суде будет признано законным, – ответил Марко. – Посмотри, что ты подписала, чтобы стать членом и представителем корпорации.
Элис наклонилась над столом, изучая бумагу.
– Да, так и есть. Но я тогда не знала, что будет именно так…
– Саймон иногда… слишком сдержан, – сухо заметила Харриетт.
– Откровенность – это для людей, которым нечего скрывать. А у нас есть, что скрывать, – тихо добавил Саймон.
Марко откашлялся и проговорил:
– Турне закончено, и судно возвращается к родному берегу. Так что прощайте все. – Он вынул из стола кожаную папку и положил перед ними еще несколько документов. – Вот бумаги, которые нужно подписать нынешним владельцам шахты.
– Передача шахты вашей корпорации, – пояснил Саймон, взглянув на девушку.
Элис нахмурилась.
– Но у них нет причин это делать.
Саймон улыбнулся, предвкушая охоту.
– Будет причина.
Марко поспешно ушел, а Харриетт помогла сложить в сундук одежду, которая понадобится им в следующие несколько дней.
– Заметьте, – сказала она, повернувшись к Саймону, – в Плимуте придется вызвать одну из горничных отеля, чтобы помогла Элис одеться. Сама она не сумеет нацепить все эти штуки, тем более – выбраться из них.
Элис прижала руку к талии.
– Ни одна нормальная женщина не станет добровольно шнуроваться так туго. Клянусь, этот корсет превращает мои внутренности в пюре.
Саймон ответил сочувственной гримасой.
– Сам я никогда этого не носил.
Но он хорошо представлял воздействие этих орудий пытки. Когда он снимал их с женщин, те облегченно вздыхали. И он никогда не мог понять, почему дамы по доброй воле терпели такую боль.
– Если бы мужчинам приходилось носить корсеты, – пробурчала Элис, – они бы перестали существовать.
– В жизни не слышала более правдивых слов, – согласилась Харриетт, и обе женщины в ярости уставились на Саймона – словно это он постановил, что все существа женского пола должны заключать свои тела в стальные клетки.
– Наш поезд скоро отходит, – сообщил Саймон.
Собирая вещи, они обсуждали план действий после прибытия в Плимут. План был сложным и таким же извилистым, как темные подземные тоннели «Уилл-Просперити». К счастью, агенты «Немисис» умели ориентироваться в темноте, а вот Элис… У нее, к сожалению, не было надлежащей подготовки.