Чужая жизнь, или Vis Vitalis

– Теоретически можно, - задумчиво пробормотал Краюшкин.
– Практически сложно, технология еще не отработана. Погрешность большая. То есть лучше сразу договориться на пятнадцать лет, а я буду забирать десять. Вы ведь не хотите обидеть человека?

– Нет, не хочу, - сказал Говоров.

– Значит, договаривайтесь.

– Да мы уже обо всем договорились, - заявил Щербина.
– Депутат мне бабки платит, а вы за это со мной делаете, что нужно. Режете там или кровь берете. Меня одно волнует: попользоваться деньгами я успею?

– Конечно, - ответил изобретатель.
– У вас для этого останется лет десять. Устраивает?

– Нет, мне столько не нужно, - твердо заявил Щербина.
– Года вполне достаточно. Только вы мне потом таблетку какую-нибудь дайте, обезболивающую. Или укол сделайте, как собаке. Чтобы усыпить.

Краюшкин едва не упал со стула.

– Позвольте, любезный, да зачем же такие сложности? Альберт Игоревич, как я понял, согласился решить ваши проблемы. Ничего особенно страшного вас не ждет.

– Туберкулез у меня.

– Вылечитесь. Поверьте, современная медицина вполне в состоянии.

– Да не хочу я, - почти злобно бросил Щербина.
– Надоело! Депутат мне денег обещал.

– Сколько?
– поинтересовался Краюшкин.

Говоров посчитал, что вопрос эскулапа не слишком корректен. С другой стороны, ответственность за процедуру ложится на него, поэтому вполне понятна забота изобретателя о доноре. Но какой суммой можно оценить человеческую жизнь? Причем не всю, без остатка, а несколько лет?

– Мне хватит, - буркнул Василий.

– Я решил увеличить вознаграждение. Господин Щербина получит загородный домик и полмиллиона рублей. Его матери я переведу столько же.

Будущий донор крякнул.

– Ну, повезло моей старушке! Но она заслужила, добра от меня мало видела, в натуре. Да и для меня депутат что-то расщедрился. Не иначе, хотите меня раньше срока уходить? Или кинуть?

– Нет, - покачал головой Краюшкин.
– Не беспокойтесь, все абсолютно безопасно и законно. Если хотите, я дам вам возможность пообщаться с другими донорами - студентами. Живут сейчас припеваючи, не испытывают совершенно никаких неудобств. А до того как мы им помогли, мыкались голодные по углам.

– Да ладно, просто бабки предъявите, - заявил Щербина.
– И вперед.

– Деньги при вас?
– поинтересовался Краюшкин.

– Нет, конечно, - ответил Говоров.
– Я не думал, что можно вот так, сразу.

– Почему нет?

– А подготовка? Неужели все настолько просто?

– Совсем не просто, но вполне доступно. Если хотите, я покажу вам аппаратуру. Донору будет полезно подготовиться к процедуре заранее.

– Ну, пойдем, - с легким испугом в глазах заявил Щербина.
– Может, оно мне и не надо?

Говоров поморщился. За тот неполный день, что он был знаком с потенциальным донором, Щербина успел ему порядком надоесть. Или раздражение вызывали не повадки и высказывания уголовника, а неосознанное чувство вины, которое испытывал сам Альберт Игоревич? Вроде бы ничего особенного Щербина не говорил. Только смотрел иногда многозначительно, и жесты его были еще красноречивее слов. А по поведению казалось, что Говорова он одновременно презирает и боится, хочет обмануть, но не знает как.

* * *

Изобретатель привел посетителей в небольшую комнату с множеством аппаратуры и двумя кожаными креслами. Но в первую очередь в глаза бросались не кресла и не аппаратура, а стены комнаты. Они были обшиты красными медными листами.

– Помещение нужно экранировать, - объяснил Краюшкин.
– Медь для этой цели весьма подходит. Лучше бы серебро, но на серебро пока денег нет. Да и доноры норовили бы кусочек от стены отколупнуть.

По лицу Щербины было заметно, что он был бы не прочь разжиться и медью, но сдерживается из страха быть пойманным.

Рядом с одним из кресел находился большой медный колпак с какой-то сложной начинкой. Поверх колпака также было закреплено несколько блоков разного размера и формы. За эстетикой изобретатель явно не гнался - выглядел колпак кустарно, без претензий на технологичность.

Перед другим креслом стояло вогнутое зеркало, а на подлокотниках располагались крепления вроде кандалов.

– Не нравится мне это, - кивнул на кресло Щербина.

– А это не для вас, - ответил Краюшкин.
– Ваше кресло со шлемом. И в процессе передачи vis vitalis вы будете испытывать только приятные ощущения. Жить - хорошо. Тратить жизненные силы - приятно. А вот рождаться заново - больно, поэтому господину Говорову придется испытать довольно много неприятных эмоций и напрячь всю свою волю. Но с этим, я полагаю, проблем не возникнет.

– Не возникнет, - согласился Альберт.

– Так, а со мной что будет?
– поинтересовался Щербина.
– И сейчас, и потом?

– Вас облучат, - объявил Краюшкин.
– Хотел бы я сказать, что процедура безопасна для здоровья, но это не совсем так, точнее, совсем не так. Ваша жизненная сила будет приходить в упадок, и вы должны четко это осознавать и не противиться. Иначе возможны накладки. Но гарантирую вам, что непосредственно после процедуры серьезные заболевания прогрессировать не будут, более того, симптомы имеющихся на время пропадут. Несколько понизится жизненный тонус. И вы постареете - буквально в течение нескольких дней. Но оставшуюся жизнь будете жить так, как договоритесь с реципиентом. То есть с Альбертом Игоревичем.

– Помимо разового вознаграждения, я буду выплачивать донору пенсию. Скажем, в размере средней зарплаты по стране, - вздохнув, сообщил Говоров.

– А ты меня не грохнешь, чтобы деньги не тратить?
– насторожился Щербина.
– С деньгами-то я лег на дно, и все дела. А тут - домик, мама... Сети плетешь?

– Я не бандит, господин Щербина, - устало ответил депутат.

– Когда деньги на кону, и порядочные себя по-разному ведут, - скривился будущий донор.
– Ну да ладно, разберемся. Завтра бабки приготовишь, депутат? Я готов жертвовать здоровьем.

– Деньги будут, - кивнул Альберт.

– Помните: вы должны реально желать помочь, - повторил для Щербины изобретатель.
– Все движения vis vitalis контролируются приборами.

– Да не лечи. Понял. Не тупой.

– В таком случае, до встречи. А с Альбертом Игоревичем я хочу еще перекинуться парой слов.

– Подожди меня в машине. Поедем ужинать, - приказал Говоров.

Когда донор ушел, Краюшкин по-родственному взял Альберта Игоревича под руку и повел из лаборатории к себе в кабинет. Там он достал из шкафчика квадратную бутылку виски, два фужера, налил себе и Говорову.