Чужое счастье
Шрифт:
Когда Марк вошел к Берни Файну, тот как раз вешал телефонную трубку. Берни встал и вышел из-за стола. Он был крупным мужчиной, почти толстым, с неопрятной копной седых волос и очками с толстыми линзами, которые увеличивали его глаза и придавали ему вид доброго и немного глупого мультипликационного медведя, несмотря на то что доктор Файн был одним из лучших специалистов в своем деле.
— Марк, рад тебя видеть! Хорошо выглядишь.
Марк улыбнулся.
— Ширли так не считает. Она уверена, что меня плохо кормят.
Берни хихикнул.
— Она весь мир накормила бы, если бы могла.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Где ты пропадал все это время?
Марк хотел рассказать
— Нынче здесь, завтра там. А ты как?
— Не жалуюсь. — Берни уселся на край стола и выглядел словно сложенная там куча одежды. — Мой младший оканчивает в июне университет magna cum laude[15]. — Доктор светился гордостью. — Я тебе говорил, что он учится в медицинском колледже Гарварда?
— Это впечатляет. Я хотел сказать, ну… Гарвард.
— Мы решили подарить ему путешествие, о котором он всегда мечтал.
Марк порылся в базе данных своей памяти.
— Я слышал, что в Новой Зеландии очень красиво.
— По словам Зака, там лучшие в мире волны для серфинга. Как странно, что мой сын — будущий врач. Но, черт побери, он заработал право на то, чтобы несколько недель побездельничать на пляже.
Марк никогда не видел ни жену Берни, ни кого-либо из его троих сыновей. Он знал их только по фотографиям в рамках, стоявшим у Берни на столе. Марк немного помолчал, давая понять, что эта часть программы окончена, а затем откашлялся и спросил:
— Как она?
Выражение лица Берни стало невероятно спокойным.
— Особо и рассказывать-то не о чем. Мы прекратили давать ей паксил, — у нее была плохая реакция на него. Ждем реакцию на уэлбутрин, — Марку не нужно было объяснять. На шизофреников смена барбитуратов и антидепрессантных средств действовала как коктейль Молотова.
— Она?..
— Нет. — Берни достал помятый платок из кармана вельветовых брюк и стал вытирать очки. — Мы тщательно присматриваем за ней.
Три месяца назад Фейс порезала себя ножом для бумаги, украденным со стола в регистратуре. К счастью, раны были поверхностными, но они все испугались. Тем не менее Берни Файн, к его чести, не предположил, что, может быть, другое заведение более подошло бы для «нужд» Фейс, возможно по доброте или из-за профессионального уважения к Марку, но скорее всего благодаря тому, что Фейс была уникальным пациентом, чьи месячные чеки оплачивались наличными. Она унаследовала немного денег после смерти дядюшки, и этого было достаточно, чтобы Марк мог себе позволить избежать уверток и отсрочек, сопровождавших страховку или, еще хуже, правительственный бюрократизм.
— Она выглядит подавленной? — спросил Марк и подумал, что это глупый вопрос. Кто бы не чувствовал себя подавленным в таком месте, даже если бы и не был болен? С другой стороны, учитывая все медикаменты, которые принимала Фейс, большую часть времени она была слишком одурманена, чтобы что-либо чувствовать.
— Не больше чем обычно. На самом деле я даже вижу небольшое улучшение, — осторожно сказал Берни.
— Ты мог бы выражаться немного конкретнее? — попросил Марк.
— Она больше говорит на групповых занятиях. И на личных встречах тоже. — Берни вернул очки на нос, и его глаза снова стали большими. — Она выражает некоторое беспокойство по поводу твоих визитов.
— Я знаю, что не прихожу так часто, как раньше. — Марк чувствовал, что его охватило чувство вины, но не стал прибегать к обычным в таких случаях объяснениям. Он не должен оправдываться перед этим человеком, у которого здоровая жена и здоровые дети, хотя Марк и был благодарен Берни за его доброту и сочувствие.
Берни
с любопытством наблюдал за ним.— Я ни разу не слышал, чтобы она жаловалась. Если что-то и случалось, Фейс всегда винила в этом только себя. Она беспокоится из-за того, как все это влияет на тебя. Думаю, что какая-то часть ее хотела бы отпустить тебя.
Марк горько рассмеялся.
— Отпустить? Это относительное понятие. — Конечно же, он мог развестись с Фейс. Но что это даст? Каждое утро, сразу после пробуждения первая мысль, приходящая ему в голову, будет о Фейс. Он не мог бросить ее — так же, как и Анну. В этом-то и была основная проблема.
— Я не собираюсь диктовать тебе, что делать, Марк, — вздохнул Берни. — Честно говоря, я не знаю, что бы я делал на твоем месте.
Марк улыбнулся.
— Нужно просто идти дальше и надеяться, что не упадешь.
— Чем ты занимался все это время? Я серьезно. — Берни наклонился вперед. Его мультяшные медвежьи глазки так пристально смотрели на Марка, что это лишало присутствия духа.
Марк пожал плечами.
— Я отдыхал от работы.
— Так я и думал. — Берни выудил из хаоса на столе вырезку из газеты. Это была статья из последнего выпуска «Стар», снабженная расплывчатой фотографией: Марк и Анна садятся в машину. Берни вручил ее Марку.
— Ее принесла одна из медсестер.
Марк посмотрел на нее и вернул.
— Спасибо, я ее уже видел.
— По крайней мере, они правильно написали твое имя.
— Лично мне больше нравится та часть статьи, в которой меня называют парнем, подозреваемым в убийстве.
— Это правда?
— С каких это пор ты веришь тому, что пишут в таблоидах?
— Послушай, Марк, если ты с кем-то встречаешься… — Берни пожал плечами, словно давая понять, что он не собирается никого судить. На его добром лице Марк видел понимание — не только его поступков, но еще и тех компромиссов, которые были неизбежны в таких ситуациях.
— А Фейс знает? — Марк почувствовал тупой укол плохого предчувствия. Она могла видеть его по телевизору или услышать об этом от той самой услужливой медсестры, которая принесла вырезку.
— Если и знает, то ничего об этом не говорила.
— Ну, это уже кое-что. — Марк вышел в коридор, но затем обернулся и сказал: — Не для протокола: я люблю ее.
Берни не нужно было спрашивать, кого он имел в виду. Он только улыбнулся и сказал:
— Маззл тов![16]
Если Марк и боялся этого визита, то его опасения растаяли в тот момент, когда он увидел Фейс. Она сидела в библиотеке, скрестив ноги, в кресле у окна и читала вслух другой пациентке под пристальным наблюдением Ролли — санитарки ямайского происхождения (чьи дреды были нескончаемым источником восхищения в отделении). Фейс склонилась над книгой, поставив локти на колени. Коса спадала ей на одно плечо: Фейс выглядела восемнадцатилетней, — именно столько ей было, когда они познакомились. Марк остановился в дверях, плененный словами, слетавшими с ее губ, подобно музыке.
Полный кубок пригубила Элен слегка.
Гость его с одного осушает глотка
И бросает ей под ноги, глядя в глаза:
На устах ее смех, на ресницах слеза
[17]
.
Лохинвар. Баллада о несчастной любви. Марк улыбнулся, увидев в этом иронию судьбы, а затем его взгляд переместился на женщину, сидевшую на полу у ног Фейс. Она была где-то в два раза старше Фейс и весила в два раза больше, но сидела, словно покорный ребенок, опустив веки и раскрыв рот.