Чужой

— А может, нас кто-нибудь бесплатно подвезет? Ведь бывает, что подвозят!

— Подвозят, да только не мальчишек, — отвечает Мариан. — Взрослых. Или тех, у кого есть автостоповские книжеч­ки. А назад? Чего доброго, придется топать пешком все три­дцать два километра. Может, конечно, попасться по пути добрый шофер или какая-нибудь подвода, но рассчитывать на это нельзя. Так что идти придется долго, может, и до позд­ней ночи. Бабушка будет беспокоиться, да и дедушка, когда вернется с фабрики.

— А что ты им скажешь? Надо им что-то сразу сказать, ты же никогда так рано не встаешь.

— Что-нибудь придумаю. . . — неуверенно говорит Мариан. Заметно, что его и самого это смущает.

— Что ни придумай, бабушка все равно будет ругаться, если ты поздно вернешься, — волновался Юлек. — А дедуш­ка?.. Ой, мамочки! — с ужасом воскликнул он. — Дедушка тебя, пожалуй, и выпороть может!

— Я знаю, — мужественно ответил Мариан.

Юлек посмотрел на брата с уважением. Только сейчас он понял, какое трудное дело задумал Мариан. Дедушка был очень добрый, и они оба его любили, но Юлек до сих пор с дрожью вспоминал побелевшее от гнева дедушкино лицо и жгучие удары ремня. Произошло это вскоре после их при­езда в Ольшины, когда соседская девчонка наябедничала, что Юлек лазил на мачту линии высокого напряжения.

— 'Надо хорошенько придумать, — сказал он, полный стремления помочь брату, — что-нибудь такое, чтобы они не очень сердились, а только немножко.

— Ну придумай. — В этой области Мариан полагался на Юлека больше, чем на себя.

— Во всяком случае, я встану вместе с тобой, и мы вый­дем из дому оба, — с готовностью предложил Юлек. — А то бабушка еще больше удивится, она уже и так что-то учуяла. Только бы завтра дождь не пошел!

Дождь не шел, утро было светлое, прозрачное и солнеч­ное. Поэтому бабушка не слишком удивилась, когда ребята прибежали к ней на кухню раньше обычного и объявили, что отправляются за шоссе, на Песчаную гору. Песчаная гора, поросшая гигантскими кустами можжевельника, была ме­стом паломничества мальчишек со всей округи.

— А дорогу найдете? — спросила бабушка.

Мальчики ответили, что да, найдут, Мариан в прошлом году ходил туда с дедушкой.

Бабушка сразу заметила, что между внуками царит пол­ное согласие и что взгляд у Юлека, как прежде, веселый и открытый.

— Ну, найдете, так ступайте, — разрешила она своим обычным добродушно-ворчливым тоном. — Возьмите с собой по огурчику и по куску хлеба, небось есть захотите.

Она закрыла за ними дверь, но тут же выглянула в окно и крикнула им вслед:

— Да смотрите мне, чтоб без глупостей!

— Ладно, ладно! — легкомысленно отозвался Юлек.

Когда последние дома деревни остались позади, Юлек отдал брату свой хлеб и огурец, а также восемьдесят гро­шей — все, что осталось от его месячного «жалованья». «Ку­пишь Зенеку хоть булку», — сказал он Мариану. Мариан не стал ломаться и взял: если путешествие продлится целый день, они с Зенеком здорово проголодаются. Было решено, что после отъезда Мариана Юлек пойдет на остров, наведет там порядок, соберет побольше топлива, а девочки пригото­вят что-нибудь поесть. А дедушке с бабушкой Юлек скажет, что Мариан встретил на шоссе знакомого шофера и тот взял его с собой в Каменку, поэтому Мариан к обеду не вернется, а вернется скорее всего только вечером. Все это выглядело довольно нескладно, но ничего более убедительного Юлеку выдумать не удалось.

И вот уже они стоят у столбика, обозначающего оста­новку, и ждут -автобуса. То и дело вдали из-за поворота по­казываются высокие темные грузовики, при виде которых сердца их начинают усиленно биться. Потом машины подъ­езжают ближе, и видно, что это не то, и снова нужно ждать. Время тянется ужасно долго, и в конце концов Юлек с го­речью замечает, что, как видно, они опоздали и ничего из их затеи не получится: автобус давно проехал или переменилось расписание. Мариан тоже нервничает, но скрывает это и злится на брата за его «глупую болтовню».

Наконец далеко-далеко среди полей, перечеркнутых то­неньким зигзагом шоссе, мелькает точка, очертания которой возбуждают робкую надежду. Да, да, это автобус! Нет, ка­жется, опять грузовик! Поворот, другой — и ребята взды­хают с облегчением. К остановке подкатывает знакомый го­лубой автобус.

— Залезай скорее! — кричит Юлек и отчаянно дергает ручку дверцы.

Мариан спокойно нажимает на ручку, дверь открывается, потом — трах! — и вот уже Мариан выглядывает сквозь за­пыленное окошко.

— Скажи Зенеку, что картошка будет на складе, как все­гда! — кричит Юлек. — Не забудь!

— Ладно, ладно!

— А то вдруг он не найдет, если вернется поздно!

— Только бы мне его встретить!

— Встретишь, обязательно встретишь!

И Юлек остается на шоссе один. Голубой автобус отъез­жает, он нее меньше, меньше и наконец становится таким маленьким, что и смотреть не стоит.

Мальчуган шумно вздыхает, как человек, благополучно завершивший нелегкий труд, потом спугивает свистом галку, деловито шагающую по краю асфальта, как будто она собра­лась шагать так до самой Варшавы, и поворачивает в сто­рону Ольшин.

* * *

Мариан высадился в Белицах и, мельком оглядев высо­кую трубу кирпичного завода и низенькие, неинтересные до­мишки поселка, двинулся в обратный путь. Он шел широким, размеренным шагом, спокойно и внимательно глядя по сто­ронам. Впрочем, спокойствие его было только внешним. Чело­век, хорошо знающий Мариана, например мать, сразу заме­тил бы, что мальчика что-то грызет.

Это началось после разговора на Улиной террасе. Спо­койствия его лишил не рассказ о том, что Зенек голодал,— голод не оправдывал Зенека в глазах Мариана. Ах, если бы не Вишенка и не ее презрительные намеки на то, что Мариан просто боится лезть в чужой сад, если бы не ее восторги по поводу отважного спасения ребенка, он бы устоял! Однако винил он за это не хорошенькую Вишенку, а пришлого пар­ия, и его неприязнь легко перешла в осуждение, когда на ярмарке в Лентове он услышал о краже. Хватит, решил тогда Мариан, больше он этого Зенека знать не хочет, каким бы он там ни был смелым, самостоятельным и взрослым. Особенное отвращение и почти ненависть почувствовал Ма­риан после тех наглых слов: «Захотелось мне, нот и взял!»

Но, когда Уля сказала, что у Зенека пет дома, что от него отказался родной отец, все эти чувства развеялись без следа. Правда, решение ехать в Белицы досталось Мариану нелегко. Гнаться за Зенеком, уговаривать его вернуться на остров — не значило ли это признать себя виноватым? На­стоящей вины Мариан не чувствовал. Но, когда он вспоми­нал «суд» на острове, ему делалось стыдно. Зенек украл, это правда, но кто его судил? Они, которые сами крали, и крали не с голоду, а просто из хвастовства, чтобы доказать, что они не трусы.

Зенек их подговорил? Ну и что? Что же они, маленькие, за себя не отвечают?

А вдруг Зенек попросту посмеется теперь над Марианом? Ведь он так часто держался с ними пренебрежительно, так часто давал им понять, что они перед ним наивные малыши!

И еще одно угнетает Мариана. Ему хорошо, он скажет Зенеку «вернись к нам на остров», и тот вернется. А что даль­ше?.. Это только глупому Юлеку кажется, что тогда все бу­дет в порядке. Сколько Зенек сможет там жить, если ни у кого из ребят нет денег, если еду каждый раз придется но­сить из дому украдкой и если никто не знает, чем все это кончится?