Чужая в чужом море

— У тебя как с сексуальной ориентацией? Гетеро-, гомо- или би-?

— Гетеро-.

— Уу… Что, совсем гетеро-, или есть хоть чуть–чуть немного би-?

— Ну, по ходу, чуть–чуть есть…

— Хей! Тогда тебе чуть–чуть повезло!

— Что, прямо сейчас будете домогаться?

— Нет, мы так, на будущее…

— Тю… А я–то размечталась…

— А ты посмотри эротические сны. В Экваториальной Африке, они знаешь, какие яркие?

— Пока не знаю.

— Ну, тогда спи, увидишь.

А потом она как–то легко и незаметно заснула. Правда, без эротических снов, но зато крепко, и проспала часов до 10 утра. К моменту ее пробуждения, исполинская сарделька грузового дирижабля уже стояла на трех тонких опорах, а из широких ворот подвесного грузового модуля выезжали по транспортеру 20–футовые контейнеры. Вокруг суетилось полдюжины полевых техников, покрывая местность трехэтажным слоем отборного мата. Полувзвод обманчиво–флегматичных рейнджеров военного прикрытия, заняв ключевые позиции, откровенно скучал. Ромсо Энгвае уже приставала к ним с глупостями (так, из спортивного интереса). Лейтенант рейнджеров что–то живо обсуждал с Ндунти, Штаубе, Дуайтом и обоими Батчерами. Предмет обсуждения Брют рассмотрела только подойдя поближе — и от изумления выругалась так, что удивила даже техников. Переглянувшись между собой они хмыкнули пару раз, а их бригадир находчиво ответил:

— Ia orana, chef–lady, let joder te per culo too.

— Я спросонья всегда такая, — доверительно сообщила ему Брют, подмигнула, хлопнула по плечу и спросила, — мне глаза врут, или это спейс–скутер?

— Он самый, — подтвердил бригадир, — Здешний мэр, или президент, интересуется, сложно ли собирать такие штуки. А его консультант по флайкам говорит, что нехрен делать. По–моему, тоже нехрен делать, но эта «Fronda» какая–то стремная, если смотреть с позиции трезвого, в смысле не совсем отмороженного, канака. Но этот парень и его девчонка, они отмороженные на обе свои головы. Они собрались лететь прямо отсюда. Приспичило же людям. Только тебя ждут. Типа, сказать «so long» и все такое.

Space–scooter, как и положено машинам этого класса, напоминал cab–bike или mono–tracer (т.е., попросту, мощный мотоцикл с закрытой кабиной аэродинамичной формы). Отличие состояло в том, что в стороны от кабины торчали два сильно выгнутых вверх 3–метровых крыла, придававшие этому дикому пасынку космонавтики окончательно гротескный вид.

— Ia orana po–i, — сказала Брют, вклиниваясь между Роном и Пумой, — Говорят, вы решили стать первыми космонавтами Шонаока.

— По ходу, мы просто летим домой, — ответила Пума, — А ползти 6000 миль на обычной флайке, как–то лениво. Вот Рон и включил в контракт аренду этой хрени на рейс.

— В какой контракт? – спросила Брют.

— На твою охрану. Мы же, типа, этим занимались. А эта хрень не запредельно–дорогая.

— Я знаю. Но мне как–то всегда было жалко свой любимый организм.

— Точно, гло, — поддержал ее лейтенант, — По службе это еще куда ни шло. По службе на всяком летали. На «Bolide» летали — по сути, такая же чума, как эта. По службе, вообще, чего только не бывает. Но в отпуске… Joder! И какой псих придумал эту звездюлину?

— Джеймс Бонд, — авторитетно заявила Пума.

— Гонишь, — ответил лейтенант, — Джеймс–Бонда самого придумал Флеминг.

— Как ни странно, — вмешался Штаубе, вы оба в чем–то правы. Исторически было так…

Исторически было так. В 1970 продюсер Джон Глен задумал экранизацию «Octopusy», одного из романов Флеминга о супер–шпионе Джеймсе Бонде. Эта шпионская сказочка, как и прочие из бонд–сериала, была насыщена инженерным абсурдом, выдаваемым за последний писк НТР. Так, в «Octopusy» присутствовал сверх–скоростной реактивный самолет размером с байк. Консультанты предлагали Глену сделать сцену с этим авиа–уродцем методом комбинированной съемки, но продюсер уперся и захотел натуры. Он пригласил конструктора Джима Беде, специалиста по аэро–крикетам (любительским самолетам с габаритами до 5x4 метра), и предложил поставить на подобную игрушку реактивный двигатель. Так в 1971 родился «BD–5J», и скоро миллионы потребителей кино–лапши увидели его на экранах. «BD–5J» не был сверх–скоростным, но 270 узлов выжимал, а этого достаточно, чтобы авиалюбитель за час полета вдоволь наглотался собственного адреналина. За год было продано 4000 KIT–наборов для изготовления «бондо–флаера» у себя в гараже. Почти пол–века реактивные аэро–крикеты оставались просто дорогой игрушкой — до эры любительского космоса, когда кое–кому пришла в голову идея скрестить реактивный «BD–5J» с его винтовым близнецом «BD–5В». В итоге получилась эпатажная аэро–байкерская машинка, которая медленно карабкается на пропеллере до высоты 15000 метров, а потом, как снаряд из пращи, вылетает в космос, разгоняясь на реактивной тяге до 7 километров в секунду. Космическая фаза ее полета длится всего полчаса, но это означает дистанцию 6000 миль.

— Разумеется, — добавил Штаубе, в порядке эпилога, — Это не самый комфортный способ передвижения. Все–таки, более, чем трехкратная перегрузка при разгоне. Современные спейс–планы выполняют разгон гораздо мягче. Но, к сожалению, это уже стоит гораздо дороже. Хотя, по мере развития технологии, они тоже станут доступны в цене.

— По ходу, станут, — согласилась Пума, устраиваясь на заднем сидении скутера, — Но нам домой надо сейчас, прикинь? А на завтрашней флайке сегодня не полетишь.

— Главное, — добавил Рон, — эта штука в сто раз надежнее, чем авиа–лайнер. Это так, для информации отдельным руководителям авиа–министерств.

— Ты авиа–расист, — сказал Штаубе, — Ты считаешь авиа–лайнеры унтерменшами неба.

— Унтерфлюгами, — поправила Брют, гордясь, что помнит школьный lingva–germany.

— Ну да, разумеется.

— Ладно, — сказал Рон, — Потом про это поболтаем. So long, foa.

— Parahi oe! – отазвался лейтенант рейнджеров, подняв ладонь в старинном магическом жесте – пожелании правильного ветра в паруса.

— Parahi oe!

Обтекаемый узкий фонарь кабины бесшумно закрылся. Тихо загудел вспомогательный движок. Скутер по–черепашьи медленно сполз с берега в воду, затем, набирая скорость, пробежал по поверхности озера и, поднявшись в воздух, заложил широкую дугу над берегом, покачиваясь вправо–влево. Помахал крыльями. Традиция…

…

Банде президента здесь было больше нечего делать, так что два «Хаммера» двинулись в обратный путь через полчаса после старта Батчеров. Расставались по–дружески, весело.

— Вы уж тут хорошо охраняйте своего геолога. Красивая женщина, умная, да!

— Да уж мы будем охранять. А не пиво с джином пьянствовать как некоторые.

— Так уж и не будете?

— Не будем. У нас ром для этого дела. Чисто в медицинских целях.

— У–у…

Когда озеро Удеди исчезло за кормой, Ндунти закурил сигару, выпустил в салон джипа небольшую тучу дыма (хорошо, что кондиционер был включен на полную мощность), и задумчиво произнес одно слово:

— Журналисты.

— Где? – спросила Ромсо Энгвае.

— В Лумбези. Мне позвонили. Из Европы, мать ее греб. Мне надо для них говорить. Надо говорить так, чтобы они захотели дать нам деньги.

— Кто? – удивился Дуайт, — Журналисты.

— Нет, болван! Европейцы. Жирные богатые европейцы.

— Знаешь, Чоро, после твоей речи про то, как наши бомберы раздолбают Женеву и Гаагу, европейские деньги нам точно не светят.

— Это была неофициальная речь, — проворчал генерал–президент.

— Официальная – не официальная, — Дуайт пожал плечами, — В интернет висит, однако.