Чужестранка. Дилогия

— Они не кусаются? — с опаской спросила я, глядя на множество прожорливых ртов.

— Нет, они не трогают живую плоть, — заверил меня Ансельм. — Зубы у них слабенькие.

Я сбросила свои сандалии и опустила ноги в воду, которая, к моему удивлению, оказалась приятно теплой. Не горячей, а именно теплой — восхитительный контраст с холодным и промозглым воздухом.

— О, да это приятно!

Я пошевелила пальцами, вызвав в стайке карпов небольшой переполох.

— Возле аббатства есть несколько минеральных источников, — объяснил Ансельм. — Прямо из-под земли бьет горячая вода, которая обладает целительными свойствами.

Он указал на дальний конец садка, где в каменной ограде находилось небольшое отверстие, полускрытое плавающими водяными растениями.

— Небольшое количество теплой воды поступает сюда из ближайшего источника. Вот почему к столу во все времена года есть рыба. В обычной зимней воде карпы не могли бы существовать.

Некоторое время мы молча болтали ногами в воде; рыбы порой натыкались нам на ноги, и их удары были неожиданно сильными. Солнце выглянуло из-за облаков, обдавая нас хоть и слабым, но ощутимым теплом. Ансельм закрыл глаза и подставил лицо солнечным лучам. Так, с закрытыми глазами, он и заговорил снова:

— Ваш первый муж — кажется, его имя Фрэнк? — также должен быть причислен к тем прискорбным явлениям, с которыми вы ничего не можете поделать.

— Я как раз могла кое-что сделать, — возразила я. — Я могла бы вернуться — наверное, могла бы.

Он приоткрыл один глаз и посмотрел на меня скептически.

— Да, вот именно «наверное». А возможно, и нет. Не следует упрекать себя за то, что вы не спешили рисковать жизнью.

— Не в риске дело, — ответила я, дотрагиваясь пальцем до пестрого карпа — Вернее, не только в нем. Отчасти это был, конечно, страх, но главное… я не могла покинуть Джейми.

Я беспомощно пожала плечами.

— Не могла, и все.

Ансельм улыбнулся и открыл оба глаза.

— Удачный брак — один из самых драгоценных даров Господа, — сказал он. — Если у вас хватило разума распознать и принять этот дар, вам не в чем каяться. А если вдуматься…

Он не договорил и по-птичьему склонил голову на плечо. Помолчав, продолжал:

— Вы покинули вашу страну примерно год назад. Ваш первый муж, скорее всего, уже начал примиряться со своей потерей. Как бы он ни любил вас, тем не менее терять — это общее свойство для всех людей, и нам дана способность обращать их себе к добру. Вполне возможно, что и он начал строить новую жизнь. Хорошо ли будет для вас, если вы покинете человека, который так в вас нуждается, которого вы любите и который связан с вами священными узами брака, чтобы вернуться и разрушить эту новую жизнь? И в особенности если вы вернетесь лишь из чувства долга, оставив здесь свое сердце… о нет!

Он решительно помотал головой.

— Ни один человек не может служить одновременно двум хозяевам, тем более — женщина. Если там был заключен ваш истинный брак, а здесь у вас, — он снова кивнул в сторону крыла для гостей, — лишь временная привязанность, тогда ваш долг вернуться. Но вас связал Бог, и я считаю, что вы обязаны посвятить себя шевалье. Теперь о другой стороне дела — как вам вести себя. Это требует обсуждения.

Он вынул ноги из воды и обтер их подолом рясы.

— Давайте-ка перенесем нашу беседу в кухню. Брат Евлогий, может, не откажется дать нам теплого питья.

Подняв с земли упавший кусочек хлеба, я искрошила его карпам и тоже начала обуваться.

— Если бы вы знали, какое это облегчение — поговорить с кем-то обо всем этом, — сказала я. — И все же мне кажется нереальным, что вы мне поверили.

Он пожал плечами и галантно поддержал меня под руку, пока я завязывала грубые шнурки своих сандалий.

— Ma chere, я служу тому, кто мог увеличить количество хлебов и рыб. [73] — Он улыбнулся и кивнул в сторону водоема, где карпы все еще подбирали хлебные крошки. — Тому, кто исцелял недужных и воскрешал мертвых. Стану ли я удивляться тому, что Господин вечности переместил молодую женщину по своей воле сквозь камни, стоящие на земле?

73

По Евангелию, Христос накормил пятью хлебами и двумя рыбами несколько тысяч человек.

Мне подумалось, что это, во всяком случае, лучше, чем получить прозвание вавилонской блудницы.

Монастырская кухня оказалась очень теплой и напоминала пещеру; куполообразный потолок совершенно почернел от подымавшегося к нему столетиями жирного дыма. Брат Евлогий, по самые локти погрузивший руки в чан с тестом, приветствовал Ансельма кивком и обратился по-французски к одному из братьев-прислужников, велев ему обслужить нас. Мы выбрали местечко в сторонке, подальше от кухонной суеты, и сели перед двумя кружками эля и тарелкой с пирогом. Я подвинула тарелку к Ансельму, слишком поглощенная своими заботами, чтобы заниматься едой.

— Позвольте мне поставить вопрос вот каким образом, — заговорила я, с осторожностью выбирая слова. — Если бы я, предположим, знала, что многим людям угрожает опасность, должна бы я была попытаться ее предотвратить?

Ансельм машинально вытер рукавом нос, из которого потекло в теплой кухне после морозного воздуха во дворе.

— В принципе да, — ответил он. — Но это же зависит от многих обстоятельств. Например, насколько это рискованно для вас лично и каковы другие ваши обязательства, а также каковы шансы на успех.

— Не имею ни малейшего представления о такого рода обстоятельствах. Исключая, разумеется, мой долг по отношению к Джейми. Но он один из этих многих людей, кто может пострадать.

Он отломил кусок горячего пирога и протянул его мне. Я не заметила этого, в глубоком раздумье уткнувшись в кружку с элем.

— Я убила двоих, — заговорила я. — У каждого из них могли родиться дети, если бы я не убила их. Они могли бы совершить…

Я беспомощным жестом отодвинула кружку.

— Словом, кто знает, что они могли бы в жизни совершить. Я могла повлиять на будущее… нет, я точно повлияла на него, но не знаю, каким образом, и это меня страшит.

Ансельм хмыкнул и махнул рукой проходившему мимо брату-прислужнику, который немедля принес нам еще пирог и новый кувшин эля. Ансельм наполнил наши кружки и только после этого заговорил:

— Если вы взяли чью-то жизнь, то другую вы спасли. А сколько больных вы исцелили — людей, которые умерли бы без вашего лечения! Ведь и это влияет на будущее. Что, если человек, которого вы спасли, совершит потом великое зло? Разве это ваша вина? Могли бы вы, имея в виду такое обстоятельство, допустить, чтобы человек умер? Конечно же нет.

Для вящей убедительности Ансельм даже пристукнул по столу своей кружкой.

— Вы говорите, что не решаетесь здесь на какие-то действия, опасаясь оказать влияние на будущее. Это нелогично, мадам. Поступки каждого из нас оказывают влияние на будущее. Останься вы там, у себя, ваши поступки несомненно влияли бы на ход событий не в меньшей степени, чем они будут влиять здесь. Вы несете ту же ответственность за них, какую несли бы там — в той же мере, как и любой другой человек. Разница лишь в том, что здесь вы можете с большей точностью понимать, какие же именно последствия проистекут из ваших поступков, а там у вас подобного преимущества не было бы.