Чужая любовь

Но самое обидное было для Кати, что Никита никогда не заступался за неё, а просто глупо улыбался на слова матери и отшучивался:

– Не обращай на неё внимания. Пусть помечтает. Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Будешь жить столько, сколько я решу, а я хочу, чтобы ты была рядом. Квартира приватизирована на родителей и меня. Олеська тогда у мужа была прописана. Сама лоханулась, с Генкой развелась, а теперь жалеет, думала, что он вечно на коленках перед ней ползать будет, прощенья вымаливать. Припугнуть хотела, чтоб он ей новую тачку подогнал, на развод подала, а он взял, да и подписал бумаги. Генка мировой мужик, изменил ей, видите ли, он и не отпирался. Правду сказал, что было. Она всё думает, что это с тобой он тогда был, я-то точно знаю, ты в тот день со мной на природе была. Вот Олеся и злиться на тебя, ей всё равно правду не докажешь, я пробовал, бесполезно. Часто у неё голова болела, вот он и леванул, мужик без секса не может. Привёл бабу домой на их кровать, а та под кроватью трусы забыла. Не пойму, как она без трусов домой пошла. Думать надо было. Мужик сказал в койку, значит, таблетку от головы выпила и в койку. А мать, она старой закалки, замуж говорит, что вышла девственницей и любит повторять, что ни для кого кроме, как для мужа ноги за всю жизнь не раздвигала. Батька этим гордиться.

Получив свою первую зарплату, Екатерина сразу собрала свои пожитки, сняла маленькую комнату у пожилой женщины-пенсионерки Веры Павловны. Денег на отдельную квартиру с проживанием без хозяйки у неё не было, хотя к тому времени прошло два года, как брат окончил институт, но на материальную, когда-то обещанную Любовью Петровной, помощь дочери, денег у матери не было, а отец деньгами не распоряжался.

Он часто шутил:

– Я, дочь, свою зарплатную банковскую карточку держал только один раз в руках, когда получал её в банке. Люба там же сразу её конфисковала.

Екатерина чувствовала, что отец их с братом любит одинаково, даже её может быть и больше, но полностью и слепо подчинялся жене, точно в чём-то чувствовал себя виноватым или должным ей. Родители помогали Алексею, который больше двух-трёх месяцев, ни на одной работе не задерживался. Постоянно жаловался: то начальство было дотошным и несправедливым, то условия работы были невыносимыми или вредными для его здоровья, то платили копейки.

Возвращаться в район к родителям, как и Катя, он также не хотел, снимал квартиру на деньги родителей, куда водил девчонок и ходил по клубам и кабакам. Все свободные деньги родителей временно оседали в его карманах, но долго не задерживались.

На просьбу сестры о временном приюте, он отвечал отказом:

– Ты, Кать, не обижайся, никак не могу, крутись сама. Ты красивая девчонка, тебе легче. Как ты себе представляешь, я, значит, привожу домой деваху, а тут ты. Я, короче, стараюсь устроить свою личную жизнь, кручусь и выкручиваюсь, как могу, окучиваю богатых тёлок, а ты у меня под ногами мешаешься. Нет, Кать, нет. Пока!

Крошечная комнатка в родительской квартире была чуть больше кладовки, но с большим и светлым окном, за которым во время сильного ветра близко растущий высокий и стройный клён постукивал и царапал по стеклу своими ветками, как бы напрашиваясь к Екатерине в гости.

Добрая, худощавая Вера Павловна выделила ей полку в своём большом холодильнике, разрешила пользоваться посудой, микроволновкой и телевизором на кухне, но на посещение её со стороны кавалеров или подружек был поставлен строгой запрет. Хотя Катя не раз была свидетельницей, как к хозяйке приходили незнакомые женщины и девушки, и она закрывалась с ними в большой комнате.

Квартирантка предполагала, что Вера Андреевна им гадает или пичкает их своими лечебными снадобьями и исцеляющими мазями и настойками, от которых Екатерина так упорно отказывалась. Любопытные старушки, встречающие Катю у подъезда, каждый раз предостерегали её от колдуньи Веры Павловны, чёрной силы которой очень боялись и рассказывали разные небылицы, в которые девушка не верила.

Никита вскоре начал взвывать, как тот злобный ветер, и стучаться, точно клён, но только в закрытую дверь:

– Где и когда нам встречаться? Работаешь ты до восьми вечера, выходные тоже на работе. Да это ладно, а где мои ночи, я без секса не могу, да у меня скоро мозоли на ладони появятся, пару раз за ночь мне нужно обязательно. Я долго так не вытерплю, учти, Катюх.

Почти каждый день после работы, когда она на полпути встречалась с Никитой, они шли к нему. Екатерина чувствовала недовольный взгляд матери своего парня, но боясь потерять любимого, терпела её немое осуждение. Они тихо проскальзывали в комнату Никиты, запирались на ключ, чтобы никто не смог им помешать.

 - Иди ко мне, Катюх. Снимай трусы - знакомиться будем.

И объяснял план предстоящего знакомства: позы и положения. Катя серьёзно относилась к их, с так называемым её молодым человеком, почти ежедневным и многократным знакомствам.

Печальный опыт незащищённого секса и беременности у неё был в конце третьего курса. Узнав о беременности, не зная, как поступить, она сразу рассказала Никите, категоричность которого очень удивила и обидела Екатерину. Он поставил её перед трудным выбором или он, или ребёнок.

Всегда такой лояльный и ласковый, он повёл себя будто во всём, что произошло, виновата только она одна и как преступница должна понести наказание, и обязана благодарить его за готовность оплатить процедуру прерывания беременности. После аборта Катя долго не могла простить ни его, ни себя, сдала сессию и уехала в родной город на летние каникулы.З

За два месяца каникул острые углы обиды сгладились и не так больно ранили её молодую душу, способную быстро регенерировать. Он пришёл в общежитие в день её приезда, накануне занятий с большим букетом роз и приглашением в ресторан, отметить её приезд и примирение. Катя его простила, пригрозив, что больше такого не сделает, обязательно родит, сделает тест и докажет его отцовство.

Угрозы Екатерины подействовали на Никиту, он всегда теперь сам заботился о безопасном сексе. «Квадраты безопасности», как он их называл, разного цвета находились в карманах брюк, куртки, в бумажнике, даже в Катиной сумочке и одежде, и объяснял, что на все случаи жизни.

Полной уверенности в верности своего парня у Кати не было, но и повода сомневаться в его изменах у неё до последнего времени не было. Однажды после бурного секса, когда она собиралась уходить и ждала в прихожей, замешкавшего Никиту, всегда провожавшего её до съёмного жилья, выглянула тридцатилетняя, пополневшая после недавнего развода его сестра Олеся.

– А, это ты, Кать, сейчас с ним кувыркалась? Я-то думаю, кого же он сегодня привёл? По воскресеньям у него только выходной, а мы все работаем. Так он каждое воскресенье днём новую пассию приводит, то на мою кровать, то на родительскую, а вечерами тебя. Молодец у меня брат, не теряется. Половой гигант, точно.

Екатерина промолчала, ничего не ответила, да и не знала, что говорить. До этой минуты девушка была уверена в его верности и любви, ведь он был первым и единственным её мужчиной. Тень сомнения и чувство ревности засели в её сердце, сознании и мыслях. Чтобы она не делала, чем бы ни занималась, вспоминала высказывание Олеси.

Теперь слушая его слова о любви, она старалась найти в них нотки лжи, в поступках следы обмана. Мысль о возможных изменах, как червь-паразит, копалась у неё в голове, омрачая отношения, увеличивая с каждым днём рану на сердце.

Никите Катя ничего не говорила, но при удобном случае решила проверить, тем более, что ключи от квартиры после проживания у неё остались.

Никита всегда провожал её до угла дома, чтобы Вера Павловна с балкона его не заметила. Хозяйка спать ложилась поздно, соблюдая каждый день один и тот же ритуал. Проходя из прихожей в свою комнатку, через открытую дверь девушка видела, как Вера Павловна выдвигала то один, то другой ящик комода, полный всяких мазей, растирок, настоек, отваров, примочек.