Чужой муж. Книга вторая

– Не может быть..., – чуть не плача, пролепетала она потерянно.

– Может. Поздравляю. Вы воспитали шл..., – не щадя её, проговорил я.

– Подожди, – перебила она, будто не слыша мою реплику, – Так ты теперь можешь Анину долю в квартире отсудить? Ты же растил её... Не забирай у Саши половину...

 Меня затошнило от мелочности и алчности этих женщин. Плевать им на девочку и её судьбу, главное — квадратные метры.

– Я вашу Сашу лишу всего, – решительно пророкотал с металлом в голосе, – Пусть копит деньги на новую операцию...

 Развернувшись, пошёл к палате, а Тамара всхлипнула и достала из кармана телефон. Будет своей дочери докладывать. И как я связался с ними? Как был так слеп? Помогите небеса, избавиться от них и забыть, как страшный сон.

 В носу щекотало от запаха медикаментов. Палата в светлых тонах, в углу кровать, на которой лежала Аня. Я же прислушивался к себе, пытаясь понять, что чувствую. Волнение... Страх. И тоскливое разочарование. Оно заполнило меня до краёв, пропитав собой каждую клеточку моей души.

– Папа..., – тихий Анин голосок, такой родной... Пронзающий сердце ножом. Хотелось биться головой об стену. Как объяснить маленькой девочке, что я не её папа. Как Саша пошла на такое....

– Да, Анют..., – прочистив горло, сипло выдавил из себя. Каждый шаг давался с трудом. Подошёл ближе. Она смотрела на меня испуганно и с непониманием. Наверное, мне не удаётся замаскировать свои эмоции и она их считывает с моего лица. Ощущает, что что-то изменилось, стало иначе.

 Присел на корточки возле неё, взял в свои ладони её маленькую ручку с приклеенным к вене катетером. Пальцы мои дрожали. Такая тёплая, мягкая... Ведь должно быть всё так же. Но нет. По-другому...

– Папа? – с волнением вновь произнесла она. А я не мог выдавить из себя и слова. Опустил голову, прижимаясь лбом к её запястью, и заплакал... Душу выворачивало, а я не мог остановиться. И плевать, что мужчины не плачут. Меня разрывало от жалости к ней, от осознания, что она так же как и я, никому не нужна. Она ещё не знает, что совершенно одна в этом мире. Ей придётся самой бороться со своей болезнью. Девочке придётся искать тепло и нежность. Выпрашивать их у судьбы. Выгрызать себе место в этой жизни. И дай бог, чтобы Ане хватило на это сил.

– Прости меня..., – зажмурившись, прошептал, стараясь протолкнуть, этот противный, горький ком в горло, – Прости нас...

 Аня тоже начала плакать, не осознанно поймав моё состояние. Я не знал, что делать. Не могу её бросить, но и забрать… На сколько меня хватит? Воспитывать чужую дочь... Это не котёнок и не собачка, от которых можно отказаться и в случае чего, сдать обратно. Более чем уверен, предложи я Саше квартиру за Аню и та согласится без колебаний. Опять же, Наташа осуждала меня за то, что я легко отказался от дочери. Так может, если я полностью оформлю на себя опеку, это поднимет меня в её глазах? А если нет? Куда я потом с Аней?

 Я сидел у кровати и гладил девочку по пушистым спутанным волосам, ожидая, пока уснёт. Смотря в одну точку и прокручивая постоянно варианты того, как же мне поступить. Ужасно то, что сейчас в моей душе стало пусто. Не было тех чувств, что раньше испытывал к Ане. Не полностью, но большая часть их стёрлась, выгорела.

 Нас никто не беспокоил и не пытался прорваться в палату. Конечно, у тёщи и Саши сейчас более глобальные проблемы, чем здоровье ребёнка...

 Одно я понял точно. Не смогу бросить её на произвол судьбы, оставить на попечении Саши. Они с Томой не погнушаются ничем, и могут легко избавиться от ребёнка, чтобы не мешала.

Время было уже позднее. Хоть ехать домой и не хотелось, но вечно бегать от самого себя не получится. С Аней в больнице осталась Тамара. Как только я вышел из палаты, увидел ее на диванчике неподалеку. Она демонстративно отвернулась от меня, показывая своим видом недовольство мною. По чести сказать, было абсолютно безразлично на нее и ее обиды. Хмыкнув, просто прошел мимо.

 Зайдя по пути и сдав образцы для анализа, отправился наконец-то отдыхать. В планах было взять дома необходимое и заночевать в гостинице. Однако, стоило мне войти в квартиру, как ко мне подлетела зареванная Александра и рухнула шарнирной куклой на колени к моим ногам.

–Алёша! Это неправда! Всё, что тебе наговорили. Родной, умоляю, выслушай меня, – с трудом понимал ее вой вперемежку с хлюпаньем носом.

– Встань, – грубо отпихнул ее от себя, – Я за вещами...

– Лёшенька, выслушай, – хватала она меня за ноги, отчего я потерял равновесие и чуть не повалился на пол. Тряся ногой в воздухе, пытался ее сбросить с себя.

– Что слушать?! – взревел я в бешенстве, теряя крупицы самообладания, – Ты ни разу правды не сказала. Мне противно от тебя, я будто извалялся в помойке. Да что уж, я жил с этой помойкой...

– Не говори так, – сидя на полу и размазывая слезы по щекам, с обидой попросила она. Строя из себя маленькую девочку. От этих ужимок стало еще более тошно, – Я тебя полюбила с первого взгляда. Я на всё закрывала глаза...

– Не из-за любви, – повышая голос, перебил ее, – Ты боялась оказаться на улице с больным ребенком. Ты изначально ко мне ничего не чувствовала. Резиновая кукла. Бездушная тварь...

– За что?! – зажимая виски пальцами, взмолилась она, – За что ты так жесток ко мне?

– Слушай, болезненная, – присев рядом с ней на корточки, душевно проговорил, – Тебя не насиловали. Ты сама спала с Самойловым и его дружками. Сама побежала на аборт от него, когда не получилось его пузом своим прижать. Ты сама залезла на женатого мужика и после, нагуляв ребенка, притащила мне в подоле чужое отродье...

– Не говори так про Анечку! – ударила она меня по плечу, прошипев гадюкой. Глаза ее сузились и заблестели от бешенства. Бил-то я в точку, а крыть ей нечем.

– Кто ее отец? – пророкотав, схватил Александру за волосы и сжал их в кулак. Запищала, пытаясь вырваться. Теперь по щекам ее катились настоящие слезы, а глаза наполнились страхом.

– Пусти-и-и..., – заплакала она, а я лишь сильнее дернул ее пакли, оттягивая и наклоняя голову Саши к левому плечу.

– Имя, – жестко рявкнул, показывая, что не блефую. Надо будет, выдеру все, пока не скажет хоть раз правду.

– Я... Она..., – взгляд Александры метался, на лице отобразился судорожный мыслительный процесс. Она словно решала, что ответить. Как выгоднее для себя рассказать информацию.

– Самойлова? – поторопил ее, чувствуя, как в ладони остаются наращенные пряди.