Чужая невеста

— Я быстро.

Но Джек обхватил ее и прижал к твердой груди.

— Обещай, что не сбежишь.

Сердце у нее колотилось, как у лошади на финишной прямой. Сбежать — это было бы самое мудрое решение.

— Обещаю, что не сбегу.

Он выпустил ее, и Лорелей помчалась к джипу. Секунду она стояла, сжимая ключи в руке. Обещание обещанием, но нельзя не воспользоваться случаем. С каждым часом ей все труднее сопротивляться Джеку. Легко допустить какую-нибудь глупость. Ведь она стала относиться к нему явно мягче!

Она посмотрела на поляну, где оставила Джека. Тот сидел на земле и все смотрел на останки карты. Комок подкатил к горлу. Разумно или нет, но она дала ему слово. К тому же бросить больного подло.

— Ты первостатейная дура, Лорелей Мейсон, — пробормотала она, вытаскивая аптечку. Лед растаял, но вода была еще холодная. Она окунула в нее полотенце и побежала вниз. У нее еще будет шанс, обязательно будет. Но сейчас Джек в ней нуждается. Что, у нее совсем уж сердца нет — бросать его, когда ему нужна помощь?

Джек коротко взглянул на нее и опять обратился к карте. На этот раз перед ним было два листка бумаги. По второму он с трудом водил карандашом, зажав его обожженными пальцами.

Лорелей поставила рядом флягу с водой.

— Протяни руки.

Он не отвечал, и она отняла у него карандаш, положила его поверх карты и взяла за руки. Глаза его раздраженно сверкнули. Он вырвал руки.

— Я пытаюсь зарисовать то, что помню из карты.

— С этим придется подождать, сначала я промою ожоги.

— Мне не нужна нянька.

— Ерунда, — ответила она, позаимствовав у него выражение протеста. — Ну, давай же руки.

— Оставь меня! Как ты не понимаешь? Я пытаюсь восстановить план. Без него мы не сможем найти шахту Голландца.

— Далась тебе эта шахта! Обойдешься без нее.

— Не обойдусь. Я тебе говорил: золотая шахта — мой второй шанс.

Взгляд у него был такой удрученный, что сердце у нее дрогнуло.

— Ты найдешь эту шахту, Джек. С картой или без. Если кто и сможет ее найти, так это ты.

— Ты действительно в это веришь?

— Да. — Она вдруг поняла, что так оно и будет. Если шахта существует, Джек ее найдет. — Ты как-то сказал мне, что по части поиска сокровищ тебе равных нет.

— Да. Такое на меня похоже.

Она стала обмывать ему руки, поливая из фляги. Оказалось, что все не так страшно. Левая рука чуть-чуть распухла, а на правой вздулось несколько волдырей.

— Помню, ты еще говорил, что какой-то старый хрыч во Флориде пытался продать тебе металлоискатель, и ты сказал, что инстинкт Сторма лучше любого прибора.

Улыбка тронула его губы.

— Я был здорово самонадеянный в те времена.

— Сейчас тоже.

— Странно, что ты помнишь такие вещи.

Она вложила ему в руку мокрое полотенце и загнула пальцы в кулак.

— Наглая самоуверенность мужчин производит на девчонок сильное впечатление. Ты был безрассудный, отчаянный. Отчасти тем и привлек меня.

— Ты меня любила.

— Я была увлечена тобой. — Она убрала полотенце, смазала ожоги мазью и стала забинтовывать.

— И это все? Увлечена?

— Да, — солгала она. — Ты был старше, опытнее, ты возбуждал мое воображение — такое сочетание непреодолимо для девушки восемнадцати лет.

— Не возражаешь, если я проведу небольшой эксперимент? Сейчас тебе двадцать восемь...

— Какой еще эксперимент?

— Посмотрим, говорят ли в тебе только гормоны или это что-то более глубокое.

Прежде чем она сумела встать, он дернул ее за лодыжку и опрокинул себе на колени.

— Джек!

Он отнял ее руки от лица и тихо поцеловал в шею. Она хотела протестовать, но слова замерли на губах. Черная щетина небритых щек колола чувствительную кожу, разжигая огонь в крови.

Лорелей пылала. Его руки жгли ей тело. Она ощущала твердый предмет, вдавившийся в нее, и между бедер возникла предательская боль.

— Лорелей, давай займемся любовью, — коварно шепнул он. — Ты же хочешь.

— Секс ничего не изменит, Джек. Хотеть тебя — не значит любить.

— Ты меня любишь.

— Я люблю Герберта.

Сверля ее потемневшими от злости и боли глазами, он заявил:

— Я тебе докажу, что ты лжешь. — Вкрадчивый тон делал его угрозу еще опаснее. — Как только я войду в тебя, ты забудешь даже имя Герберта.

Кровь ее забурлила, но, стараясь сдерживать голос, она сказала:

— Я назвала тебя пиратом за похищение со свадьбы. Я не знала, что похитить — значит к тому же изнасиловать.

Джек отпрянул, словно его ударили. С проклятьем он откатился и пнул кулаком спальный мешок, но тут же схватился за руку и снова выругался.

Лорелей вскочила, быстро застегнула пуговицы на блузке. Все еще дрожа от пережитого возбуждения, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и украдкой взглянула на Джека. Ему приходилось вдвое хуже, он прижимал к груди больную руку.

— Как ты? — Он не ответил, и Лорелей опустилась рядом с ним на колени. — Дай посмотрю. — Она взяла его руку, повернула ладонью вверх; белый бинт быстро намокал кровью. — У тебя идет кровь.

Он увернулся и спрятал раненую руку.

— Все в порядке.

— Ничего не в порядке. Это лопнули волдыри. Можно занести инфекцию. Давай я перевяжу...

— Я сам перевяжу.

— Лучше я.

— Нет. Иди спать, Лорелей, — сказал он, рывком поднялся на ноги и ушел в ночную темноту.

Джек шел и шел в темноте при свете луны, пока боль в руке не пересилила душевную боль. Он наконец забрался в палатку, но сон не приходил. Ворочаясь в спальном мешке, он старался найти положение, в котором мог бы отдохнуть и избавиться от мыслей о Лорелей. До чего же он все запутал... Правая рука нестерпимо болела.

Но еще нестерпимее было то, что Лорелей любит другого. Последний удар она нанесла словом «изнасиловать». Он никогда в жизни не принуждал женщину, одно предположение о том, что он мог так поступить, было невыносимо.