Чужое сердце

– «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня», – процитировал Джастус. – Евангелие от Иоанна, четырнадцатая глава, стих шестой.

– В Евангелиях также имеются свидетельства того, что разным людям Иисус являлся в разных обличьях, – сказал Флетчер. – Апостол Иаков вспоминает, как видел Иисуса на берегу в теле ребенка. Он показал его Иоанну, но тот принимает его за сумасшедшего, поскольку на берегу стоит не ребенок, а красивый юноша. Они подходят ближе, чтобы разобраться в недоразумении, но один видит лысого старика, а другой – молодого парня с бородой.

Преподобный Джастус нахмурил брови.

– Я могу цитировать Евангелие от Иоанна с любого места. Я наизусть его помню. И ничего подобного там не написано.

Флетчер улыбнулся.

– А я и не говорил, что это взято из Евангелия от Иоанна. Я сказал, что это написано в одном из Евангелий. А именно, в гностических «Деяниях Иоанна».

– В Библии никаких Деяний Иоанна нет, – фыркнул Джастус. – Он сам сочинил это.

– Преподобный прав: в Библии его нет. И таких текстов – десятки. В ходе многочисленных редакторских правок они были исключены из окончательного варианта, и раннехристианская церковь сочла их ересью.

– Потому что Библия – это Слово Божие, и все тут, – заявил Джастус.

– Вообще-то, Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна написали даже не соответствующие апостолы. Они написаны на греческом языке, написаны людьми с зачатками образования, тогда как апостолы Иисуса – простые рыбаки – были безграмотными, как и подавляющее большинство тогдашнего населения. Евангелие от Марка основано на проповедях апостола Петра. От Матфея, судя по всему, написал некий еврей-христианин из сирийской Антиохии. Евангелие от Луки предположительно написал врач, а вот автор Евангелия от Иоанна не упоминает своего имени… Но это последнее из четырех синоптических Евангелий, написанное примерно в сотом году нашей эры. Если авторство таки принадлежит Иоанну, он к тому времени был уже весьма пожилым мужчиной.

– Пыль в глаза! – отмахнулся преподобный Джастус. – Он пытается увести нас от истины с помощью риторики.

– А в чем, по-вашему, заключается истина? – уточнил Кинг.

– Неужели вы действительно верите, что если Господь снова почтит нас физическим присутствием – на мой взгляд, это очень маловероятно, – то для транспортировки он выберет тело человека, совершившего два убийства?

Вода забурлила, и я отсоединил кипятильник. Не дождавшись ответа Флетчера, я выключил телевизор. А зачем Богу вообще вселяться в кого-либо из нас?

А что, если все наоборот?… Что, если мы вселяемся в Бога?

Майкл

Пока мы ехали к родителям Мэгги, меня терзали муки совести – муки разного калибра и разных оттенков. Я подвел отца Уолтера и церковь Святой Катрины. Я опозорился на телевидении. И хотя я обмолвился Мэгги, что нас с Шэем связывает нечто в далеком прошлом, всей правды я снова не сказал. Струсил.

– Послушай, – сказала Мэгги, отвлекая меня от невеселых раздумий, – мои родители, скажем так, разволнуются, когда увидят тебя в машине.

Я поглядел по сторонам – зеленый район казался совершенно безмятежным.

– Не привыкли тут к гостям?

– Скорее, не привыкли к свиданиям.

– Не хочу тебя огорчать, но бойфренд из меня не ахти.

Мэгги рассмеялась.

– Ага, спасибо, что предупредил, но мне бы хотелось верить, что даже я еще не докатилась до этой стадии. Просто у моей мамы есть какой-то, что ли, радар. Она Y-хромосому за десять миль учует.

Будто услышав зов дочери, мать Мэгги вышла из дома. Она оказалась хрупкой блондинкой с аккуратной стрижкой «боб» и жемчужным ожерельем на шее. Наверное, она только что вернулась с работы или собиралась куда-то уходить. Потому как мою маму пятничным вечером можно было застать только в папиной фланелевой рубашке с закатанными рукавами и джинсах, которые она сама величала «штанами для жирных бездельниц». Женщина взглянула на меня через ветровое стекло.

– Мэгги! – воскликнула она. – А ты не говорила, что приведешь на обед друга.

Услышав, как она произносит слово «друг», я испытал прилив искреннего сочувствия к Мэгги.

– Джоэл! – закричала женщина через плечо. – Мэгги привезла гостя!

Я вышел из машины и поправил воротничок.

– Здравствуйте, – сказал я. – Меня зовут отец Майкл.

Мать Мэгги непроизвольно взялась за горло.

– О боже…

– Не совсем, – ответил я, – но близко.

Из дома выбежал, заправляя на ходу рубашку, отец Мэгги.

– Мэгс! – И только когда он сгреб дочь в неуклюжие объятия я заметил у него на макушке ермолку. Обернувшись ко мне, он протянул для приветствия руку: – Раввин Блум.

– Могли, бы и сказать, что твой папа ребе, – прошептал я.

– А ты не спрашивал. – Мэгги взяла отца под руку. – Папа, это отец Майкл. Он еретик.

– Пожалуйста, скажи, что вы не встречаетесь, – пробормотала миссис Блум.

– Мама, он священник. Конечно, мы не встречаемся. – Мэгги рассмеялась, и обе направились к дому. – Но тот уличный музыкант, который приглашал меня на свидание, уже, наверное, не кажется тебе таким безнадежным вариантом…

Они ушли, оставив нас, служителей Господа, в неловком молчании. Раввин Блум проводил меня в дом и сразу же пригласил к себе в кабинет.

– Так где вы проповедуете?

– В Конкорде, – ответил я. – В церкви Святой Катрины.

– И как вы познакомились с моей дочерью?

– Я духовный наставник Шэя Борна.

Он удивленно поднял глаза.

– Какой, должно быть, изнурительный труд.

– Изнурительный, – согласился я. – Во всех смыслах.

– Так что же, да или нет?

– Пожертвует ли он свое сердце? Думаю, это зависит от вашей дочери.

Раввин покачал головой.

– Нет-нет. Мэгги, если захочет, гору с места сдвинет. Одну молекулу за другой. Я имел в виду, Иисус он или самозванец?

Я непонимающе моргнул.

– Вот уж не думал, что услышу этот вопрос от раввина.

– Ну, в конце концов, Иисус был евреем. Сами посудите: жил с родителями, унаследовал отцовский бизнес, считал свою мать девственницей, а она его – Богом. – Раввин Блум усмехнулся, и я ответил ему улыбкой.

– Во всяком случае, учит Шэй другому. Не тому, чему учил Иисус.

Раввин засмеялся.

– А вы, я так понимаю, были там и все слышали?

– Я знаю, что сказано в Священном Писании.

– Знаете, меня всегда поражают люди, будь они иудеями или христианами, которые воспринимают Библию как нечто незыблемое. «Евангелие» переводится как «благая весть». Это способ обновить информацию, адаптировать ее к нуждам публики.

– Не могу сказать, что Шэй Борн адаптирует историю Христа для молодого поколения, – признался я.