Чужая — я

Ошалело оглядев шепчущихся домохозяек, я спускаю чемодан со ступеней и направляюсь к автобусной остановке. У меня никто ничего не спрашивает. И ведут себя так, будто я повредилась умом и слухом, а не утратила память. Бросив последний взгляд на дом, я замечаю в окне за тонкой занавеской застывшую фигуру Хилари и машу ей рукой. Если честно, возвращаться в это место после сегодняшнего вообще не хочется.

Едва устроившись в автобусе, я утыкаюсь носом в свой телефон и вставляю в уши беспроводные наушники, которые звучат не на одну сотню долларов. В мозг врывается тяжесть 3TEETH и Disturbed, и я в очередной раз задаюсь вопросом: когда я-она успела подсесть на такую жесть? Не могу сказать, что мне не нравится эта музыка, но она определенно что-то тревожит. Примерно так же, как и телефонный номер с оборота листовки. Прежде чем оставить аппарат Хилари вместе с сим-картой в своей комнате этим утром, я звонила еще дважды, но так же безрезультатно.

Каждый раз при выборе трэка вручную телефон раздражает меня изобилующими иконками сообщений. Почтовый ящик, мессенджеры, фэйсбук — все переполнено, и отнюдь не спамом. Пройдясь по заголовкам сообщений, я понимаю, что все эти гениальные люди писали мне в надежде узнать, действительно ли я самоубийца, а из нескольких чатов меня попросту удалили. Я пока не нашла в себе сил искать в этом мусоре жемчужину здравого смысла и волшебный ключик к прошлому. Это нужно делать в спокойной обстановке, а именно с ней у меня напряженно.

— Как это отказалась от комнаты после второго семестра? — спрашиваю у охранника общежития, который не спешит пускать меня внутрь.

— Прости, Тиффани. Я знаю только то, что ты выехала из кампуса, — пожимает плечами мужчина.

Это просто невозможно. Может, меня выгнали недавно, из-за падения?

— Хорошо, допустим, но сейчас я могу получить ее назад?

— Новый семестр — все заполнено, — качает он головой, и я понимаю, что этого просто не может быть.

Следовало бы дойти до вышестоящих, но без допуска врача мне едва ли пойдут навстречу. Мне даже занятия посещать пока не позволено. Впрочем, подозреваю, что даже если бы это было не так, нежелание охраны пускать меня внутрь — только первый звоночек. Никто не хочет жить с девочкой-самоубийцей. То есть заставить принять меня в общежитие, может, и получится, но ведь выживут.

— Постой, мне кое-что твое передали для тебя. Где же…

Он скрывается в подсобном помещении и выходит оттуда с рюкзачком в руках.

— Это что?

— Твой рюкзак, — говорит мужчина, глядя на меня с подозрением.

Угу, я не помню, что выехала из общежития, но свои вещи узнавать обязана.

Впрочем, мне уже нет никакого дела до того, что роится в голове у охраны. Я не один раз задавалась вопросом, где вещи, которые были при мне в день падения, и куда их дела полиция. Просто подарок судьбы, что они нашлись! Я размещаюсь на подоконнике, чтобы заглянуть внутрь рюкзачка. Натыкаюсь на блокнот, помаду и — бинго! — лаконичные корочки, в которых права на имя Тиффани Райт (жаль, что я их уже восстановила), кредитная карта (хвала небесам!) и немножко наличности. Действительно — мое! Окрыленная, я хватаю блокнот и начинаю перелистывать страницы в поисках хоть чего-нибудь существенного. Записей много, большинство — информация по учебе, сроки, пометки к заданиям… Но есть и другие. От объема, который нужно обработать, кружится голова. Телефон, а теперь и блокнот. И это прекрасно.

Я запускаю руку еще глубже в рюкзак, нахожу пару ручек, помаду, зеркало, прочие совершенно необходимые девушке мелочи, как вдруг пальцы натыкаются на какой-то мешочек. Не понимая, что там может быть, я вытаскиваю его на свет, на всякий случай получше отгородившись спиной от охранника, и развязываю тесемки. В следующее мгновение мне с трудом удается подавить крик.

Потому что в мешочке лежит кольцо.

Не то чтобы я разбиралась, но незамысловатый дизайн, приковывающий все внимание к большому желтому камню в обрамлении бриллиантов, подсказывает, что это далеко не безделушка. И если в жизни Тиффани Райт и может быть такое совершенство, то только на экране! У меня даже мысли не возникает, что оно может принадлежать мне-ей.

Тем более что мама сказала, будто я ни с кем не встречалась.

А это подводит к следующему вопросу: как я-она заработала деньги, которые лежат на кредитной карте? И сколько их там?

Вот она — разгадка падения. На языке становится мерзко. Отличный выбор: воровка, наркоманка, самоубийца или лгунья. Пересечения допускаются. И лгунья, в общем-то, в любом случае. Дрожащими руками я запихиваю кольцо обратно в мешочек, а его — в рюкзак. О том, чтобы завязать тесемки, нет и речи: пальцы не слушаются. Шок настолько силен, что начинает раскалываться голова.

Я пропадала на несколько дней якобы на вечеринках. Срывалась с места и ехала. Ночевала непонятно где. Выехала из общежития… Не потому ли, что там есть комендантский час, который мешает… что, грабить ювелирные магазины?

Стоп! Как это кольцо побывало в полиции и не привлекло внимание?

— Кто принес рюкзак? — спрашиваю я слишком резко. — Полиция?

Я уже знаю, что в полиции он побывать не мог. Потому что они бы точно задавали вопросы о кольце, а их не было. И еще потому, что отдали бы мне вещи лично в руки. Или не отдали вовсе. Скорее второе.

— Какой-то парень.

— Какой парень? — допытываюсь.

На рюкзаке ни дырочки, ни потертости, ничего не пострадало: зеркало не разбито, помада не переломана. Он не падал вместе со мной: его забрали с крыши. Или еще раньше.

Рюкзак в общежитие принес мой убийца. Убийца, который очень не хотел, чтобы кольцо нашлось. Подельник? Иначе почему ему это невыгодно.

— Да это было почти месяц назад, думаешь, я помню?

Мой убийца знал, что я не живу в общежитии, а значит, мои вещи полиция тут искать не станет. По крайней мере та спустя-рукава-полиция, которая занималась моим делом.

Осознание, что здесь, в кампусе, действительно есть человек, который желает мне смерти, заставляет колени подкоситься. Становится страшно и холодно. И нет места, где я могла бы спрятаться, потому что меня не заселили в общежитие. Голова грозит взорваться от давления изнутри, горло дерет от жажды.

Беги. Немедленно!

Я не могу не поддаться этому внутреннему голосу. Вылетаю из общежития на всех парах. Чемодан болтается в разные стороны, подпрыгивая на каменистой аллейке. Я почти ничего не замечаю вокруг ровно до тех пор, пока наперерез не идет тот самый парень, который чуть не сбил меня на парковке. За ним следом вышагивает пяток девиц разом. Одна под ручку, а остальные просто как свита. Чертов красавец, концентрированные неприятности. Я-она могла бы запросто конкурировать за место рядом с таким. И победить. Но я-она не носила на лбу клеймо самоубийцы. Эта черная метка роняет меня на миллион пунктов вниз, и наглец этим охотно пользуется.

— А кто это тут у нас? Шалтай-Болтай!

Девицы взрываются хохотом как одна, а я чувствую, что после всего, что со мной сегодня случилось, отметка «кипение» пройдена. Сначала меня таранит, а теперь еще обзывается?! Парню везет, что месяц провалявшись овощем на больничной койке, я не могу вложить в удар столько сил, сколько хотела бы.

Он отворачивается и наклоняется, зажимая разбитый, но все-таки не сломанный нос. Девчушки с визгом отскакивают, дабы ни в коем случае не запачкаться кровью.