Чужой среди своих

— … вот тебе! — Лёвка уже повалил своего недруга в пыль, и, сидя на нём, с упоением колошматит по физиономии. Ощутимая разница в возрасте, росте и весе его не смутила… и да, в своих предположениях насчёт кастета в карманах приличного еврейского мальчика я оказался не прав. Свинчатка.

— Дамы… — слегка кланяюсь захихикавшим малявкам, приподняв кепку, и ставя пустое ведро с их тележки к колонке.

— Да я тебя… — начинает Долгов, неуверенно вставая с земли и добавляя цепочку грязных, но плохо связанных между собой ругательств, снова задевая маму, да не чью-то абстрактную, а вполне конкретную, мою.

— Фу, как некультурно… — не дав ему встать, пробиваю по-футбольному в голову, но впрочем, аккуратно, дозируя силу. Тот свалился и затих было, но вскоре завозился в пыли, а несколько секунд спустя, неуверенно сев, наблевал себе под ноги.

— Ну, жив будет… — отметил я, ставя девочкам на тележку полное ведро.

« — А сердце колотится, — отмечаю машинально, стараясь делать вид, что происшествия такого рода для меня ежедневная обыденность, — Всё ж таки опыт — это одно, а… хм, новенькое, необмятое подростковое тело, со всеми стандартными для подростка реакциями — совсем другое!»

Вместе с Лёвкой мы помогли хихикающим девочкам наполнить вёдра, а потом в четыре руки чистили изрядно увозившегося кузена от пыли, крови и бог весть, какой ещё дряни. Вышло откровенно неважно, но тот не расстроился, явно принимая подобные неприятности как неизбежную часть жизни.

Агрессоры за это время, поддерживая друг друга, потихонечку уползли, уже не пытаясь рассказать нам, что именно, как и с кем они сделают. Совесть попыталась было немного погрызть меня, но неуверенно, и, надкусив слегка, и облизав шершавым языком, удалилась в растерянности.

— Здоровски! — пылал энтузиазмом Лев, с натугой неся полное ведро (от моей помощи он с возмущением отказался, ибо я гость!), — Вот Давид обзавидуется!

— Ага… а Давид, это кто? — поинтересовался я.

— Брат! — живот отозвался Лев, — Младше на год! А эти… они постоянно к нам цепляются!

— Ага… — ещё раз отозвался я, вспоминая «жидёнка» и уже окончательно успокаиваясь. Никогда пацифистом не был…

— Только помалкивай, хорошо? — попросил я, — А то мама опять будет переживать.

— Ага… — закивал тот, давясь смешком, — ты ж слабенький! Болезненный!

На это я только плечами пожимаю, не желая объяснять двенадцатилетнему мальчишке, что между состоянием здоровья и умением драться, и даже физической формой, не стоит знак равенства.

— Вот… — опасливо глянув в сторону подъезда, Лёвка продемонстрировал вытащенную из тайника начатую пачку дешёвых папирос, — если вдруг уши опухнут…

— Да? Спасибо, что напомнил… — вытащив из кармана свои, я положил их туда же, а то ещё не хватало — в баню с ними тащится! Не сомневаюсь, что родители знают, но — правила игры…

Залив воду в рукомойник и поставив ведро на место, кузен небрежно пнул ногой дверь сарая, прикрывая его, и, засунув руки в карманы, приглашающе показал подбородком в сторону подъезда. Там нас почти сразу взяла в кольцо организованная группа малышни, и, угрожающе ковыряя в носах и пуская слюни, начали задавать вопросы, соответствующие возрасту и интеллекту.

— А ты сильный? — трогая меня за штанину замурзанной ладошкой, интересуется малявка лет четырёх с грязным бантиком в светлых волосах, и тут же, без перехода…

— … а у меня папа сильный! Он знаешь, какой сильный?! Он тебя может выше дома забросить!

— А мой папка… — перебил её мальчишка чуть старше, в забавных шортах с лямкой через плечо, и начался галдёж, от которого у меня заныли зубы.

— Вы Фаины родственники? — дребезжащим голосом поинтересовалась подкравшаяся бабка, опирающаяся на клюку и одетая во что-то очень выцветшее, ветхое и настолько дореволюционное, что мне на ум попросилось слово «салоп». Судя по возрасту и общей ветхости, она вполне может оказаться ровесницей Русско-турецкой[iv]…

— Да, баба Клава, — ответил за меня Лев с нотками обречённости в голосе, — мамина двоюродная сестра с мужем и сыном.

— Ага… — пожевав челюстью, бабка придвинулась поближе, а от скамейки, шаркая калошами по пыли и стуча палками по земле (натурально палками, даже не костылями!), уже надвигалось подкрепление.

— Ждёте? — надвигающийся зомбиапокалипсис прервал голос дяди Бори, — Ну, молодцы!

— Родня Фаина! — повернувшись к бабкам, тут же поведал он, в несколько ёмких предложений вывалив, кто мы и откуда.

— Ну что, пошли? — уже повернувшись к нам, сказал он, пока бабки зависли, переваривая полученную информацию.

… и мы пошли, стремительно и неотвратимо удаляясь от сопливых малышей и старух!

Взрослые, вручив нам свёртки с чистой одеждой, ушли чуть вперёд, разговаривая о чём-то своём. Они, хотя и не были знакомы раньше, удивительно быстро нашли общий язык, и судя по всему, общее у них не только еврейство и запутанные родственные связи через жён, но и отчасти — судьбы.

Я слышу только обрывки фраз и отдельные слова, да ещё и Лёва с энтузиазмом грузит мне уши, отвлекая, но аббревиатуры вроде ИТЛ[v] в России, независимо от времени, известны, наверное, каждому. А складывая долетающие до меня географические названия, фамилии начальников и прочее, непроизвольно осевшее в моей памяти после общения с дядей Витей, я могу пусть грубо, приблизительно, но делать какие-то выводы о вехах в их биографиях.

— … а я ему такой — н-на! — глушит интересное Лёвка, — и этот поц — в пыли, а я такой…

Незаметно закатываю глаза, но не затыкаю фонтан его красноречия, и, чтобы не раздражаться, чуть замедляю шаги, чтобы взрослые прошли чуть дальше. А то сколько можно — пытаться слушать две радиостанции разом!

Перестав слышать отца с… хм, дядей Борухом, и вполуха слушая кузена, я начал с любопытством глазеть по сторонам, и признаться, выглядит всё это вполне живописно!

Двухэтажные деревянные дома в окружении деревьев и кустарника, с аккуратными дорожками, палисадниками и сараями, возле которых иногда виднеются козы. Лениво брешущие собаки, провожающие нас пару десятков шагов, до невидимой нам границы, и возвращающиеся назад с чувством исполненного долга. Всё это так и напрашивается на полотно…

Но жить вот здесь и вот так, с колонками и туалетами на улицах, с дровяными печами, с раскисающими после дождя грунтовыми дорогами, не хочу. Я, чёрт побери, не путаю туризм с иммиграцией…

Дворец Спорта ближе к центру города, так что мы фактически вернулись немного назад, и где-то там, на горизонте, показались хрущовки. Пройдя по аллее с куцыми молодыми тополями, вперемешку с гипсовыми статуями спортсменов, бюстиками вождей и стендами с местными ударниками и передовиками, мы оказались у цели.