Чужая невеста. Я тебя украл
Шрифт:
Может быть, Аслан сделал вид, что никакого Юсифа не было, может быть, мне тоже удалось сохранить равнодушное лицо, но в глубине души я опасаюсь и жду подвоха от дяди.
Не знаю, Умар ли подослал одного из своих сошек? Или Юсиф сам пожаловал?
Я слышала, что Юсиф часто пропадал из виду и занимался своими делами, за что ему перепадало от Умара.
Но в итоге дядя все же не избавлялся от Юсифа, не зверствовал в отношении него. Как-то дядя обронил, что от каждого из его людей есть своя польза.
Очевидно, польза Юсифа была в том, чтобы
Возможно, этот гнусный червь даже посчитал меня легкой добычей? Или все же это было распоряжение дядюшки - подсмотреть, взялся ли Аслан за меня, как за свою жену и спешит ли наградить младенцем?!
Я вспоминаю себя, свое поведение и начинаю стыдиться: как я стонала и льнула к супругу, как вымаливала каждым движением его ласки! Он же, как назло, в этом деле хорош!
Хорош настолько, что я забылась и забыла о требовании дядюшки - родить и отдать ему наследника.
Родить и отдать собственного ребенка этому ублюдку? Чтобы он измывался над ним так же, как надо мной?! Еще одного бесплатного и бесправного раба хочет получить?!
В душе поднимается волна темной, животной, неописуемой ярости и жажды отстоять свое любой ценой.
Ни за что! Не отдам!
Это не поддается никакой логике… У меня не было секса с Асланом.
Сердце пробивает острой булавкой: а как же Камаль? Трус мог сделать мне младенца!
Может быть, Аслан даже уверен, что я залетела от Камаля?
Поэтому ему плевать… Плевать, что станет с чужим ребенком!
Может и отдать с легкостью, а я - нет - ни за что!
Это напоминает сумасшествие: я чувствую, как от страха и неизвестности мой разум переполняется густым туманом страха и нежелания подчиняться жестоким требованиям.
Я ни в чем не уверена! Ни в чем…
Пытаюсь мысленно подсчитать дни для зачатия, и прихожу к выводу, что дни с Камалем были неопасные. Но кто даст стопроцентную гарантию?
Я ведь не помню ничего, совсем ничего! И это самое отвратительное: не помнить, не знать наверняка, но заранее трястись от страха.
Вдруг я уже беременна от Камаля? А если нет, то очень-очень скоро забеременею от Аслана.
Он так рьяно взялся за дело, так опытно пытался соблазнить меня, что в его умении и способности зачать младенца не возникает никаких сомнений!
Или-или…
Но для меня такого расклада просто не существует.
Итог будет один: в отведенный срок или намного позднее Умар явится за обещанным ему наследником и отберет его.
Значит, выход только один: дождаться женских дней. Если они наступят, значит, с Камалем ничего не вышло! Молю, чтобы так и было.
Пусть произойдет именно так, тогда я не должна подпускать к себе Аслана. Никакого супружеского долга в моем исполнении он не получит!
Пусть Аслан и дальше шлюхами пользуется, как прихвастнул перед дядюшкой. Пусть развлекается с шалавами, думаю неожиданно зло, вспыхнув!
Я не стану рожать
малыша только для того, чтобы отдать его Умару. Все равно, что загубить его жизнь на корню…Не позволю этому случиться.
Едва я прихожу к таким выводам, на меня опускается какая-то теплая волна, чуть-чуть отступает гнет обстоятельств и неизвестности.
Я снова обретаю возможность видеть и слышать.
Первое, что я слышу, как мелкие камушки скатываются по дороге от торопливых и слишком частых шагов. Слишком легкие и какие-то неправильные шаги!
– Лея, где ты там?
– слышится голос Аслана.
– Полюбуйся!
Он хватает меня за плечо и вытягивает из-за камня. Я ошарашенно смотрю на маленького белого козленка, остановившегося рядом с нами.
– Козленок?
– спрашиваю с удивлением.
– Козленок, - подтверждает Аслан и вдруг закатывается низким смехом.
– Ты удрала от козленка! Видела бы ты себя.
У него приятный, рокочущий смех, от которого в груди возникает чувство щекотки.
Но гораздо больше во мне внезапно вспыхнувшей обиды: ему смешно!
Аслан насмехается над моими страхами! Может быть, он совсем сумасшедший и за отшельническую жизнь в глуши растерял возможность бояться? Но я не такая…
Во мне все инстинкты вопят о необходимости прятаться в потенциальный момент опасности.
Аслан хохочет, вальяжно расположившись на камне, я отворачиваюсь и снимаю дурацкие калоши, чтобы поправить сползшие носки.
Глотаю глупые слезы обиды. Они все равно стекают к кончику носа, щекоча его. Осторожно вытираю капли рукавом, чтобы не издавать лишних звуков.
У меня есть занятия поважнее, чем делить с Асланом его глупое веселье.
– Ты не рада нашему гостю?
Вопрос снова адресован мне.
Нельзя игнорировать. Невежливо.
Я вдыхаю как можно глубже и запираю звуки беззвучных слез внутри, чтобы случайно не вырвались. Чтобы ничего не вырвалось.
Замыкаюсь в себе, понимая, что ночные поцелуи были ошибкой.
Больше не повторится.
У Аслана свои интересы, а у меня - свои. Я сама по себе, для меня ничего не изменилось.
Я еще в пределах досягаемости Умара Джафарова, а у него очень длинные руки.
– Лея? Чего ты там возишься?
Лишь бы муж не подошел смотреть!
– Я поправляю обувь. Нашему гостю я не рада. Он меня напугал. И я не понимаю, почему он за нами побежал.
Вроде бы нормально ответила. Ничего такого… Не нагрубила? Нет, кажется, не нагрубила.
Однако Аслан все равно поднимается и застывает надо мной.
– В чем дело?
– Калоши сползли.
Аслан присаживается и проверяет: перед отправлением я примотала калоши к ноге веревкой, чтобы они не спадали с ног.
– Плохо завязала, давай поправлю.
«Не стоит!» - воплю мысленно.
Но дергаться глупо. Осторожно замираю, глядя, как Аслан развязывает узел и стягивает носок, касаясь светлой кожи.
– Сорванный мозоль болит?
– Все хорошо.
– Значит болит.