Чужой в раю

Но возникало несколько щекотливых вопросов. Если гипотетическая Сверхцивилизация, шефствующая над нами, настолько могущественна, что способна продолжить жизнь части человечества в ином качестве, то не проще ли для нее было просто создать некий «ремонтный цех» для поизносившихся полезных особей, чтобы сделать вечной их первую, биологическую жизнь? Или дело в том, что миллиарды земных посредственностей, которые тоже станут претендовать на вечность, ей не нужны?

И второй, главный вопрос — а ЗАЧЕМ мы, пусть даже сборище избранных вундеркиндов рода человеческого, нужны этой Сверхцивилизации? Что в нас, землянах, есть такого, чего нет у них?

Просто гуманизм неизвестных гуманоидов? Если они гуманоиды… Но это как-то плохо сочеталось с тем, что на небеса попадает лишь один из тысячи. Скорее, тогда Земля напоминает лесопитомник, где выращивают тысячи елочек, чтобы отобрать потом самые пушистые, а остальные сжечь или выбросить на свалку.

Было, разумеется, и другое, чисто божественное объяснение этого рая. Я, наверное, и был бы рад сочинить его для себя, но …увы. Мой дед был тем самым большевиком, который, по словам поэта, шил себе штаны из поповских риз. Такое же неверие в небесные силы он передал отцу, а тот мне. Ни одна сила в мире не могла бы заставить меня поверить в Создателя…

…Солнышко совсем разморило меня. Я спрыгнул с катамарана, поплавал в морской воде минут пять, вновь взобрался на поплавок и приказал (мысленно) суденышку плыть к берегу. Оно послушно зашлепало шлицами колес.

До нынешнего дня я никогда не был в тропическом лесу. Отдыхал раньше в Сочи, Абхазии, Крыму, но вот побывать на каких-нибудь Гавайях или Бермудах мне были не по карману. Поэтому, отойдя на двадцать метров от берега, я стал охотно рассматривать, что мне подсовывает таинственный супермозг в качестве тропических джунглей. И вскоре я понял, что эти джунгли я уже где-то видел. Хотя физически видеть не мог. Однако это был явно тропический лес, а не скромные сочинские субтропики. Немного напрягся и вспомнил: видел такое в фильме «Апокалипсис» Мэла Гибсона. Точно! Там был такой же лес. И звуки те же. Я еще не успел толком вспомнить фильм, когда позади себя услышал раскатистый рык. Боже мой! Ягуар, как в фильме! Похоже, что юкатанские джунгли Гибсона в моем раю воспроизводились полностью. Громадный желтый зверь обрушился на меня с ветки. И промахнулся. Но он НИКАК НЕ МОГ промахнуться с такого расстояния. В этом было что-то противоестественное. Ведь меня он уже должен был грызть!

И тут я очнулся. И нервно рассмеялся. Как же я могу здесь, в раю погибнуть от клыков какой-то безмозглой твари? Кибернетической сомнамбулы неведомых создателей нашего «рая»? Вспомнил еще один фильм — на этот раз советский — и как можно убедительнее сказал ягуару голосом старого охотника-гольда Дерсу Узала: «Уходи, амба, уходи».

Зверь, зарычав еще раз, попятился в джунгли.

Я облегченно вздохнул и впервые в раю испытал потребность …помочиться.

Интересно, а сердце у меня теперь здоровое? Ведь можно и умереть от таких сюрпризов. Наверное, здоровое, если я буду жить вечно. Точнее, его, сердца, вообще не бывает у электронного призрака. Одна видимость.

Когда я учился на филологическом факультете, Данте мне показался на редкость занудным. Убивало бесчисленное перечисление имен людей и мифологических героев, особенно, когда экзамены уже на носу. Но сейчас он был к месту. «Земной свой путь пройдя до середины, я оказался в сумрачном лесу». Положим, свой-то земной путь я прошел едва ли не на девяносто процентов, но разве в этом дело?

Еще раз вздохнув, я вообразил себя в шатре на берегу и почти без усилий оказался в нем, рядом с Петром.

— А наши дамы уже прибыли, — сообщил Петр.

— Где же они?

— Летают, — как о самом обыденном действе, сказал мой Вергилий. — Красивое зрелище. Возьми бинокль.

— Подожди. А где же их вещи?

— Тут никто не носит с собой никаких вещей.

Глава пятая. Превращения

…Над шатром кружились в бешеном танце пять обнаженных женщин, взявшись за руки. Их танец весьма походил на ожившую картину Матисса. Но никакой условности декаданса в этом танце и в самих женщинах не было. Пышные, плотные формы тел, откровенно эротичные движения. Феерическое кружение в небесах этих полногрудых красавиц с крутыми бедрами заставляло вспомнить рассказы о шабаше ведьм из средневековых книг. Но тут же я пришел в полный ужас, поняв, что глаза мне изменили, когда я увидел их танец в пространстве идеально синего неба. Эти женщины, если это, конечно, живые существа, танцевали вовсе не в десятке метров надо мной, как показалось в первый момент, а значительно выше, в поднебесье, и каждая из них — …гигант чудовищной высоты.

— Титаны, да? — заворожено прошептал я. — Что это такое? Или это такая голография на небесах?

— Бабы как бабы, — пожал плечами Петр. — Просто решили нас малость повеселить. Надеюсь, ты понял, что масштабировать себя тут можно также легко, как и все остальное. В городе масштабироваться запрещено, вот и развлекаются на природе. Пойдем и тоже трансформируемся к их возвращению.

— Тоже сделаем из себя титанов?

— Зачем? — рассмеялся Петр. — Или охота полетать с ними? Налетаются и вернут себя в прежнее состояние. А мы сейчас просто преобразимся. Полагаю, мы сейчас выглядим не самым эротичным образом. На какого античного персонажа ты бы хотел походить?

— Петя, зачем ты все это затеял? И почему их пятеро, если нас двое?

— Они сами напросились, когда узнали, что со мной новичок. Видишь ли, здесь ведь многое очень быстро приедается. А когда появляется новичок, который узнает, что на небесах у него есть возможность испытать близость хоть с сотней тысяч особей противоположного пола и, к тому же, что его небесная потенция бесконечна, новичка обычно охватывает блаженство. Как праведного мусульманина среди гурий. Вот за этим изначальным блаженством новичка многие из женщин и охотятся. Так что ты для них — что шоколадная конфета для землян.

— Ну и бардак у вас в раю!

— Почему бардак? Венерических болезней здесь нет, и не может быть, забеременевших и брошенных женщин тоже. Полная свобода.

— Все равно бардак. И что же здесь — каждому с каждой можно?

— Почему же с каждой? С той, которая сама захочет тебя, и ты ее захочешь. Тут же никого не заставишь насильно заняться сексом. Потенциальная жертва просто исчезнет из твоих рук. Есть она — и уже нет. Так в кого ты собрался преобразоваться?

Я подумал и застенчиво сказал:

— Ну, допустим, в Перикла, отца эллинской демократии.

— Неплохо для начала. Хотя и не лучший вариант. А знаешь, почему его всегда ваяли со шлемом на голове?

— Нет.

— У него была голова тыквой, если верить Плутарху. Скрывал ее под шлемом. Но это мы поправим.

За несколько секунд выровняв мне пропорции головы, Петр критически осмотрел сделанную работу, отступив на шаг, как и подобает художнику. Потом я почувствовал, как мои анемичные писательские мышцы вздулись, словно накаченные, а осанка выпрямилась.

В шатре тут же появилось большое напольное зеркало, и в нем я увидел могучего тридцатилетнего атлета с кучерявой рыжей бородкой. Себя самого. Только зеркало мне безудержно льстило — таким суперменом я отродясь не был.

— Ну, теперь ты полный красавец, Коля. Хотя, если честно, то бабам и в раю, и на Земле от нас нужна только страсть.

— И что, в таком виде можно пребывать долго?

— Вечность, если тебе этот твой новый облик нравится.

— Черт побери, а есть ли у вас здесь нормальная любовь?