Чужая судьба

— Прошу, оставьте нас, — попросил Данте.

Родители покинули комнату, как мне показалось, даже с каким-то облегчением. А я поймала себя на мысли, что тоже готова была сбежать отсюда подальше. Это ведь просто ребенок, только ребенок… Я ведь так люблю детей…

Данте закрыл глаза и водил ладонью, словно прощупывая воздух перед собой. Я взяла с полки тряпичную куклу с роскошными бантами и осторожно села рядом с Мишель.

— Привет, — сказала дружелюбно. — Меня зовут Амари. Хочешь поиграть, милая?

— Хочешь поиграть?

Мишель произнесла это, продолжая закрывать лицо. Она спросила очень странно, словно… словно повторила новую для себя фразу. Данте сел рядом и внимательно рассматривал девочку. Я придвинулась ближе, оставив бесполезную куклу на полу, протянула руку и осторожно погладила ее по волосам.

— Мишель, детка, посмотри на меня.

— Посмотри…

Девочка вдруг бросилась ко мне, раскинув руки, издавая громкий рык. Так делают дети, когда хотят напугать понарошку… Только я испугалась по-настоящему. Вскрикнула, отпрянув, больно ударяясь затылком о стену. Мишель вцепилась мне в плечи, и ее лицо было прямо передо мной. Милое детское личико с пухлыми щечками… Она улыбалась неестественно широко, будто не знала, как это правильно делается, а глаза… абсолютно белые, усеянные черными точками, будто множеством зрачков…

— Хочешь поиграть?

Может, мне почудилось со страха, но голос на этот раз был совсем не детским. Не знаю, как удержалась, чтобы не отбросить от себя ребенка… Данте оказался рядом, обхватил затылок Мишель ладонями. В следующую секунду глаза девочки стали ярко-голубыми, как у матери. Она запрокинула голову назад, обмякла. Доринг обнял ее, взял на руки и принялся ходить по комнате, укачивая Мишель, словно маленького ребенка. А она замурлыкала какую-то мелодию, время от времени издавая странные свистящие звуки. Я хотела встать, но поняла, что ноги отказываются меня держать.

— Светлейший, ее глаза… Это было ужасно, — с трудом произнесла я. — Что вы сделали?

— Успокаивающее заклинание, — отозвался Данте, не сводя глаз с ребенка.

— Она уснет? — с надеждой спросила я.

Больше всего я боялась снова увидеть эти страшные нечеловеческие глаза.

— Она уже спит… По крайней мере, тело. А вот то, что внутри…

Я все же подошла к нему, убеждая себя, что я смелая помощница целителя и не должна ничего бояться. Мишель продолжала напевать что-то неразборчивое, заунывное, и от этой мелодии все внутри сжималось от тоски.

— Что же у нее внутри? — задумчиво спросила я.

— Если бы знать…

Данте осторожно уложил Мишель на кровать, прошептал несколько слов, погладил маленькие ручки. Девочка затихла, расслабилась, и теперь казалось, что перед нами обычный спящий ребенок… Доринг закрыл глаза и положил ладонь на лоб девочки. Некоторое время ничего не происходило, а потом из-под ладони полилось свечение, и Данте отдернул руку, словно обжегся.

— В ней магия! — воскликнул он. — Не ее собственная, а чужеродная. Такая неприятная, словно в грязь вляпался… Руки помыть хочется.

— Думаете, в Мишель кто-то вселился?

— Она часто играла у пруда… Может, душа утопленника вселилась неупокоенная. Я читал о таких случаях… У маленьких детей еще никакой энергетической защиты нет, вот подселенцы этим и пользуются.

— А как же ее глаза и вообще… поведение странное?

— Вряд ли можно не повредиться рассудком, когда в тебя вселяется кто-то чужой, — ответил Данте, немного подумав. — Да и душа… Это ведь не совсем человек, а скорее остатки чувств, энергии, но никакого разума.

— А глаза? — упрямо повторила я.

— Тебе могло показаться, — ответил доринг, возвращаясь к осмотру ребенка.

А мне стало так обидно, что он мне не поверил! Ведь я же видела, точно видела!

— Вы сможете убрать этого… подселенца? — спросила я, гладя девочку по волосам.

— Я знаю ритуал разделения душ. Знаешь, как бывает? Когда человек теряет кого-то очень близкого, он так убивается, что душа покойного цепляется за его эмоции и превращается в подселенца. Это тоже своего рода болезнь… Только есть одна проблема.

Я похолодела.

— Похоже, что внутри нее душа мага, причем очень сильного, — закончил Данте. — Изгнать его будет непросто. Он будет цепляться за этот мир изо всех сил.

— А разве души умерших не стремятся обрести покой?

— По-разному бывает… Например, самоубийцы обречены скитаться здесь, не удостоившись милости богов. Знаешь, Амари, пойдем-ка взглянем на этот пруд, изучим магический фон.

Оставив мирно спящего ребенка, мы с дорингом покинули комнату. Бернард и Рэйчел ждали нас в коридоре. Бернард взглянул на дочь, а потом закрыл дверь на ключ.

— Мишель спит, — сказал Данте, поймав усталый материнский взгляд.

— Что с ней, светлейший? — тихо спросила она. — Вы поможете ей?

— У нас с Амари есть теория, но нужно кое-что проверить. Обещаю сделать все возможное…

После угнетающей атмосферы дома Куперов солнечный яркий день казался чем-то противоестественным. Хотя дышать мне сразу стало легче, а возвращаться, честно говоря, совсем не хотелось. Данте взял меня за руку, и мы отправились к пруду, следуя указанием Бернарда. Мне с одной стороны было приятно держать доринга за руку, но с другой, казалось, будто он считает меня маленькой и глупой и повсюду водит за собой, чтоб не потерялась. Думать о том, что, может быть, ему просто приятно, я себе не разрешала.

— Сложное дело на этот раз, правда? — спросил Данте, с любопытством глядя на меня.

— Грустное, — призналась я. — Так ужасно, когда дети страдают… Светлейший, я хотела спросить вас…

— А я хотел попросить, — перебил меня доринг. — Амари, может, прекратишь уже общаться со мной так официально? Я вот считаю себя твоим другом, а ты?

— Конечно, — ответила я смущенно.

— Тогда ни к чему все эти официальные обращения. Больше никаких «светлейших»! надеюсь, ты еще не забыла мое имя?

— Нет, не забыла, — рассмеялась я.

— Вот и замечательно, — обрадовался Данте. — Значит, по имени и на «ты»…

— На «ты» не могу, — быстро сказала я, поймав его удивленный взгляд. — Просто, я вас так уважаю… Данте.

Произносить его имя оказалось необычайно приятно, но все же дистанцию между нами я была обязана оставить, чтобы сохранить свое собственное спокойствие. Или хотя бы его остатки…

— Как тебе будет удобнее, феечка, — весело отозвался Данте. — Так что ты хотела спросить?