Чужаки

— Получи. Остальные в следующую получку отдам, — не глядя на Ершова, говорил кочегар. — Век тебя не забуду, и дети тебя помнить будут. Спаситель наш.

— Эх, бить бы тебя палкой, да, видно, некому, — сказал стоявший рядом кочегар.

— Герой какой, — огрызнулся кочегар. — Жена с голоду умирала, дети тоже, ты что думаешь, шутка это? С горя ж… — потом добавил смущенно: — А за помощь спасибо, иначе бы подох… хорошо бы такую поддержку всем, на кого беда свалится, только женам в руки, в кабак, чтоб не того…

Кочегары заговорили одновременно:

— Так-то оно, конечно, правильно, но вот как это сделать?..

— В трудную минуту очень помощь нужна…

— С миру по нитке — голому кафтан, известно…

Они долго шептались, потом один- за другим стали благодарить Ершова.

Так Захар Михайлович стал известным многим рабочим. К нему приходили за советом и просто, чтобы познакомиться. Когда знакомых стало уже несколько десятков человек, Ершов при помощи своих кочегаров созвал собрание.

Разговор начался с того, как трудно живется рабочему человеку.

— Неграмотные мы, да еще каждый сам по себе, вот в чем беда, — говорил Ершов собравшимся, — ну и душат нас хозяева поодиночке, жмут… а мы молчим. Так-то вот все и идет.

— Может, и оттого, что неграмотны, — робко сказал один из рабочих, — кто его знает. — Да нет, мотри, вряд. Скорее от тихости нашей.

— А тихость отчего? Тоже от необразованности. Скажет хозяин или управляющий, а мы ответить не знаем чего, соглашаемся или молчим.

— Да оно, пожалуй, так… серость наша. Говорят, вон у суседей союз какой-то создали, там будто бы и разбираются, что к чему.

В конце собрания по предложению Ершова было решено создать на заводе марксистский кружок. Кружок был организован немедленно и охватил большое количество рабочих.

Через месяц Ершов был вынужден покинуть завод, но он был твердо уверен, что посеянные им ростки не заглохнут, будут расти и крепнуть день ото дня.

На новом заводе, куда занесла Ершова судьба, вскоре стал он известен среди рабочих как человек прямой, не склоняющий головы перед хозяевами. А когда Ершов вступился за рабочего, о нем заговорил весь завод. Разъяренный мастер, точивший уже несколько дней зубы на Ершова, набросился на него с кулаками:

— Эх ты, сволочь! Ты кто такой? — напирал он на Ершова. — Я тебе всю башку расколочу, мерзавцу.

Увернувшись от удара, Ершов подставил противнику ногу, и тот, потеряв равновесие, полетел в угол.

— Будешь знать, холуй хозяйский, как на человека руку поднимать, — пригрозил Ершов. Потом вместе с другими рабочими связал мастеру руки и выбросил из цеха.

Вечером к Ершову подошел рабочий, за которого он вступился:

— Тебе теперь на видах оставаться Нельзя. Сегодня же сцапают. Идем ко мне, я тебя на чердаке или в бане спрячу.

Высокий усатый кузнец прервал его:

— Нет, к тебе ему никак не сподручно, Ко мне пойдет, у меня и жить пока будет. Если надо, вечером можешь прийти, повидаться.

Вечером на квартиру к кузнецу собрались рабочие. Они обсуждали утреннюю потасовку, удивлялись смелости Ершова, смеялись. Потом разговор перешел на более серьезные вопросы.

Долго прожить здесь Ершову не довелось, пришлось покинуть и этот завод. И вот так, несмотря на постоянное преследование, часто без куска хлеба, ночуя под открытым небом, он настойчиво продолжал вести революционную агитацию среди промышленных рабочих.

В течение нескольких лет скитаний по городам и заводам Ершов создал десятки социал-демократических кружков, групп и союзов. Теперь его знали тысячи рабочих на предприятиях Поволжья, Урала и Сибири.

В Сибири, в селе Шушенском, Ершов встретился с Лениным.

Владимир Ильич долго расспрашивал Ершова о положении на уральских заводах, о настроениях рабочих и о работе созданных Ершовым кружков. Он особенно интересовался литературой и материалами, которыми пользуются революционные рабочие.

В беседе с Захаром Михайловичем. Ленин не только расспрашивал его, но и сам говорил о многом: о том, что нужно сейчас делать революционерам, о чем говорить с рабочими, на какой основе строить пропаганду. Особенно запомнились слова Ленина, когда он заговорил о времени грядущей схватки с капитализмом.

— Теперь уже совсем недалеко то время, Захар Михайлович, когда в России грянет буря. Да, да, — поблескивая глазами, продолжал Ленин. — Настоящая буря. Вспомните, мой друг, пророческие слова бесстрашного революционера Алексеева… Как он сказал?..

На несколько секунд Владимир Ильич задумался и произнес уверенно:

«Подымется мускулистая рука рабочего люда, и ярмо деспотизма рассыплется в прах!» Нас миллионы, Захар Михайлович. Мы владеем самой передовой марксистской наукой. Мы знаем законы развития общества… Значит, у нас есть все для победы. Правда трудового народа возьмет верх.

Ершов рассказал Владимиру Ильичу, как трудно вести подпольную революционную работу при отсутствии организующего марксистского центра, как трудно приобретать и доставлять на заводы и шахты революционную литературу.

Владимир Ильич сделал в записной книжке несколько заметок. Откинув голову и пристально глядя в окно, сказал:

— Да, знаю, что это важнейший вопрос. Мы создадим такой организующий центр. Создадим…

Несколько позже Ершов записал для памяти весь этот разговор. Он не мог бы поручиться, что каждая фраза была им записана слово в слово. Однако самое главное запало в его душу: глубочайшая убежденность Ленина в победе рабочего класса России.

Прошло несколько дней, и случилось то, чего с таким нетерпением ждал Ершов. При очередной раздаче пищи, когда старший надзиратель почему-то задержался в коридоре, раздатчик быстро вошел в камеру и, разливая щи, тихо шепнул:

— Следи по вечерам за домиком с двумя голубятнями.

Понял? — Ершов утвердительно кивнул головой; раздатчик улыбнулся доброй, располагающей улыбкой, потом выражение его лица мгновенно изменилось, и он стал на чем свет ругать заключенного обжорой, дармоедом и каторжником.

Домик с двумя голубятнями хорошо был виден из окошка. Он стоял около свалки; через примыкавшие к нему ворота на углу высился небольшой деревянный навес, а под окном виднелся крошечный палисадник.

Подтянувшись на руках, Ершов подолгу, не отрываясь, смотрел на домик. Но никаких признаков жизни там видно не было. Только под вечер к домику подошел маленький мальчик. Осмотревшись, он перелез через заборчик палисадника и скрылся в кустарнике.