Чужак

В какой-то момент она вдруг пробормотала:

– Наша одежда… Я из-за нее почти ничего не чувствую.

Саймон снова застонал и принялся расстегивать и развязывать ее платье. Ей же казалось, что раздевание было мучительно медленным. Но все же через несколько минут ее изысканное платье упало на пол и было отброшено в сторону. А потом один за другим стали исчезать все остальные слои ткани. Пальцы Саймона летали над крючками корсета, и у Элис кружилась голова от притока воздуха. Наконец, оставшись только в сорочке, панталонах и чулках, она со смехом проговорила:

– Смотрю, у тебя большая практика в этом деле.

– Все вело к этому моменту, – ответил Саймон. И снова прижал ее к себе. При этом он одной рукой сжимал ее ягодицы, а другой ласкал груди.

Элис еще ни разу не раздевалась для мужчины, но сейчас нисколько не боялась. Наоборот, хотела большего. Ощущения переполняли ее, и она чувствовала каждую клеточку своего тела. Теперь, без барьера своей одежды, она наконец-то ощущала и Саймона сквозь шерсть его вечернего костюма. Более того, она чувствовала, как его возбужденная плоть прижималась к ее животу.

Тут они снова принялись целоваться со все возраставшим возбуждением. Внезапно Саймон прервал поцелуй и пробормотал:

– Теперь твоя очередь.

Она взглянула на него с недоумением.

– Очередь… для чего?

Саймон подвел ее к шезлонгу и усадил на край. И теперь, сидя, она уже более отчетливо увидела его восставшую плоть. Он отстранил ее руки, когда она потянулась к пуговицам на его брюках.

– Нет, сначала ты.

Она хотела спросить, что он имел в виду, но не успела – Саймон вдруг опустился перед ней на колени и, отстегнув подвязки, снял с нее чулки. А ведь до этого она всегда сама снимала чулки…

Впрочем, Элис давно уже поняла: теперь все будет по-другому.

– Мне нравятся твои ноги. Стройные. – Кончик его пальца скользнул по ее бедру. – И сильные.

В следующее мгновение он дернул за ее панталоны, а она, сбросив сорочку, теперь оказалась полностью обнаженной. Еще один порог перейден – она впервые предстала голой перед мужчиной. И прекрасно, что этот мужчина – Саймон. Она не хотела никого другого.

А он, обжигая ее взглядом, проговорил:

– Я хочу посмотреть на тебя. Хочу полюбоваться.

Напряженность в его взгляде и голосе почти пугала ее, и она пробормотала:

– У нас ведь вся ночь впереди…

– Этого недостаточно. – Он подался вперед и впился поцелуем в ее губы. А тем временем его рука ползла по ее бедру – все выше и выше.

Внезапно пальцы Саймона утонули меж ее ног, и Элис вздрогнула от неожиданности. Когда же он стал ласкать ее, Элис вдруг поняла, что именно этого и хотела. Она громко застонала и выгнулась навстречу его пальцам, уже совсем мокрым. И она бесстыдно радовалась тому, что он мог заставить ее чувствовать… столько всего. Когда же его палец потер ее бутон, из горла Элис вырвался хрип, и в тот же миг Саймон простонал:

– Боже, Элис… Сладостная Элис…

– Не сладостная. Никогда не была. – «Как это я еще сохранила способность говорить?» – промелькнуло у нее.

– Ты ошибаешься. Сейчас докажу. – С этими словами он раздвинул ей ноги и наклонил голову.

Широко раскрыв глаза, она пролепетала:

– Неужели ты… Так действительно делается?

– Да, делается.

Элис схватилась за спинку шезлонга, чтобы сдержать крик, когда он прижался губами к ее лону. А его палец тем временем снова проник в нее.

– О, Саймон, Саймон… – стонала она. И вдруг в какой-то момент сообразила, что на нем все еще надет вечерний костюм. А ведь на ней – ни единой нитки.

А Саймон между тем продолжал ласкать ее, и желание все копилось и копилось в ней. Она бы никогда не подумала, что люди способны дарить друг другу наслаждение таким способом, но… О боже, у Саймона получалось!

Внезапно Элис вздрогнула и забилась словно в конвульсиях, а из горла ее вырвался крик наслаждения. Она выгнулась с хриплым стоном и на несколько мгновений оторвалась от шезлонга, а затем рухнула обратно и замерла в изнеможении. Саймон же выпрямился и, отступив на шаг, принялся срывать с себя одежду.

Через минуту-другую он предстал перед Элис обнаженный – стройный и мускулистый, с золотистой порослью на груди; причем эта золотистая дорожка спускалась к самому паху. Все тело его было покрыто шрамами, но Элис это не удивило – ведь он был солдатом, воином, прошедшим множество сражений и выжившим, чтобы предстать перед ней сейчас во всей своей красе.

На его длинных мускулистых ногах тоже имелись шрамы, но взгляд Элис остановился вовсе не на ногах – он был прикован к восставшей плоти Саймона. Она уже видела ее и ласкала… только сегодня, но все равно ужасно изголодалась по этой плоти, твердой и чуть покачивавшейся.

Он вдруг нагнулся и подхватил ее на руки. И у нее тотчас закружилась голова – словно она внезапно оказалась под потолком и вот-вот вместе с Саймоном вылетит из окна и взмоет в ночное небо.

Но тут Саймон, откинув покрывало, уложил ее на постель.

– Теперь ты ляжешь рядом? – спросила Элис с улыбкой.

Вместо ответа он скользнул в постель и привлек ее к себе. Его тело, казалось, сжигало ее, а дрожь, охватившая его, тотчас передалась ей. Когда же они поцеловались, она почувствовала, что желание ее возродилось снова. И в тот же миг Саймон прохрипел:

– О, Элис!..

Он уложил ее на спину и раздвинул ноги. И тотчас же навис над ней, суровый и прекрасный как святой, хотя в глазах его не было ничего святого. Их взгляды встретились, и она почувствовала, как его возбужденная плоть коснулась ее лона.

– Да, Саймон, да… – прошептала она.

Его глаза на мгновение закрылись, но только на мгновение. Потом он медленно вошел в нее, растягивая, наполняя.

– Тебе больно. – Он пристально наблюдал за ее лицом.

– Нет-нет, все хорошо. – Конечно, ей было больно, но даже боль была приятна, и она радовалась ей.

Он вошел в нее до конца и замер. Шумно выдохнув, пробормотал:

– О боже…

И было очевидно, что он сдерживался. Сдерживался ради нее.

– Еще, Саймон, – послышался голос Элис.

Он тотчас же немного приподнялся, а затем снова рванулся вперед. И снова – боль, но тут же неожиданное наслаждение. А боль почти прошла. Словно почувствовав эти перемены, он стал входить в нее все быстрее и быстрее. Его глаза опять закрылись, и он что-то прорычал. Элис же наслаждалась его наслаждением… и своим, конечно же.