Чужеземец. Запах серы

Дженни оценивающе посмотрела на мой живот, и я опять ощутила острый укол боли.

— М-м-м, возможно. — Она говорила медленно, обдумывая слова. — Тебе кажется, что кожа на всем теле стала тонкая-претонкая. Ты чувствуешь любое прикосновение, даже одежда трет, и не только живот, но и ноги, и бока, и груди. — Ее руки машинально метнулись к груди и обвели отяжелевшие округлости. — Они становятся тяжелыми и полными… и очень чувствительными, особенно соски. — Маленькие огрубевшие пальцы медленно очертили круг, и я увидела, как соски натянули ткань платья. — И, конечно, ты чувствуешь себя большой и неуклюжей. — Дженни уныло улыбнулась и потерла бедро, которым недавно ударилась об стол. — Занимаешь больше места, чем раньше.

— Но, конечно, — и ее руки легли на живот, словно оберегая его, — здесь ты все чувствуешь особенно сильно. — Она погладила живот так нежно, словно ласкала кожу младенца. Взгляд Иэна следил за тем, как ее руки двигались сверху вниз, снова и снова, разглаживая и разглаживая ткань.

— На раннем сроке это похоже на газы в животе, — засмеялась она и ткнула пальцем ноги в живот брату. — Вот здесь — как маленькие пузырьки внутри живота. Но позже ты начинаешь чувствовать, как ребенок шевелится, и это похоже на рыбку на крючке, когда она дернула — и сорвалась. Ощущаешь быстрый рывок, но это сразу проходит, и ты не уверена, чувствовала что-нибудь или нет. — Словно не соглашаясь с этим описанием, ее невидимый спутник дергался то в одну, то в другую сторону, и живот Дженни колыхался, оттопыриваясь то с одной, то с другой стороны.

— Смотрю, теперь ты уверена, — заметил Джейми, зачарованно следя за этими движениями.

— О да. — Она положила руку на выпуклость, словно пытаясь успокоить малыша. — Понимаешь, они ведь подолгу спят. Иногда даже пугаешься, что они умерли, когда долго не двигаются. Тогда пытаешься их разбудить… — ее рука дернулась от резкого толчка, а потом живот толкнули изнутри и с другой стороны, — и ты счастлива, что он снова пинается. Но дело не только в ребенке. Ты чувствуешь, что вся раздулась, до самого низа. Это не больно-просто ощущаешь себя такой спелой, что можешь лопнуть. Такое чувство, будто к тебе должны прикоснуться, очень легко, везде. — Дженни больше не смотрела на меня. Ее глаза смотрели в глаза мужа, и я поняла, что она больше не помнит ни обо мне, ни о брате. Между ними установилась атмосфера такой тесной близости, словно эта история рассказывается часто-часто, но они никогда от нее не устают.

Голос Дженни стал совсем тихим, а руки снова поднялись к грудям, тяжелым и непокорным под легкой тканью лифа.

— А в последний месяц появляется молоко. Ты чувствуешь, как наполняешься, совсем по чуть-чуть, совсем понемножку каждый раз, как шевелится ребенок. А потом вдруг все становится твердым и круглым. — Она снова прикрыла руками живот. — Это не боль, нет, просто ощущение неподвижности, и твои груди покалывает, как будто они взорвутся, если их немедленно не пососут. — Она закрыла глаза и откинулась назад, поглаживая свой большой живот снова и снова, так ритмично, словно творила какое-то заклинание. Я наблюдала за ней, и мне пришло в голову, что если и существуют на свете ведьмы, так одна из них — точно Дженет Фрэзер.

Дымный воздух комнаты наполнился томлением — чувством, лежащим в основе вожделения, невыносимым стремлением соединяться и созидать. Я могла сосчитать каждый волосок на теле Джейми, даже не глядя на него, и знала, что все они стояли дыбом

Дженни открыла глаза, темные в тени комнаты, и улыбнулась мужу медленной, сочной улыбкой бесконечного обещания.

— А ближе к концу, когда ребенок много шевелится, иногда возникает чувство, словно твой мужчина — в тебе, когда он проникает далеко вглубь тебя и изливает в тебя свое семя. И это походит на то, как глубоко внутри тебя начинаются его толчки, сливающиеся с твоими, только гораздо мощнее. Это прокатывается по всей твоей утробе и заполняет тебя целиком. И тогда дитя успокаивается, и кажется, что ты вобрала внутрь его вместо своего мужчины.

Внезапно она повернулась ко мне, и чары разрушились.

— Понимаешь, именно этого они иногда и хотят, — тихо произнесла она, улыбаясь и глядя мне в глаза. — Они хотят вернуться.

Чуть позже Дженни встала и проплыла к двери, кинув назад взгляд, который потянул за ней Иэна, как магнит к северу. Она задержалась на пороге, оглянувшись на брата, который все еще сидел у камина.

— Присмотришь за огнем, Джейми? — Дженни потянулась, выгнув спину, и изгиб позвоночника вторил странному изгибу ее живота. Иэн, сильно надавливая, провел костяшками пальцев по всей ее спине, заставив ее застонать. И они ушли.

Я тоже потянулась, вскинув вверх руки, и ощутила, как приятно натянулись уставшие мышцы. Руки Джейми пробежались по моим бокам и остановились на бедрах. Я прислонилась к нему и потянула его руки вперед, представив себе, что они охватывают нежный изгиб нерожденного еще ребенка.

Потом повернула голову, чтобы поцеловать его, и заметила в углу кушетки свернувшийся клубочек.

— Посмотри! Они забыли малыша Джейми. — Мальчик обычно спал в кроватке в спальне у родителей. Сегодня он уснул у огня, пока мы разговаривали за бокалом вина, и никто не вспомнил, что его нужно отнести в постель. Мой Джейми повернулся, чтобы посмотреть на него, убирая мои волосы от своего носа.

— Дженни никогда ничего не забывает, — заметил он. — Сдается мне, что они с Иэном сегодня не нуждаются в его обществе. — Его руки протянулись к застежкам на моей юбке. — Пусть остается на месте.

— А если он проснется?

Блуждающие руки добрались уже до расстегнутого края лифа. Джейми вскинул бровь, разглядывая маленького племянника.

— Ну что ж. Когда-то ему все равно нужно учиться, верно? Ты же не хочешь, чтобы он оставался таким же невежественным, каким был его дядюшка. — Он скинул на пол перед камином несколько подушек и опустился на них, потянув меня за собой.

Отблески огня играли на серебристых шрамах его спины, словно он и вправду был железным человеком, в чем я его однажды обвинила — металлический стержень, который проглядывает сквозь прорехи в хрупкой коже. Я провела пальцем по следам, оставленным плетью, и он вздрогнул от этого прикосновения.

— Как по-твоему, Дженни права? — спросила я позже. — Мужчины действительно хотят вернуться? Поэтому вы и занимаетесь с нами любовью?

От его легкого смешка волосы у меня над ухом разлетелись.

— Ну… обычно я в первую очередь думаю не об этом, когда зову тебя в постель, Сасснек. Совсем не об этом. Но все же… — Его руки ласково обхватили мои груди, а губы сомкнулись на соске. — Не могу сказать, что она полностью неправа. Иногда… угу, иногда было бы неплохо снова оказаться внутри, в безопасности и… одному. Полагаю, что мы и сами не знаем, что заставляет нас становиться отцами. Если невозможно вернуться самому, лучшее, что мы можем сделать — вручить этот бесценный дар нашим сыновьям, хотя бы ненадолго…

Вдруг он встряхнулся, как пес, вышедший из воды.

— Не обращай на меня внимания, Сасснек, — пробормотал он. — После бузинного вина я становлюсь сентиментальным.

Глава 31 Квартальный день

В дверь постучали, и вошла Дженни, держа в одной руке сложенное синее платье, а в другой — шляпку. Она критически оглядела брата и кивнула. — Ага, рубашка нормальная. И я немного выпустила по швам твой лучший камзол — ты раздался в плечах с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Она склонила голову набок и задумалась. — Ну, выглядишь ты неплохо — во всяком случае, до шеи. Теперь сядь вон там, я займусь твоими волосами, — и показала на табурет у окна.