Чужая земля

Тронулись. Покатились в неверном свете фар улицы и переулки, мощенные щебнем, широкие и узкие, но неизменно грязные. Что с той, что с другой стороне — дувалы, скрывающие дома, кое-где — глухие ставни духанов, большие пустыри, где ничего не было построено и все заросло бурьяном. Машин на улицах было мало, людей — еще меньше. Из тех машин, что попадались — большинство были либо внедорожниками, либо пикапами многие — с пулеметными турелями или пулеметчиками в открытых люках машин. С некоторыми из них, Нива перемигивалась фарами — свои. УАЗ на всякий случай шел без фар — у водителя были очки ночного видения.

Выкатились на «променад». Широченный, грязный, застроенный складами, тут же причаливали суда, и был грузовой порт. Привычные для арабов торговые корабли — доу, которые делали из местной древесины — соседствовали с новыми рыболовными траулерами и небольшими, длиной от двадцати до сорока метров сухогрузами и танкерами класса река-море. Судоходство, перевозка грузов по морю было одной из статей дохода халифата, хотя все, до последнего бачи знали — что благосостояние местных судовладельцев зижделось на доставке крупных партий наркотиков на орденские острова в море. А иногда — и чего похуже…

Здесь — жизни было уже поболее, как и в любом порту. Стояли машины, горело тряпье, пропитанное солярой в бочках и даже нормальное освещение у местных кабаков, открываемых с заходом солнца — Аллах ночью харама не видит. У кабаков — шумели, стреляли в воздух — кто побогаче. В арабских странах стрельба в воздух — популярный способ выражения обуревающих человека чувств: дом новый купил — стреляешь, Рамадан наступил — стреляешь, девушку трахнул — стреляешь. Но здесь такое могли позволить себе только действительно богатые люди — патроны стоили недешево. Это тебе не новый, восемьдесят шестой год в Кабуле, в Демократической республике Афганистан…

Колонна пробиралась самым берегом, замощенным бетонными плитами, Нива, за ней УАЗ. Никто не обращал на них особого внимания — едут себе люди и едут, значит — так надо им. Но те, кто ехал сейчас в УАЗе знал: стоит только привлечь внимания, хоть — как — набросятся и растерзают. Не уйти… это как в муравейник голой ж… сесть.

— Внимание. Подъезжаем — донеслось по рации с головной машины.

— Повнимательней там…

Машины одна за другой свернули на бетонный выезд, как на лепесток скоростной автострады — он вел на один из трех мостов, спроектированных и построенных специально приглашенными инженерами Европейского союза. Этот мост — назывался мостом шахидов…

Едва выехав на мост — машины встали. Прямо тут — была выложена бетонными блоками короткая змейка, заканчивающаяся откатываемым в сторону самодельным шлагбаумом. Тут же — горел костер в двухсотлитровой бочке из-под топлива, стояли две машины — пикап и старый турецкий Форд-самосвал. На пикапе — был крупнокалиберный пулемет, у него — стоял бородатый…

— Все нормально? — спросил водитель УАЗа.

— Да — ответил Хасан — можно тормозить…

— Первый, я второй — стоп.

— На два часа — пулеметчик, ДШК. Три автоматчика на одиннадцать — донес эфир.

Боевики подошли к головной машине — то ли они не видели идущего без фар УАЗа, то ли решили, что главный — в Ниве, а с шестерками ни один уважающий себя человек говорить не будет.

— Видишь его? — спросил сидящего в УАЗе Хасана русский снайпер.

— Да.

— Который?

— Борода.

— Здесь все — бородатые.

— Который стоит ближе к самосвалу. Говорит — его нукер.

Глупо было ожидать иного…

— Я должен пойти, поздороваться с ним — сказал Хасан — он ожидает увидеть в машине меня…

Опасный момент. Если все оговорено — ДШК с такого расстояния их на куски порвет. Но есть два обстоятельства. Первое — никто не будет устраивать стрельбу на мосту. Цель может вывернуться и хотя бы сигануть в воду, второе — с той стороны или с порта могут, не разобравшись, открыть огонь. Второе — если Джафар знает, то он будет устраивать ловушку на суннитской стороне. На шиитской ему делать нечего.

— Иди. Помни, мы наблюдаем за тобой…

Хасан вышел из машины, громко хлопнув дверью и подняв руки на всякий случай. Водитель — настороженно ждал, держа руку на рукоятке АКС-74У, прикрытого одеялом на моторном тоннеле машины…

— Салам алейкум! — громко крикнул он так, что один из бородачей вскинул автомат.

Тот, что стоял — повелительно вскинул руку, крикнул «на, на!» — и стволы опустились…

— Ва алейкум ас-салам, пасар [99] …

99

Здравствуй, сынок (фарси)

Хасан обнялся с бородачом…

— Хале шома? [100]

— Хубе, Курейш-эфенди, ташаккор.

— Хома коджа мирид? [101]

Хасан пустился в малопонятные, но эмоциональные объяснения, в конце концов, его соплеменник лишь махнул рукой, и сделал знак, чтобы открыли шлагбаум. Снайпер не очень то хорошо разбирался в фарси, но разобрал «хейли хатарнак» — слова, которые сказал бородач Курейш. Еще он разобрал «афгани», афганцы…

100

Как дела? Ответ — Хорошо, Курейш-эфенди, спасибо…(фарси)

101

Куда едешь? (фарси)

Хасан хлопнул дверью, заворочался, устраиваясь на покрытом бараньей шкурой сидении.

— Что он сказал.

— Да так…

Бородач, ни слова не говоря, сунул лжецу в затылок.

— Что он сказал? — настойчиво повторил он вопрос.

— Говорит, сегодня с той стороны неспокойно, опасно… Говорит, прибыли какие-то афганцы и другие важные люди. Он видел много машин, прошли по набережной, с той стороны. И они видели вертолет.

— Афганцев…

— И не только, эфенди… — потер ноющий затылок обманщик Хасан — он говорит, там были кяффиры.

Орден…

Бородач родился не вчера, более того — на той стороне его предали дважды, и оба раза — государство, которому он верил и которому служил. Он понимал, что здесь не все так просто: даже на русских территориях доверять нельзя было никому. Уголовники, проворовавшиеся и сдриснувшие сюда бюрократы, мафия… И в то же самое время — здесь он нашел людей, в которых был уверен на девяносто девять процентов, что они не предадут. Он нашел настоящее дело и настоящих сослуживцев.