Чужие сны

– Ибрагимова продала свою долю земли Платону?
– удивился Чернов, - она же была против.

– Была "против", стала "за". Ей доходчиво объяснили, что быть "против" для нее невыгодно. Сын ее находится в реанимации, между жизнью и смертью. Он бы давно загнулся, если б не мои ежедневные визиты. Пока Учитель Мукту является и читает мантру, парень живет. Все просто, как ручка от лопаты. Мне даже уговаривать ее не пришлось, она готова была подписать что угодно, хоть отказ от всего имущества в пользу Школы Самопознания. И была приятно поражена, когда узнала, что нам этого не требуется.

– Так что, шампанское?
– Макс широко улыбнулся, - Лерки нет, жаль. Может, выдернуть ее ненадолго?

– Не стоит, - Антон мотнул коротко стриженой головой, - мы уже близки к финалу, Лерка нужнее там. Мне нужен человек, который будет постоянно держать руку на пульсе... Марочка, тебе не трудно принести вино из холодильника. И штопор захвати.

Девушка поднялась. Она была непривычно молчалива и одета совсем не празднично - в черное. Максим проводил ее глазами, Мара ступала тяжело и немного сутулилась.

– Что с ней?
– спросил он.

– А что? С Марой что-то не так? По-моему она здорова, даже голова больше не болит.

– Ты заметил ее новую прическу?

– Ну да. Она экспериментирует. По-моему ей не слишком идет, но я сказал, что красиво, - Антон зевнул. Борьба за этот разнесчастный участок земли вымотала его немыслимо, за трое прошедших суток он спал, максимум, часов семь.

Вместо ответа Максим порылся в своей сумке, достал диск, загрузил его в компьютер. На экране появилось меню.

– Я отсканировал ту газету, которую принес Герман. На всякий случай. Там фотография всего высшего эшелона "Алексы".

– И что?
– все еще благодушно переспросил Антон.

– Обрати внимание на прическу Аллы Лесницкой. Тебе она ничего не напоминает?

Антон с легкой гримасой поднялся из кресла и склонился над монитором.

– Ну, похоже, - после небольшой паузы сказал он, - но это ничего не значит. Во-первых, мода каждые десять лет возвращается. А во-вторых, даже если в ней и оживают какие-то участки другой личности, сама Мара нам верна.

– Ты уверен?

– Да, - спокойно ответил Антон.

– Есть основания?

– Есть.

– Я могу узнать - какие?

– Она носит моего ребенка.

– Понятно, - Максим кивнул. Помолчал, - в принципе, это аргумент. Но, если ты еще помнишь, Катя тоже носила твоего ребенка.

– Она не предавала меня, - мгновенно ощетинился Антон, казалось, даже очки его встали дыбом.

– Она просто покончила с жизнью, - согласился Максим, - это, конечно, не одно и тоже. Но в нашей ситуации... а, кстати, чего это Мара так долго делает на кухне? Штопор ищет?

Антон выругался и бросился за девушкой. Максим не двинулся с места.

Мара стояла у окна. Она была жива и здорова, держала в руках бутылку шампанского, но Антона не заметила. Похоже, она просто выпала из реальности. Или глубоко задумалась.

Антон подошел сзади и обнял ее за плечи:

– Что с тобой, душа моя?

– Это нехорошо, - глухо проговорила Мара, - это жестоко. Мальчик все равно умрет. На самом деле он уже мертв. В больнице только его тело, души там больше нет.

– По-другому было никак, - коротко ответил Антон, - нам нужна эта земля.

– Ему всего шестнадцать лет.

Антон поморщился, словно вместо чая или кофе случайно глотнул подогретого уксуса.

– Этот "мальчик", если ты не знала, год назад вместе с двумя такими же "мальчиками" затащил на стройку свою одноклассницу. И не для того, чтобы почитать ей стихи Пушкина. А когда девушка стала сопротивляться, он ногой разбил ей лицо. Ей сделали несколько пластических операций... и она до сих пор наблюдается у психиатра.

– И поэтому за убийство ей ничего не будет, - закончила Мара, - любой суд признает ее невменяемой, не отвечающей за свои действия.

– Строго говоря, она за них действительно не отвечала. За них отвечал Макс... Послушай, Мара, пацан - законченный подонок, девица - практически неизлечимая психопатка. Кого из них тебе жалко больше?

– Их матерей, - тихо ответила девушка, - они надеются.

– Тем лучше для них. Пока они надеются, им есть для чего жить, - Антон холодно пожал плечами, - как говорили наши любимые враги, лучше боль, чем пустота. С болью можно жить, с пустотой - нет. Я все сделал правильно. И ни в чем не раскаиваюсь. Пойдем. Не порти мне и Максу праздник.

– Антон... а я тебе тоже нужна, как и эта земля? Или ты все-таки что-то чувствуешь?

На секунду Бакшаров прикрыл глаза тяжелыми веками. Лицо его окаменело. И глядя

на него, такого, Мара вдруг поняла, что понимает, как он заработал прозвище "Звероящер".

– Мара, когда Христос призывал подставить другую щеку, он не проповедовал мазохизм. Он был слишком умен для этого. И знал, что те, кому хватит мозгов прочесть Писание с самого начала и до конца, его поймут правильно.

– Что ты имеешь в виду?
– тихо спросила Мара.

– Только то, что пока твой противник без толку машет ладонями, можно успеть нанести ему полновесный удар в кадык, в солнечное сплетение, в пах, или ногой в голень.

Он взял из ее рук бутылку и вышел.

– Генеральное сражение мы даем тридцать первого декабря, - сказал он, усаживаясь на свое место, напротив Максима. Тот посмотрел на дверь, но никаких комментариев не последовало.

– В новый год, значит...

– А когда наступает тринадцатый месяц, как ты думаешь? Наверное, после двенадцатого.

– А потом? Когда мы, согласно твоему гениальному плану всех победим?

– Не победим. Просто запрем здесь. Не дадим уйти.

Максим поднял глаза.

– Честное слово, я чувствую себя польщенным, - хмыкнул Антон, - твое удивление дорогого стоит.

– Ты хочешь разрушить переход, - потрясенно проговорил Чернов.

– Они останутся здесь. Все. Со временем либо мы их достанем, либо здешние звезды. А под созвездием Феникса не могут рождаться дети. И все. Ясаки кончились. Начнется другой мир, мир Вишу. Спустя тысячелетия, пройдя через смерть, мы все-таки возьмем свою победу.