Чужой портрет
Шрифт:
А вот ринг… Мама моя…
Тут убили, что ли, кого-то?
Вся поверхность ринга залита кровищей. Ее так много, что складывается полное ощущение, что я не в спортивном зале, а на бойне. А , учитывая еще и запахи, окружающие меня: пот, спертый, удушающий сигаретный дух, кровь — и впечатление бойни напополам с притоном становится полноценным.
Выдыхаю, собираюсь с силами и поднимаюсь на ринг.
Ох, очень надеюсь, что тут никого не убили, все же… Спрашивать об этом, естественно, и не думаю даже, просто выполняю свою работу, собирая кровь тряпкой, выжимая в ведро и снова собирая. Хорошо,
— Почему ты одна?
Голос раздается позади меня настолько неожиданно, что вздрагиваю. Черт… Ну чего ты пришел сюда? Хотя, кто думал, что это будет легко?
— Лана вышла… — смысл скрывать? Он все равно узнает… — она вернется через час.
— Я платил за то, чтоб вы двое тут дежурили, — Каз легко прыгает на ринг, идет ко мне, продолжающей сидеть на корточках и собирать кровь. Не смотрю на него, полностью сосредотачиваясь на своей работе, — именно из-за таких случаев.
Его ноги, в навороченных ярких кроссовках, останавливаются совсем рядом, прямо возле меня, и я едва сдерживаю мстительное желание мазнуть по ним кровавой тряпкой. Потому что нечего подходить так близко! Надо о технике безопасности думать!
— Отойдите, — глухо говорю я, не поднимая головы и продолжая методично работать, — а то брызги крови попадут…
А Каз неожиданно наклоняется, присаживается на корточки прямо передо мной и ловит пальцем за подбородок. Это так внезапно и резко происходит, что не успеваю отшатнуться, замираю, глядя в его черные, полные какого-то сумасшедшего, бешеного веселья глаза.
— Я не боюсь крови, Маруся, — клыкасто улыбается он, — мне просто не нравится, что ты в ней возишься.
— Это моя работа… — губы под маской едва шевелятся, а взгляд никак не получается оторвать от его лица, смуглого, красивого до умопомрачения… Он гораздо красивее Алекса… Почему я их сравниваю? Они же совершенно разные… Боже… Нельзя быть таким красивым… Это… Преступление…
— Это плохая работа… — так же тихо отвечает Каз, не выпуская моего подбородка, продолжая придерживать легко и одновременно жестко. Так, что не вырвешься.
— Вы ее сами предложили…
— Ты не согласилась на другую…
— Я и на эту не соглашалась… Просто сестра…
Почему я оправдываюсь?
— Я знаю, — кивает он, — вставай…
— Мне надо доубирать…
— Без тебя справятся.
— Нет. Это моя работа. Вы мне за нее платите.
— Я тебе и без того заплачу. Сколько ты хочешь? Сколько тебе надо?
— За что?
— За твое внимание.
Пощечина получается звонкой. А как по-другому, если грязной, окровавленной перчаткой да по наглой физиономии?
И нет, мне не страшно. И не жаль.
Просто есть вещи, которые нельзя прощать и сносить.
Я это не сразу поняла, зато потом выучила “на отлично”.
Учитель попался хороший, с душой учил…
Глава 21
Тишина, упавшая в этот момент на меня, кажется оглушающей.
Словно внезапно у телевизора выключают звук, оставляя только изображение. И изображение это ужасно.
Я смотрю в темные глаза Каза, завороженная стремительно меняющимися эмоциями в них.
Удивление, безмерное, безграничное,
словно Каз не верит в случившееся, не допускает ни одной реальности, в которой было бы возможно подобное развитие событий.После — шок. Он проступает внезапно и быстро пропадает, если бы не отслеживала так жадно, не смотрела в глаза без отрыва, то и не заметила бы.
Ярость, острая, всепоглощающая, страшная. Надо отшатнуться, потому что ударит. Он меня точно сейчас ударит… И я это отчетливо понимаю по безумию в черных зрачках, сменившему ярость.
Я посмела сделать то, чего он не ожидал. И никто не ожидал, судя по гробовому молчанию мужчин вокруг нас.
И я буду наказана.
Алекс бы непременно…
В это момент Каз делает резкое, вообще не уловимое движение ко мне. Отшатнуться не успеваю, да и смысла нет… Достанет. Они всегда достают…
Обреченно закрываю глаза, принимая ситуацию и ответ на нее.
И мир неожиданно переворачивается.
Я лечу, ощущая тупую боль в ребрах, словно их обручем стиснуло, таким, что даже не вздохнешь, а затем воздух и вовсе выбивается от удара в живот. Тоже тупого, давящего… Не болезненно, но неприятно.
В шоке открываю глаза и смотрю в перевернутый мир.
Мужские изумленные лица прямо на уровне моей головы, ринг с кровавыми разводами, перевернутое ведро, тряпка…
Затем мир опять сотрясается, и я вместе с ним! Это Каз спрыгивает с ринга со мной на плече.
Пол, мужские ноги, все стремительно меняется, в ушах нарастает гул, сквозь который слышу поистине дикий мужской рев! Куда там тому, что до этого было, когда тут кого-то уронили и забрызгали кровью весь ринг!
Там не было такого восторга, как сейчас.
— Каз! Красавчик!
— Да! Накажи ее!
— Офигеть, Каз!
Мужчины кричат еще что-то, громко, не стесняясь в выражениях. Сыплют советами, что Казу нужно сделать со мной, как именно наказать.
И я бы многое дала, чтоб этих слов никогда не слышать и не запоминать.
Лицо, наверняка красное от того, что вниз головой на плече у Каза вишу, теперь пылает огнем, в глазах темно, в горле сухо, в животе — больно!
Он меня на плече несет!
Словно… Словно первобытный человек добычу!
И я только в этот момент осознаю свое положение полностью, отхожу от шока, насколько это вообще возможно, пытаюсь сделать вдох и принимаюсь ерзать на плече в тщетных попытках спрыгнуть, увернуться!
Надо же, я ждала удара, была готова к тому, что размажет сейчас в тонкий блин по этому рингу, или заорет, оскорбляя и унижая.
Но вот к тому, что меня просто молча взвалят на плечо и понесут куда-то, как бессловесную, не стоящую никаких объяснений и разговоров обузу, вообще не была готова.
В голове это реально не укладывается сейчас.
Принимаюсь бессильно колотить кулаками , со все еще надетыми на руки перчатками, по спине бессовестно пользующегося своей силой мужчины, кричу, но меня вообще не слышно из-за зрительской поддержки Каза.
А мои попытки сопротивляться приводят лишь к тому, что голоса советчиков становятся настойчивей и громче, а тяжелая рука, легко удерживающая меня на плече и так же легко пресекающая все мои попытки освободиться, еще тяжелее…