Чужая игра

Семейко действовал тихой сапой и в основном отыгрывался на безответных сотрудниках, не обладающих достаточной силой воли и характером, чтобы противостоять иезуитским наскокам Иудушки.

Операция по изъятию долларовой начинки рефрижератора в сводке по городу проходила как бандитская разборка. Никто даже не подумал усомниться в этой липе — чего-чего, а подобных столкновений хватало.

Прокуратура, как обычно, завела дело, следователи что-то вяло искали, рефрижератор, как оказалось, был краденый, автобус записан на какую-то несуществующую латвийскую туристическую фирму, а легковушки, на которых приехали курьеры, исчезли.

Самое интересное, что и в автобусе, и на территории складов не нашли ни одного трупа.

А омоновцы Кузьмича, приготовившиеся ловить разбегающихся преступников, а также немного подлататься, ухватили только мертвого осла уши — охрана тягача словно сквозь землю провалилась. Не говоря уже о деньгах.

— Какого черта ты меня вызывал! — в сердцах матерился Кузьмич утром. — Знал бы ты, какая цыпа грела мне бочок.

— Кончай заливать. Ты ведь спал как сурок.

— Серега, в мои годы на марафонской дистанции нужно беречь силы, — отступил на запасные позиции Кузьмич. — Ну, вздремнул чуток. Так ведь ожидалось продолжение.

— Кузьмич, твои парни могут держать язык за зубами?

— Я бы не поручился. Нет, закладывать никто не побежит. Но в хорошей компании, да под водочку… чего только не наговоришь, когда расслабляешься. Ты что-то опять задумал?

— Я хочу, чтобы свою ночную вылазку ты представил как инициативу Латышева. Пусть даже в моем исполнении. Но это в крайнем случае, если сильно прижмут. Мне бы не хотелось светиться.

— Хе-хе-хе… С тебя причитается. Я как в воду глядел. Что нас сорвал Латышев, уже знает каждая собака. Так я и в рапорте напишу.

— Спасибо, Кузьмич. — Я от всей души потряс ему руку.

— Серега, я не пальцем деланный. Лучше уж мне одному плести байки по поводу разборки, чем мы будем вдвоем кукарекать на разные голоса. Латышев — шеф, с его трона видней, на кого плюнуть, а кому конфетку бросить.

— А если спросят, почему не вмешался?

— Ну ты даешь! — Кузьмич расхохотался. — А когда мы вмешивались в разборки? Да пусть перестреляют, суки, друг друга до единого. Только дышать в городе станет легче.

— И то…

— Серега, а все-таки, что было на самом деле? Чей там спецназ шустрил?

— Разборка, Кузьмич, разборка…

Я посмотрел ему прямо в глаза долгим взглядом.

— Понял, — кивнул Неделин. — Лишние знания обременяют человека. Извини. Наверное, стар становлюсь.

Мы расстались, довольные друг другом.

Под впечатлением разговора с ним я ходил часа два: общение с Кузьмичом мне всегда доставляло удовольствие.

Он никогда не лгал, не притворялся, не закладывал. А когда дело доходило до драки с вышестоящими, первым подставлял свою грудь под залпы начальственного гнева.

К обеду мое приподнятое настроение улетучилось. Эйфория боя, взбурлившая мою кровь и взбудоражившая нервы, сменилась отрешенностью и гнетущей усталостью.

Самое плохое во всей этой истории с ночными похождениями было то, что дальнейшие события пошли совсем по иному руслу, чем я предполагал.

Долларов в банковских упаковках изъяли столько, что у многих глаза полезли на лоб. У меня даже возникло желание пару пачек нечаянно положить в свой карман.

Увы, человек слаб и грешен…

По моим скромным подсчетам, в тайниках рефрижератора (ими служили его двойные стенки) находилось миллионов сто пятьдесят. А может, и больше.

Но на территории «пороховых складов» я был лишь до того момента, как деньги перегрузили в машины ГРУ. И то только потому, что про меня просто забыли.

Затем меня все-таки нашел и отозвал Латышев, приказав ехать домой и явиться на работу как обычно, к восьми.

Я успел лишь принять душ и выпить чашку кофе, когда за мной приехала «волжанка». Переговорив с Кузьмичом, я стал терпеливо ждать вызова к Латышеву.

Но он как отправился к генералу, так и не появлялся в управлении до самого вечера. А ранним утром следующего дня полковник уже сидел в самолете, летевшем в столицу.

И все. Стало тихо, как в усыпальнице. В управлении царила просто мертвая тишина, и лишь сотрудники время от времени бесшумно мелькали в коридорах, словно не уснувшие вовремя упыри.

Все чего-то ждали. Притом с большим мандражом. Чего?

Мне над этим вопросом размышлять не хотелось. Я просто боялся об этом думать. У меня создалось такое впечатление, что майора Ведерникова бросили, как использованный предмет интимного обихода.

Дело сделано — и будь здоров, опер. И крутись сам, как хочешь…

По идее деньги нужно было оприходовать и сдать в областное отделение Госбанка, а на главного виновника ночного боя «Витас-банк» спустить с цепи свору ревизоров, налоговиков и прочая.

Я уже знал, что курьеры везли и наличность, взятую из резерва для закупки партии оружия, и «навар» от сделки.

И теперь стоило лишь заглянуть в сейфы «Витас-банка», чтобы раз и навсегда покончить со всеми проблемами, о которых так долго распространялся Виктор Егорович, — такую огромную недостачу объяснить невозможно.

Однако никакого шевеления нигде не наблюдалось.

«Витас-банк» по-прежнему работал с частной клиентурой и предприятиями.

Его клерки, как всегда, были приторно вежливы и предупредительны; охрана торчала на своих местах, поигрывая бицепсами и пожирая глазами любого подозрительного типа; сновали инкассаторские машины, к главному входу подъезжали «мерсы» и «крайслеры», упитанные «новые» деловито считали ногами ступени, ведущие к сверкающим бронированным стеклом и начищенным латунью дверям…

Ну просто мир и гладь да Божья благодать!

Вот только президента банка Наума Борисовича найти не могли.

Он словно испарился. Или нечистая уволокла, или забрали на свой корабль инопланетяне для опытов.

Не знаем, где наш шеф, он нам не докладывает; скорее всего, где-то в столице, отвечали ангельские голоса секретуток.

Интересно, какого государства?

Так я просидел в полной маете и неопределенности почти до следующего четверга. Нет, точно про меня забыли. А может, это и к лучшему?