Чужие-II (Планета отчаяния)
Шрифт:
– Эй, Васкес, тебя никогда не принимали за мужчину?
– Нет. А тебя?
– отпарировала она и продолжила свое занятие. На сильных руках Вески ритмично вздувались мускулы, которые могли бы украсить и мужчину.
– А неплохо, Вески!
– вставил Хиггс.
– Язычок у тебя как бритва.
После обмена "любезностями" Дрейк опять присоединился к Васкес. Шутки и обрывки разговоров постепенно слились в общий ровный гул.
В другом месте говорили о "более серьезных" вещах.
– Эй, сержант!..
– В чем дело?
– У нас спасательная миссия!
– ухмыльнулся лейтенант.
–
– Неплохо!
Постепенно разговоры переместились в другую часть отсека: получив из автоматов свои порции еды, члены экипажа разместились за столами.
– Что это за дерьмо нам дали?
– попробовав, оттолкнул тарелку Хадсон.
– Ты еще не пробовал, что мы в прошлом полете ели!
– почти радостно отозвался Фрост. В отличие от Эйпона, черты его лица были несколько более европейскими.
– По-моему, нам дали кукурузный хлеб.
– В прошлый раз мы вообще ели каких-то пиявок.
– Да, - немедленно добавил Дитрих, - только та, что ты ел, была не пиявка, а глиста.
Хадсон, как новичок, не знал, верить этому или нет, а над его головой уже собирались новые тучи.
Кто-то подмигнул проходящему мимо Бишопу, тот отставил поднос, и почти сразу же натренированные руки схватили Хадсона за шею.
Бишоп прижал его ладонь к столу.
– Не надо, ребята!
– еще не понимая в чем дело, на всякий случай запротестовал бедняга Хадсон, но было уже поздно.
В воздухе мелькнул нож и ударился острием в поверхность стола между пальцами Хадсона. Бедняга принялся вопить. Нож прыгал между его растопыренными пальцами все быстрее, дикий крик не прекращался. Нож выбивал дробь. Кругом смеялись.
– Ну ладно, ребята, - еле отдышавшись от хохота произнес Хиггс.
– Кончаем!
– Здорово!
– хихикнул кто-то.
– Ну, спасибо!
– выдохнул Хадсон, убедившись, что опасность осталась позади.
– На, ешь спокойно, - передал ему кто-то тарелку.
– Это было совсем не смешно, ребята!
– все еще ошарашенно глядя по сторонам, заключил Хадсон.
Между тем освободившийся Бишоп направился с подносом к "начальственному" столу.
– Лейтенант Горман...
– Тарелка опустилась на стол.
– Угу.
– Мистер Берт...
Глядя на них с едва прикрытым отвращением, как нередко смотрят на начальство, не заслужившее доверия или, наоборот, заслужившее самую пакостную репутацию, Дрейк процедил сквозь зубы:
– Что-то этот новый лейтенант слишком нос дерет...
Судя по гримасам, об этом подумал не один он.
На какую-то секунду реплика убрала веселье. Дерет нос - это было, в общем-то, мелочью. Но, с другой стороны, от командира зависела их жизнь. Сможет ли он достойно встретить опасность бок о бок с ними, если изначально ставит себя в исключительные условия? И пусть под этими "условиями" подразумевался всего лишь отдельный столик, - большинству это показалось не лучшим предзнаменованием.
– С нами есть не хочет!
– У них там свой клуб, - заметил Хиггс.
– Эй, Бишоп!
– постарался перевести разговор с этой темы на более приятную Дитрих.
– Я думал, ты никогда не промахиваешься, а ты, оказывается, порезался!
– Он вытер со стола пару капель белесой жидкости.
Рипли
внимательно посмотрела на Бишопа и отвела глаза. Все те же воспоминания заставили ее слегка содрогнуться.– Почему меня не предупредили, что у нас на борту робот?
– резко спросила она.
– Я даже не подумал, - растерянно пожал плечами Берт. Ему казалось, что поднимать шум (а именно это пробовала, на его взгляд, сделать Рипли) из-за такой ничтожной причины было смешно.
– У нас это обычная практика мы всегда берем с собой синтетических людей.
– Я лично предпочитаю термин "искусственных людей", - поправил биоробот Бишоп.
– Хорошо, - согласился Берт.
– А что, какая-то проблема?
– Бишоп присел на свободный стул.
– Я даже не знаю, почему я...
"...должен оправдываться", - хотел сказать Берт, но Рипли его перебила:
– Потому что во время последнего моего полета искусственный человек на борту корабля...
– Корабля Рипли, - уточнил для Бишопа Берт, - ...испортился, и возникла кое-какая проблема.
– Да, испортился, и несколько человек погибли, - сухо добавила Рипли.
– Какой ужас!
– произнес Бишоп.
– Это, наверное, была старая модель?
– Да, система "Гипергамм - 12-82", - пояснил Берт.
– Тогда все понятно, - не без затаенной гордости (что поделать, и искусственные люди не лишены своих слабостей) сказал Бишоп, - 12-82 были очень капризные. Со мной такого произойти не может. В нас закладывают программу, специально рассчитанную на то, чтобы мы ни в коем случае на могли причинить вред ни одному члену экипажа и вообще ни одному человеку. Хотите хлеб?
Рипли грубо оттолкнула тарелку. Внутри у нее все кипело. Вся затея с каждой минутой нравилась ей все меньше; увидев же, с кем приходится идти на задание, она растерялась окончательно.
Скользкий и самоуверенный до тупости Берт, неотесанный дубоватый лейтенант, эти здоровые примитивы, - может, и неплохие в чем-то ребята, но явно не отличающиеся умом и даже не представляющие, что их в ближайшее время ожидает; теперь еще и робот...
– Ты, Бишоп, ко мне лучше не подходи, - зло выговорила она.
– Понял?
За столом десантников сцену с роботом восприняли по-своему.
– Кажется, им тоже кукурузный хлеб не по нутру!
– не без злорадства прокомментировал Хадсон.
7
– Взвод, строиться!
Под металлическими сводами корабля команда прозвучала особенно громко и гулко. Так же гулко отдавались шаги двух десятков пар ног.
Одетые по традиции в пятнистые защитные комбинезоны, десантники выглядели сейчас настоящими солдатами. Казалось, общая форма еще сильнее объединяла их. У людей, мало знакомых с военным делом, такая слишком пестрая окраска ткани вызывала недоумение. "В однотонном они смотрелись бы еще лучше", - отметила Рипли. Как ни странно, причиной сохранения древней формы была не столько традиция, сколько элементарная суеверность. В свое время пятнистая одежда увеличивала шансы на спасение, и это знание передавалось из поколения в поколение; а, как известно, кто много рискует, тот придает большое значение приметам. Бывали случаи, когда из-за дурного предчувствия пилота-разведчика отменяли рейсы; в силу суеверий верило даже начальство. По крайней мере - как в сильнейший фактор самовнушения.