Чужестранка

Шум толпы как будто изменил интонацию, и я, не обращая внимания на самолюбование Гейлис, подошла к окну посмотреть, что там теперь происходит.

Толпа расступилась; мальчишка кожевенника вышел из дверей и двинулся по проходу, сопровождаемый с одной стороны священником, а с другой – судьей. Артур Дункан раздулся от самодовольства, кланяясь и кивая наиболее почтенным гражданам среди собравшихся. Что до отца Бейна, то на его физиономии, походившей на мороженую картофелину, рисовалось глубокое недовольство. Маленькая процессия проследовала к центру площади, там из толпы выступил деревенский мудрец, некий Джон Макри. Этот мужчина был одет с подобающей его должности элегантной простотой – в темный кафтан, бриджи и серую бархатную шляпу (в данный момент он снял ее с головы и заботливо прикрыл от дождя полой кафтана). Он не был, как я подумала вначале, деревенским тюремщиком, хотя в случае необходимости мог исполнять и его обязанности. Главным же образом он соединял в себе функции полицейского, блюстителя нравов, а если надо, то и экзекутора; на поясе у него висела специальная деревянная лопатка, при помощи которой он отмерял налог с каждого проданного на ярмарке мешка зерна – то была плата за его службу.

Эти сведения я почерпнула из первых уст. Он побывал в замке несколько дней назад и обратился ко мне с просьбой избавить его от нарыва на большом пальце. Я проколола его стерильной иглой и приложила компресс из настоя тополевых почек. Мистер Макри показался мне скромным человеком, приятным и с мягкой улыбкой.

Сейчас на лице его не было и намека на мягкость; мистер Макри выглядел исключительно серьезно, что было вполне резонно: кому приятно смотреть на ухмыляющегося экзекутора?

Преступника заставили встать на каменную плиту посреди площади. Бледный и перепуганный мальчишка застыл, в то время как полный важности Артур Дункан, исполняющий обязанности прокурора в приходе Крэйнсмуир, приготовился огласить приговор.

– Дурачок был уже осужден, когда я вошла, – произнес у меня над ухом голос Гейлис, которая с любопытством наблюдала за происходящим, вытянув шею у меня над плечом. – Я не могла добиться оправдания, но уговорила наказать его не слишком строго. Его приколотят за ухо к позорному столбу всего на один час.

– Приколотят за ухо! К чему, вы сказали, приколотят?

– К позорному столбу, к чему же еще!

Она быстро взглянула на меня, но тут же повернулась к окну, чтобы не пропустить исполнение приговора, которого она добилась своим милосердным вмешательством.

Народа вокруг позорного столба собралось так много, что преступника почти не было видно, толпе пришлось немного расступиться, дабы обеспечить экзекутору свободу движений.

Бледное лицо парнишки торчало беспомощно в отверстии между двумя досками позорного столба, из боковых дырок беспомощно свисали кисти рук; он крепко зажмурился, дрожа от страха, и вскрикнул высоким, тонким голосом, когда гвоздь пробил ему ухо, крик этот был слышен даже сквозь закрытое окно; я вздрогнула.

Мы вернулись к работе, как, впрочем, и большинство из тех, кто собрался на площади, но время от времени, не в силах удержаться, я подходила к окну. Несколько бездельников слонялись вокруг; они осыпали наказанного глумливыми насмешками и бросали в него комья грязи; иногда появлялись и вполне благопристойные граждане, которые оторвались ненадолго от повседневных трудов, чтобы осудить мальчика и дать ему нравственный совет.

Оставался еще час до заката, солнце весной садилось поздно; мы пили чай в гостиной, когда стук в дверь возвестил о приходе гостя. День был пасмурный, и трудно было бы определить, как высоко стоит солнце, однако гордостью дома Дунканов были часы в красивом окладе орехового дерева, с медным маятником и циферблатом с поющими херувимами; часы показывали половину седьмого.

Служанка отворила дверь гостиной и без всяких церемоний пригласила гостя войти.

Джейми Мактевиш вошел и наклонил голову в приветствии. Намокшие от дождя волосы отливали цветом старинной бронзы. На нем был изрядно поношенный дождевик, а через руку перекинут плащ из темно-зеленого бархата для верховой езды.

Джейми кивнул еще раз, когда я встала и представила его Гейлис.

– Миссис Дункан и миссис Бошан, как я понял, у вас нынче вечером было шумно. – Он указал рукой в сторону окна.

– Он все еще там? – спросила я и выглянула наружу. Цветные стекла искажали изображение, и фигура наказанного маячила смутной тенью. – Он, должно быть, насквозь промок.

– Промок, – сказал Джейми и протянул мне плащ. – Вы тоже могли промокнуть, как подумал Колум. У меня было дело в деревне, вот он и прислал плащ для вас. Вы поедете назад со мной.

– Очень любезно с его стороны, – отметила я машинально, потому что голова моя была занята ребенком на улице. – Сколько времени он должен там оставаться? – спросила я у Гейлис и нетерпеливо добавила, поймав ее отсутствующий взгляд: – Я про мальчика.

– Ах этот, – отозвалась она, слегка обескураженная повторным появлением этой темы. – Я же вам говорила, один час. Локман должен уже был освободить его из колодок.

– Он и освободил, – сказал Джейми. – Я встретил его, когда проезжал через луг. Парень просто боится выдернуть гвоздь из своего уха.

Я в возмущении раскрыла рот.

– Вы хотите сказать, что гвоздь не выдернули? Что он должен сделать это сам?

– Ну да. – Джейми произнес это бодро и даже весело. – Он пока не решился, но, думаю, немного погодя сообразит, как поступить. Сегодня сыро, да и темнеет уже. Нам пора ехать, а не то на обед достанутся одни объедки.

Он поклонился Гейлис и повернулся к выходу.

– Подождите немного, – обратилась Гейлис ко мне. – Поскольку вас провожает домой такой сильный молодой человек, я бы хотела передать ящичек сушеных трав, которые обещала послать миссис Фиц. Может быть, мистер Мактавиш окажет любезность?

Джейми согласился, и она послала служанку принести ящик в гостиную из комнаты с травами. Пока она ходила за ним, Гейлис присела к письменному столу в углу гостиной. К тому времени как довольно объемный деревянный на медных петлях сундучок был доставлен, Гейлис успела написать записку. Она посыпала ее песком, чтобы убрать остатки чернил, свернула и запечатала каплей воска от свечи; записку она вручила мне.

– Это счет, – пояснила она. – Будьте добры, передайте его Дугалу. Дугал ведает всеми финансами. Больше никому не отдавайте, иначе я долго не увижу своих денег.

– Да-да, конечно.

Она тепло обняла меня и, попросив беречься от простуды, проводила нас до двери.

Я стояла на крыльце под навесом, пока Джейми привязывал сундук к седлу. Дождь усилился, и струи воды лились с навеса на землю.

Некоторое время я смотрела на широкую спину и мускулистые руки Джейми, который с легкостью управлялся с делом, потом перевела взгляд на позорный столб, где подмастерье кожевенника, несмотря на то что вокруг собрались зрители и всячески подбадривали его, все еще стоял прибитым за ухо к доске. Конечно, перед нами была не милая девушка с волосами цвета восходящей луны, но, думая о поступке Джейми в холле во время суда, я решила, что он вряд ли останется равнодушным к положению этого мальчугана.

– Э-э… мистер Мактавиш, – неуверенно начала я, но не получила ответа. Красивое лицо не изменило выражения, крупные губы не дрогнули, голубые глаза сосредоточенно смотрели на узел, которым он занимался.

– Джейми? – попыталась я снова, немного громче, и он тотчас вскинул голову.

Значит, он и вправду не Мактавиш, но как же его зовут по-настоящему?

– Да?

– Вы ведь сильный человек? – спросила я. Улыбка тронула его губы, он кивнул мне, догадавшись, к чему я клоню.

– Достаточно сильный для многих вещей, – сказал он. Я осмелела и подошла поближе, чтобы нас не подслушал кто-нибудь из прохожих.