Чужая Вселенная
Шрифт:
— Нихрон Ниоп — мне не поп, а папону — в лоб: повесил на меня акул в океанариуме и ядовитые злокондереи.
Лаборант не слушал нудные причитания и пустые угрозы в адрес начальства. Он нёс поднос с чашками Метри и думал о субжене. Вспомнив один из ее утренних монологов, он скрипнул зубами и у него вырвалось:
— Ах, ты… (последовало неприличное слово). Вздохнув, лаборант добавил уже более спокойно:
— …крыса, ты эдакая! [3]
Услышав эти слова, Пантикуй опешил: оскорбление представителя ЧС при исполнении служебных считалось тягчайшим преступлением. И надо же — пока ругал начальство, переключил подслушивающие устройства
3
Совершенно непонятно, почему похвала расценивается, как ругательство (Прим. ред.).
По-военному быстро вскочив с кресла, охранник перевернул грудью агатовый поднос в руках Ахмуранзы и, став по стойке «смирно», приготовился дать отповедь… Однако рта он не раскрыл: в двух из чашек покоились минералы грехопадина. Один минерал ухнул в сосуд с глазом и эликсиром. Из-за царапины в оболочке-паутинке или других причин, в сосуде началась бурная и буйная реакция, да такая, что ею занялась вся комната. В отсеке стало черно, как если бы освещения не было. Затем появились зеленые, алые и лимонно-желтые всполохи. Все объяла власть неизвестных сил. Ахмуранза и Пантикуй корчились, лежа на боку, то от неимоверной боли. То от фантастического блаженства, чуть не уносящего в небытие: то на лаборанта с охранником находили припадки ярости и несчастные принимались тузить друг друга, то их обуревали приливы братской любви и нежности. Все это длилось неизвестно сколько времени.
Внезапно всполохи исчезли. Взглянув друг на друга, Ахмуранза и Пантикуй нашли себя квелыми и высохшими. Как будто они прожили три лишних десятка марсианских лет! Стоявший когда-то на столе спец-сосуд исчез, а титановый стол искривился настолько, что стал похож на готового к прыжку тигра. Вместо головы у тигра была некая ядовито-голубая масса, а вместо полос — сметанообразные натеки. Тигр был крылатый — по его бокам время от времени вспыхивало золотистое свечение, сходное по форме с крыльями…
Лаборант и охранник страдальчески огляделись. Обоих ждала высшая мера наказания: протезное бессмертие, и ссылка: пожизненное изгнание из свободного общества.
С трудом узнали Ахмуранзу и Пантикуя, одряхлевших и заросших волосами. Что они, проглотили по грехопадину?
А голубая масса! Под циклоскопом — какие-то сетчатые кристаллы…
— Сетки нет! — заявил эксперт. — Кристаллы состоят из меньших кристаллов! Меньшие — из еще меньших. Этому нет конца… Да и голубого цвета не должно быть. Это обман зрения.
— А — а — а! — закричал эксперт.
— А-а — а-а — а-а — ухх! — закричали остальные и начали тереть вдруг онемевшие суставы.
— Хгхх — гхх! — словно било током. То отпускало, то накатывало.
— Об — б — б — б — ман зрения! — донесся чей-то полузадушенный голос.
Стоны усиливались. И было так, пока Ахмуранза не столкнул голодного голубка в сосуд с эликсиром.
Голубок явно почувствовал себя лучше. Волны боли почти прекратились.
Не успели разглядеть голубую полусферу — болевая стихия опять усилилась, пошла смерчем по Марсу.
Пантикуй — очи долу, ноги — по-туркестански — вдруг открыл рот и шепеляво произнес:
— Лжеголубое месиво — не глаз-жемчуг. Пусть фрескает новый коктейль, а не эликсир!
— Как? Как! — возмутились остальные мученики.
Гримасы возмущения остались недорисованными — боль ударила, как током.
Пантикуй, закусив губу и никого не слушая, словно на дуэли, двинулся со стаканом коктейля, как с пистолетом, в сторону голубой массы. Посветлевший умом Ахмуранза вылил остатки эликсира. Лучше бы он выстрелил из пушки… Закричал Ахмуранза и рухнул
набок. Тысячью потоков в угол, куда забились наблюдатели, хлынули волны боли. Кто-то мычал, кто-то сползал со стула, подразновидности минорных полов верещали. Пантикуй плеснул, коктейлем в сосуд с голубком — боль мгновенно исчезла! Новостарческие морщины охранника разгладились, на лице засветилась улыбка мусического озарения. Остальные подошли ближе, не поняв, каким образом их притянуло. Десять секунд ни с чем не сравнимой эйфории…Никто не верил, никто не мог поверить, но один кубический миллиметр голубка заменял собой земной шар, забитый от центра до поверхности электринно-вычислительными машинами.
Через унделю (одиннадцать суток) после получения этого известия на Юпитере вновь загремели взрывы… Но, увы, не тут-то было! Все пойманные облака оказались «пустоцветами»: в них не было юпитерианского глаза… Мечты о глазопроводах пришлось оставить.
А на Вегеме? Как подойти к этому кубическому миллиметру? Иметь дело с ним — все равно что с абсолютом! Хорошо бы хоть немного сделать абсолют кретином! Иначе не приблизить его к человеческому мирку, примитивному людскому вЗденью… Без всякого «поля», без всякой «среды» идут океаны сигналов от кристалла к кристаллу, от голубка — к голубку, хороводом вечности. Сбивается ум, путаются понятия, летят в ничто формулы…
Нема наука, но злоковарен человек: спит и видит силки, капканы, ловушки. Вот окружить настоящие чистые кристаллы испорченными, целые кристаллы — кристаллами-кретинами — и будут… органы чувств и посредники голубка с человекам.
Сверхмир превращается в обычный мир, а алгос — в мелкого беса!
И все же, несмотря на весь «саботаж»: добавку вредных примесей, подмену целого «глаза» его ресницей, будущие роботы уже виделись совершеннее человека, утонченнее.
Через 13 марсианских лет голубые мозги стали роботами-логоидами, могли двигаться, говорить, читать… Но словно бы чего-то не хватало…
Увидев себя в зеркале, отлаженный логоид начинал сходить с ума. Суицидные мысли вскипали в нем без меры. Кто-то из сверхсуществ прорывался к шлюзам магматических скважин, кто-то — к плазменным реакторам, третьи — к гигавольтному напряжению, а один бесподобец туннелировался к границе вселенной и там аннигилировал…
За решение загадки роботов взялись нимфы, уже, видимо, заранее решившие в чем дело… Нимфы почему-то решили, что роботы недовольны своей внешностью.
Придавали роботам разную внешность, но сильнее их ярость в зеркалах отражалась. Тогда кто-то в Одиссейском мегаполисе решил: "Роботы — не люди, роботы — ангелы". И пытались, пытались их ангелами сделать, но выходили всё бесы, бесы, зеркала разбивающие, словно вкусившие плода с эдемскаго древа великаго.
Но в Бурундии-стране ленивы бяше работники ся веселили, логоиду ретивому самому дали выбрать, како бысть эвоному виду. Тако нимфы представились правы. Всем нимфеткам подали конфетки — ангельский вид голубок выбрал, да такой, что померкли светилки.
Но строги, разлюбезные братцы, стали роботы требовать вскоре красоты, чтоб под микроскопом самым-самым она пребывала, бо их зренье движенье молекул, и частиц, и мостиц обнимало. И по своим чертежам сбирали ся логоиды, человеку поруча работу грубу и подсобну.
И боялись существа новые аллергий и дышали только воздухом с газами благородными, а в предметах окружения их была злом и пылинка едина.
И все начиналось с голубков, и ничто без них не начиналось. Люди, нимфоиды, коллетрии и даже никем не виденные аллокары, скрывающиеся среди запретных звёзд, ничего не могли делать без них. И только в хорошем духе да здравии давали голубые творения подсказки.