Чужой (наш) ребёнок

Мне не может нравиться эта девушка.

Она всего лишь доктор семьи!

Такой я считал её неделю назад. Но за это время всё поменялось. И я дико боялся. Потому что наши привязанности — наши слабости. Которыми могут воспользоваться в любой момент. А я этого совершенно не хотел. Мне хватило боли на всю жизнь. Родители, сестра. Нет, я не мог больше потерять кого-то ещё.

Но и смотреть на скисшее лицо Венеры не хотел. Может, сделать что-то хорошее?

От этой мысли хмурюсь, не сумев представить этой картины. А что я мог сделать в этой ситуации?

Может, найти отца малышки? Тогда девушка, узнав, что Эрика находится у родного отца, чуть успокоится? И всё вернётся на круги своя.

А был ли он? Мать ушла в другой мир. Отец, возможно, сделал то же самое. Но попробовать стоит.

Набрал Ройса, поручил ему найти отца малявки. Через ту девушку, которую мы нашли в том доме.

Не знал, получится ли, но одну попытку можно было сделать.

Выдохнув, встал с кресла и пошёл на кухню. Вода сейчас не помешает. Хотя она никак не помогала отвлечься.

Но когда выходил из комнаты, надеялся увидеть её. Не хотел, но мне было интересно увидеть, как она себя чувствует.

На ней всё это время не было лица.

И я знал, что в этот период дня она, как обычно, ужинала на кухне.

Поэтому и вышел, зная, что она будет там.

Грустная, поникшая и апатичная.

Вот что с нами бывает, когда уходит дорогой человек. Но если сейчас малышка была в хорошей семье, то потом могло пойти всё по наклонной. Если будет жить с нами. Нет, я не мог позволить себе этого.

Нам просто нельзя.

Как и ожидалось, доктор сидела на кухне, опустив голову вниз. За эти дни я не видел ни одной её улыбки и не слышал смеха. Их будто стёрли окончательно. И больше той Венеры, за которой я наблюдал неделю, не видел.

Подхожу к столу, беря в руки графин с водой.

В комнате стоит полнейшая тишина, которую я разрушил, поставив стакан на стол. Не выдержал. Потому что с каждой секундой чувствовал исходящую от неё пустоту.

Не думал, что её эмоции так подействуют на меня.

— Может, хватит убиваться? — сейчас мне показалось, что я говорю с пустотой. Потому что ответа не последовало. Только размеренное дыхание говорило о том, что я был в комнате не один.

Оборачиваюсь, наблюдая за девушкой, которая смотрела на стол, думая о своём.

Она точно услышала мои слова. Поскольку пальцы побелели, вцепившись в чашку с чаем.

— Я не убиваюсь, — внезапно отвечает, отчего все органы внутри скручивает от её голоса. Безжизненного. До ужаса пустого.

Неужели на неё так сильно повлияло всё это?

Она медленно поднимает голову, заглядывая мне в глаза.

Вижу, как блестят её карие от слёз омуты, и сдерживаюсь, чтобы не подойти к ней и попытаться успокоить. Вот только делать этого было нельзя. Так будет лучше. Для неё и для меня.

— Я разочарована.

— Чем? — поднимаю стакан и делаю глоток, ожидая её ответа. Опёрся о столешницу и ждал. Это всегда бесило меня больше всего — ожидание. Потому что ты не знаешь, что будет в эти мгновения.

Жизнь слишком скоротечна и коротка, чтобы проводить её, ожидая чего-то.

Ответ последовал сразу же. Точный и даже не намекающий.

— Кем. Правильнее: «Кем ты разочарована». Тобой.

Глава 21

Никаких «Вы». Она всегда переходила на «ты», когда была под эмоциями. И сейчас она поглощена ими, хоть и не показывала. Знал, что на её душе бушует шторм, который погасить будет тяжело.

— Думала, ты способен хоть что-то чувствовать. Оправился после той потери. Может, был готов впустить в свою жизнь кого-то ещё. Ошиблась. Ты — не человек, раз не умеешь чувствовать. Разве ты не считаешь себя предателем, который отдал ребёнка, к которому сам проникся? Она вела себя спокойно только с тобой, хоть и поначалу. Это был огромный знак доверия. Но ты предал её. Так поступают только чудовища. Самые настоящие. Безэмоциональные, погрязшие в равнодушии. Я была о тебе другого мнения, до конца надеялась, что ты не такой. Но нет. Снова ошиблась.

Она встаёт с места, и, прикрывая на мгновение глаза, шумно выдыхает.

А я молчу. Потому что не знаю, что ответить. Всё было так, как она и сказала. Я — чудовище. Да, Эрика мне понравилась. И я так просто с ней распрощался. С виду. Я не показывал своих эмоций никогда. И сейчас было не исключением. Но на душе больно.

И каким бы животным я не был, тоже чувствовал.

И любые слова могут доставить мне боль. Даже эти.

Особенно эти.

Девушка взмахивает своими тёмными волосами и скорее удаляется из кухни, оставляя меня одного. Вот и всё. Разговор окончен. Исход был предсказуем с самого начала. А на что я рассчитывал? Что сейчас увижу её, и она бросится мне на шею, прося успокоить? Такого не случится.

Отстраняюсь от столешницы и возвращаюсь обратно в кабинет.

Никогда не думал, что буду чувствовать это, но… Я испытывал беспокойство. За Эрику. Меня раздирало любопытство, что сейчас с ней было. Как она реагировала на новую семью? Было ли ей комфортно? Не знал. Я вообще старался не интересоваться её жизнью.

Сев за стол, откинулся на спинку кресла, проверяя почту. Делал это рефлекторно, ожидая ответа от Ройса.

И как же сильно я удивился, когда мне уже пришло от него письмо. Быстро.

Открыв его, нахмурился. Во вложениях висело несколько фотографий. Не это я просил узнать, совершенно.

Первая фотография заставила испытать меня лёгкий шок. Все данные о матери мелкой.

Которую я, оказывается, знал.

Плохие догадки посетили голову, и я, не раздумывая переключил картинку.

Облегчённо выдохнул, когда в свидетельстве о рождении Эрики увидел прочерк в графе «отец». Зато узнал её настоящее имя: Летти.

Оно всегда ассоциировалось у меня с летом. Цветами. Морем. И свободой. Сам не понимал, почему. Но оно ей очень подходило: такое же нежное и солнечное. Дающее энергию хотеть жить дальше.

И что хотел показать мне этим Ройс? То, что у неё нет отца?

Взгляд невольно цепляется за третью фотографию, которую я заметил не сразу. И снова напрягаюсь, потому что тот червячок сомнения, глубоко засевший в груди, начал шевелиться с большей силой.

Открываю фото, вчитываясь в текст.

Этого я не ожидал абсолютно. Фото с пометкой «оригинал», доказало, что мои опасения оказались правдой.

Первое было липой, как написал Ройс. Не знаю, как она сделала это и зачем, но сейчас меня волновало совершенно другое.