Чужая птица
Шрифт:
— Я отвезу тебя в больницу, — решил Петер. — И никаких возражений, ты серьезно больна. Попросим их послать сюда кого-нибудь, кто знает, что делать с… телом. Или следует позвонить в полицию? Да, наверное, стоит позвонить в службу спасения. Но это можно из машины сделать. Сейчас главное — отвезти тебя в больницу. Если это отравление, то времени терять не стоит.
— А как же Рубен? Мы вот так его и бросим?
— Да куда он теперь-то денется? Пусть лежит себе, а тебе, вероятно, промывание желудка понадобится, соображаешь? — сказал Петер и помог Берит встать.
— Ты уверен, что он мертв? Может, он просто крепко заснул? — Берит в отчаянии заломила руки, все еще надеясь на чудо.
— Мертвее не бывает. А теперь пойдем, я подгоню машину.
— Но я даже не одета. Вот беда! Мне нужно переодеться во что-то
— Да, может, грибы и ни при чем. Вдруг его удар хватил или тромб там какой, черт его знает. Нужно взять себя в руки. Давай садись вот сюда, на переднее сиденье. Ага, вот так. Держи, это тебе на случай, если снова тошнить будет, — успокоил ее Петер, положив на колени рулон полиэтиленовых пакетов. Он почти всю жизнь проработал водителем такси и знал, что делает.
В отделении неотложной помощи была очередь, и сбившаяся с ног медсестра, увидев завернутую в пеструю тряпку ногу Петера, поначалу решила, что они пришли из-за пореза, а потом долго не могла взять в толк, что именно Петер пытается ей объяснить. Рана была довольно глубокой, из нее вытекло немало крови. В ту секунду, когда медсестра отодвинула кожу, обнажив надкостницу, Берит упала в обморок. Никто не удивился, приняв это за естественную реакцию. А Петера, бормотавшего что-то о промывании желудка, почтовых голубях и умершем соседе, никто всерьез не воспринял. Недаром эта женщина сопровождает его в больницу — мужик, похоже, немного не в себе.
Когда потерявшая сознание так и не очнулась, позвали врача, который констатировал, что она в тяжелом состоянии: содержание кислорода опустилось до семидесяти девяти процентов, а кровяное давление вообще ниже измеримого. Ее положили на носилки и отвезли в процедурный кабинет. Седеррот остался в зале ожидания и наблюдал, как небольшая лампочка над дверью кабинета мигает то зеленым, то красным, размышляя, что бы это могло означать. Какой-то мальчуган катал игрушечный трактор по полу и проехался им прямо по ноге Петера — тот взвыл от боли, и малыш, испугавшись, расплакался. Чтобы успокоить и мальчугана, и его маму, Седеррот дал им по медовой карамельке, а потом его вызвали в один из кабинетов накладывать швы.
— Вам давно делали прививку от столбняка? — поинтересовался доктор, с виду совсем молодой и неопытный, хотя обезболивающее он вколол твердой рукой.
— Не припомню, хотя погодите, как-то раз, когда мы разбирали сарай, мне в зад вонзился ржавый гвоздь. Года четыре тому назад, — ответил Петер, скорчив гримасу.
Несмотря на укол, процедура причиняла боль. Лучше бы врач не сразу схватился за иглу, а немного подождал. Но с другой стороны, все быстро закончилось. Еще и аккуратную белую повязку наложили. Только Петер собрался поведать доктору о Рубене, как тому поступил срочный вызов, и он умчался. Через открытую дверь Петер видел, как каталку Берит бегом подкатили к лифту. Ему так хотелось узнать, что с ней. Кислородная маска у нее на лице и суета персонала вокруг носилок ничего хорошего не предвещали. Неужели все так серьезно?
Прошло еще полчаса, а в палату никто так и не зашел. О Петере будто забыли. Он приподнялся и сел на койке. Взять, да и пойти домой? Не может же он тут весь день валяться! Обращаться к медсестре в регистратуре, занятой молодой мамашей с орущим младенцем на руках, Петер не хотел. Ему пора домой, следует хорошенько выспаться перед ночной сменой.
Глава 6
В четверг 29 июня, в тот же день, когда Рубен Нильсон обнаружил чужака в голубиной стае, Матс Эклунд в большой спешке покинул квартиру на улице Доннерсгатан в местечке Клинтехамн. Он не только не завязал шнурки, но даже не взял куртку, хотя на улице было прохладно.
Он и не подозревал, чем обернутся к вечеру все проблемы, занимавшие его мысли в этот момент. Закрыв за собой дверь, Матс не был уверен, что есть путь назад. Вопрос задан, и теперь от него не уйти. Размеренная жизнь вот-вот разобьется на мелкие осколки. Пробежка давала лишь небольшую отсрочку. Он и сам признавал: трусость чистой воды —
взять и убежать вот так, хотелось бы действовать смелее, но, с другой стороны, ему было необходимо время, чтобы подумать.— Хочешь, давай разведемся? — бесстрашно поставила вопрос ребром Йенни.
Наверняка ее тоже пугала эта перспектива, но она не подала виду. Лицо, на удивление, ничего не выражало. Увидев смятение мужа, она слегка откинула голову, будто это должно было помочь ему хоть что-то сказать. Но он не мог выдавить ни слова: ни уверенного «да», ни «нет, я ведь люблю тебя, ты же знаешь, зачем ты говоришь такие глупости, дорогая?». Они с женой застряли где-то посередине, в бессмысленной и гасящей всякую страсть позиционной войне, выясняя, кто из них не вынес мусор или не протер плиту. Он чувствовал себя ужасно одиноким и несчастным из-за этого конфликта. Его все раздражало. Ну разве это жизнь? Детский сад, пеленки, экологически чистая морковь и Йенни, потерявшая всякий интерес к любовным утехам с тех пор, как родила детей, которых так хотела. «Нет, сегодня у меня нет сил». «Нет, дети же могут проснуться». «А им обязательно спать вместе с нами?» — спрашивал он. «Конечно, Хенрик ведь боится темноты, а Стину с утра тошнило». Как могла его жизнь стать такой монотонной? Сон, работа, забрать детей из садика, уложить детей, сон, работа… и так словно маятник, а выходные поход в магазин для разнообразия или визит родителей жены. Если бы только их сексуальная жизнь оставалась насыщенной, все остальное решилось бы как простейшее уравнение. Тогда бы их объединили тепло и доверие, позволив им воспарить над горой из нестираного и неглаженого белья и перемахнуть через пропасть бессонных, полных детского крика ночей. Но все было совсем не так. «Я задыхаюсь», — подумал он и перешел на бег трусцой, миновав дорогу к церкви Клинте и продолжая путь в сторону хутора Вэшенде. Обратно он вернется по насыпи, решил Матс и ускорил темп, чтобы избавиться от грустных мыслей, но те вились вокруг, словно рой мух, привлеченных запахом человеческого пота.
Следующие несколько недель Йенни предстоит работа тренером в футбольном лагере школы Клинте. Она будет ночевать там, а дети поживут у бабушки с дедушкой. Хорошо бы подождать с решением, пока она не вернется. Так у них будет возможность все обдумать, каждому по отдельности.
Почему это случилось с ними? Ведь они так любили друг друга. Куда подевалась нежность, ласковые слова, страсть? Страх навалился на него с неожиданной силой, и бездна одиночества разверзлась прямо перед ним. Адреналин подскочил в крови, и Матсу стало нехорошо.
До сих пор он думал лишь о себе, о собственных мечтах, о том, какой должна была стать их совместная жизнь с Йенни. В глубине души Матс обвинял жену за то, что она не всегда соответствовала всем его требованиям. Он вел себя как ребенок, уверенный в неоспоримом праве на любовь. Но что сама Йенни думала об их браке, он и понятия не имел, а спросить никогда не решался. А если она действительно хочет развестись? Нет, этого нельзя допустить. Они должны взять себя в руки и все тщательно взвесить, дабы не разрушить то, что потом уже не восстановишь. И о детях нужно подумать!
Матс Эклунд обогнул дощатый уличный сортир, стоявший на территории заброшенного хутора, и наткнулся на палатку. Небольшую двухместную палатку грязно-серого цвета. У него самого была такая в детстве — старомодная, с деревянными колышками и шнуровкой вместо молнии. Матс не удержался и заглянул внутрь. Глазам понадобилось немного времени, чтобы привыкнуть к сумраку палатки. Постепенно из темноты выступил чей-то силуэт. Даже при таком освещении можно было различить кровь, черную как смоль, резко выделявшуюся на фоне чего-то светлого. Там лежит человек. От увиденного у Матса перехватило дыхание. Он попятился назад, споткнулся и сел, затем поднялся и побежал в сторону дороги, как можно дальше от жуткого зрелища. Непослушными пальцами он нащупал в кармане мобильный телефон и собрался было позвонить в полицию, но решил сначала убедиться, что это все ему не примерещилось. На этот раз он ослабил шнуровку и раздвинул края палатки, чтобы внимательно все осмотреть. Представшая его взору картина приковала его к месту. Мужчина, всего на пару лет старше самого Матса, лежал на покрытой брезентом земле: невидящий взгляд устремлен в потолок, рот открыт, а на светлой рубашке огромное блестящее пятно крови.