Чужие сны

– Документы вообще не спускались с третьего этажа.

– Точнее, не выходили из нашего кабинета.
– Олег немного помолчал и так же спокойно закончил, - Под подозрением только двое. Ты и я.

– Сеть?
– предположила я, вспомнив собственный горький опыт.

– Таня?!
– Олег... не обиделся, конечно, но удивился, - я готовил документ такой секретности. Разумеется, я отрубил и локальную сеть и Интернет. И провода выдернул.

– Ну, тогда не знаю. А какая разница - как, если мы точно знаем - кто?

– Угадать с одного раза?
– съязвил Олег.

– Извини, глупость брякнула.

– Извиняю охотно. Говори глупости сколько хочешь. Главное, что ты их не делаешь.

От такого увесистого комплимента "Шеви" аж на все четыре шины просел.

Снова пошел снег. Сухой и пушистый. Термометр стабильно показывал - 10, настоящая новогодняя погодка. Скоро ведь праздник, осенило меня вдруг.

– Что будем делать?
– спросила я.

– Думать. Сроку, чтобы отыскать канал утечки, у нас до утра. И мне почему-то кажется, что мы справимся. А завтра попробуем сыграть на опережение. У тебя на приеме интересные контакты нарисовались...

– А что с Аликом, - перебила я, этот вопрос волновал меня больше всего.

– Странно слышать такой вопрос от тебя.

– От аналитика "Алексы"? Или от верноподданной князя Влада, который уже списал Алика в потери?

– От дочери полковника Сторожева, - неожиданно сказал Олег.
– Мне кажется, уж ты то должна знать, что заложников, как правило, не возвращают. Это слишком опасно. Тем более, если в заложниках оказался такой специалист как Маргелов. Даже если ему завяжут глаза и уши, запрут в подвале, он сможет собрать столько информации...

– Тогда тем более его нужно вытаскивать!

– Таня! Влад не равнодушен. И не жесток. Он очень ценит Алика. И если он принял такое решение, значит, оно было оптимальным.

– Почему?
– спросила я, глядя в светло-серые глаза Олега. У ЭТОЙ стороны его личности был один громадный плюс - врать он попросту не мог. Но мог промолчать.

– Ты проспорил мне желание, - сказала я. Прозвучало это жалко. Да и сама затея показалась дурацкой. Пошлет он меня сейчас... пешком, искать созвездие Феникса.

Но я опять оказалась не права.

– Одно желание, - уточнил Олег, - выбирай, что ты хочешь: спасать Алика, или узнать, почему делать этого не нужно.

– Спасать, - время на раздумье мне не потребовалось.

– Хорошо, - спорить Олег не стал, - для начала, потребуй у них двое суток. Объясни, что проекту присвоен высший приоритет. Когда ответят согласием, напишешь, что Влад башню покупает.

– Это правда?
– спросила я.

– Князь еще не принял решение. Но он откажется. "Мы воюем малой кровью, и всегда на чужой земле".

– "Потому что вся она нам чужая", - закончила я, - а потом?

– Потом видно будет. Не переживай, мы его вытащим, - Олег положил руку мне на плечо и несильно, ободряюще сжал, - они против нас - котята.

Я почти успокоилась. Но все же спросила, не могла не спросить:

– Если это легко, почему Влад отказался его спасать?

– Одно желание, - напомнил Олег, - ты выбрала. И выбрала правильно, не сомневайся. Я уже, кажется, говорил, что ты не делаешь ошибок?

Мара смотрела кабельное телевидение. Шел какой-то французский фильм, причем без перевода, И Маре было почти интересно угадывать, о чем идет речь, ориентируясь лишь на жесты и интонации. "Почти", потому что сейчас во всем мире существовал лишь один звук, который мог ее заинтересовать - рассыпчатая, серебряная трель дверного звонка. Учитель, Антон - обещал прийти пораньше. Она ждала, натянув на колени длинную футболку с изображением смешного скунса на сноуборде.

Когда в дверь позвонили, Мара на секунду обмерла, почувствовав, что ладони стали влажными. Потом бросилась в прихожую открывать.

Антон принес запах морозца и снег на воротнике. Она потянулась к нему, но тот жестом отстранил девушку. Он улыбался.

– Ты когда-нибудь слышала о людях-мутантах? Так вот - я самый страшный из них, - он сунул руку за спину, и, спустя мгновение, уже протягивал Маре крупную белоснежную розу на длинном стебле. На мягких лепестках цветка блестели капли воды.

– Антон!
– Мара ахнула, и повисла у него на шее, прижимаясь всем телом.

Добросовестно отвечая на поцелуй, Звероящер продолжал размышлять. Девчонка ему почти не мешала. Она была так очарована, что света белого не видела. Он мог бы и не стараться с цветами и подарками... Но все равно старался. Совесть, что ли, мучила?

Спустя полчаса, когда в спальне царил полнейший разгром, а соседи, два раза стукнув в батарею, успокоились, Мара вдруг приподнялась на локте, и, заглядывая ему в глаза, сказала:

– Я видела еще один сон. Про башню. Двое разговаривали, но я их не видела. Один говорил другому, что высота башни обязательно должна быть сорок майсаков. Что такое майсак?

– Мера длины, - ответил Антон, - старинная. Обозначает то ли локоть, то ли ступню.

– И ты не знаешь точно?

– Даже если бы знал, я не имею понятия, локоть или ступня какого существа имеется в виду, - по-прежнему разглядывая потолок, пробормотал Антон.

– Но... наверное, человека?

– Не думаю. Не думаю... Не бери в голову, - опомнился Антон, повернулся к девушке, и погладил ее прямые волосы, - наверное, мой враг знает, и что такое майсак, и что им мерили. В этом вопросе я ему доверяю.

Антон пошарил рукой на полу, там, где грудой была свалена одежда, выудил мобильник, и, нехорошо улыбаясь, набрал номер Платона.

– Привет, - произнес он, и подмигнул девушке.

– Почему я до сих пор "симку" не скинул?
– отозвался Платон.

– Ну вот! Я к вам по делу пришел, а вы бодаться...
– прикрыв трубку ладонью, он спросил, - голова больше не болит?

Мара отрицательно мотнула растрепанной прической.

– Слушай его. Слушай, как ты это умеешь. Мне нужно знать, испуган он или нет, поняла?.

Мара кивнула и, придвинувшись к Антону вплотную, положила голову ему на плечо.

– Платон, такая фамилия Ибрагимов тебе еще о чем-то говорит?

– Смерти ты моей хочешь, сынок, - вздохнул Платон.

– Не преувеличивай. Хотел бы, ты давно нюхал бы цветочки со стороны корней, - фыркнул Звероящер, обнимая Мару, - я тебе жизни хочу. Уточняю - хорошей жизни. Богатой. Чтобы ты свой спорткомплекс построил.
– Платон молчал, и Звероящер продолжил, - вдова его, кажется, русская. Она как, прожженная дама?