Чужаки

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, господин Плаксин, — продолжал развивать свой план Петчер. — Вы говорите, что через сорок лет здесь не будет леса. Но и нас в то время тоже не будет! Скажите, для чего же тогда этот лес? Нет, нам не лес нужен, господин Плаксин, а деньги.

Как можно больше денег! Превратить лес в валюту — вот наша задача! Я уверен, господин Плаксин, вы согласитесь быть в этом деле моим помощником.

Плаксин вспыхнул.

«Неужели этот долговязый серьезно намерен делить со мной добычу?» — спрашивал он себя, чувствуя, как сильно бьется сердце.

Англичанин снова зашагал по гостиной. По выражению лица лесничего он понял, что не ошибся в выборе.

— Завод, шахты и все, что здесь есть, господин Плаксин, принадлежит моему дяде, хозяину. Однако и у нас имеются много возможностей обеспечить себе высокую прибыль. У хозяина мы не можем и не имеем права брать ни одной копейки. Мы должны пойти по другому пути. Он дав но проторен и общепринят. Понимаете ли вы, о чем я говорю, господин Плаксин?

Плаксин покачал головой. Он действительно не мог понять, на что намекает управляющий.

— Нет, господин управляющий, — сморщив лоб и разведя руки, ответил он откровенно.

— Жаль, что вы этого не понимаете, — пожав плечами, сказал Петчер. — А у вас, у русских, говорят, есть пословица: «с миру по нитке, голому кафтан», — смотря на Плаксина прищуренными глазами, продолжал Петчер.

— А! — воскликнул, Плаксин. — Вы хотите разложить это на лесорубов, на возчиков дров и угля, на рабочих? Это очень умно придумано, господин управляющий.

Петчер довольно улыбнулся, подошел ближе к лесничему и, положив ему на плечо руку, продолжал: «Вы, как я вижу, неглупый человек, господин Плаксин. Нужно рассчитать так, чтобы мы получали не менее трех рублей дополнительных доходов с каждой десятины леса».

Петчер в упор посмотрел на своего собеседника. На лбу лесничего выступили крупные капли пота, руки его дрожали.

— Не бойтесь, господин Плаксин, тут ничего страшно го нет, да и делать это вы будете не даром. Десять процентов всех полученных таким образом доходов я отдаю вам, Это немало. Будете стараться — добавлю. Надеюсь, вы согласны?

Прикинув в уме сумму прибыли и стараясь не думать о последствиях сделки, Плаксин утвердительно закивал головой.

Затем Петчер стал расспрашивать Плаксина о лучших местах для охоты и рыбной ловли. Но оказалось, что Плаксин такими вопросами никогда не интересовался и имел об этом смутное представление.

— Семья у меня, — господин управляющий, работа, забота. Когда же мне этими делами заниматься?

Англичанин прочитал лесничему одну из тех нотаций, которые читывал ему некогда дядюшка:

— Рыба и птица, господин Плаксин, тоже имеют ценность и тоже принадлежат хозяину. Вы здесь доверенное лицо и должны нести ответственность за доходы. Потрудитесь все немедленно выяснить. А завтра мы вместе с вами установим места, где мне охотиться и ловить рыбу. Мне, запомните, только мне. Итак, господин Плаксин, — Петчер подал лесничему руку, — больше я вас не задерживаю, мы обо всем договорились. Буду надеяться, что я не ошибся в вас…

В последних словах управляющего слышался хозяйский тон.

Лесничий поднялся со стула и медленно пошел к двери. Охватившее его чувство радости сменилось тревогой. Он понимал, что ему неизбежно придется столкнуться со многими сотнями людей, которые не простят обмеров и обсчетов, и кто знает, чем все это, в конце концов, может кончиться.

«Ясно одно, — с тревогой думал Плаксин, — вся тяжесть дела ложится на меня, а деньги будет получать другой. Это настоящий грабеж. Но что же делать? Отказаться? Нет! Нет! Мне тоже нужны деньги, и я получу их во что бы то ни стало. Я пойду па все, но денег у меня должно быть много! Все может быть, — с лихорадочным блеском в глазах, глядя на дымящиеся трубы завода, думал он. — Возможно, придет и такое время, когда я буду плавить руду… И не на англичан… На себя!»

Глава одиннадцатая

После двух недель тяжелой работы на Собачьей горе лесорубы совсем отощали. Зарабатывая в день по полтине, они трудились за эти гроши весь летний день, с небольшим перерывом на обед. Восход и заход солнца, как правило, встречали стуком топоров и скрежетом пил. Питались очень плохо: утром чай с хлебом, в обед — суп с картошкой н пшенной крупой, грибы. Вечером каша и чай. Мяса или масла ни у кого не было. Хлеб, испеченный еще дома, две недели назад, отдавал плесенью и гнилью. С Алеши стали сползать штанишки, и Марье пришлось к ним пришить лямки.

По вечерам ребята собирались у костра, показывали друг другу кровавые мозоли, мечтали о дне, когда будет выполнен урок и их повезут домой. Многие из ребят, в том числе и Алеша, теперь уже не могли работать целый день. Скопленные за ночь силы к обеду истощались. Пообедав, Алеша неподвижно лежал в балагане, надеясь набраться сил. Но к ужину он уже совсем не мог тянуть пилу. Жалея сынишку, мать шла к дедушке. Старик участливо кивал головой, затем подзывал к себе внука и подавал ему топор.

— Иди-ка, Алексей, к балагану, — с озабоченным видом говорил он, — дров сухих запаси побольше да ужин сготовь-кашу варить поставь, свежих грибов набери. — Дедушка де лал вид, что эти мелкие дела интересуют его больше, чем заработок. У него для Алеши было припасено много разных поручений: принести из ключа холодной водички, сходить посмотреть, как пасется лошадь, выкурить из балагана на бившихся туда за день комаров, разыскать какую-то траву или корень.

Алеша неохотно шел к балагану. Ему было жалко мать. Теперь ей еще труднее. Укоризненно посматривая на свои исхудавшие мозолистые руки и как бы считая их виновными в тяжелой жизни матери, он прятал их под изодранную рубашку и, озираясь по сторонам, сказал, как не раз говорили старшие:

— Эх и жизнь, будь ты проклята, не жизнь, а каторга окаянная. Черту бы лысому такую жизнь.

Лесосека, где работали Карповы, Зуевы и их соседи, проходила по самому хребту Собачьей горы. Отсюда открывался живописный вид на один из озерных районов Урала. Красота природы была здесь настолько захватывающей, что до крайности утомленные лесорубы часто после перекура продолжали еще долго стоять и смотреть вдаль, как завороженные. Любовно оглядывали они слегка дымящуюся тихую гладь озер и разбросанные по ним сказочно-причудливые острова и островочки, высокие горы, заросшие густым вечнозеленым лесом.

На юг от Собачьей горы блестит голубая жемчужина — Увильды. При одном слове — Увильды у знающего эти места человека встает перед глазами неповторимая уральская природа: могучие горы, таящие в себе несметные богатства, дремучий лес, сотни озер, рек и ручейков с холодными и прозрачными, бьющими из-под земли родниками.

Увильды — самое большое, самое красивое и самое коварное на Урале озеро. Сквозь голубую прозрачную воду его можно видеть, как по дну, на многометровой глубине, плавают быстрые окуни, серебристые чебаки, колючие ерши. Сазан, линь, налим, щука и много другой рыбы населяют эту голубую купель.

Берега озера со всех сторон обступил лес: высокие сосны с прямыми, как струны, стволами, с большими шапками тонких игл, стоят, причудливо отраженные в воде, тихо шепчась меж собой. Конусообразные красавицы-ели, крепко вцепившись в каменистую землю, заглядывают в глубину. Более низкие берега непроходимо заросли белыми, как снег, березами, хрупкой ольхой и мягкой липой. Густая зелень рябины, калины, черемухи и чернотала, сплошь переплетенная гирляндами дикого хмеля, плотно охватывает камышовые заводи.