Чжуанцзы (перевод Л.Д. Позднеевой)
Шрифт:
— Пока [я], Хой, не воспринял [этого] наставления, существовал [только] как [я], Хой. Лишь начал его применять, [меня], Хоя, не стало. Можно ли считать, [что я достиг] пустоты? — спросил Янь Юань.
— [Да], полностью — ответил учитель. — [Теперь] я тебе поведаю: ты можешь войти в клетку царя и в ней разгуливать, оставаясь, равнодушным к царской славе. Станет слушать — пой, не станет — умолкни. Без покровителей и без ненавистников, как бы вынужденно, поселись в том же доме. Это почти то, [что нужно]. Легко не ходить, [но] невозможно ходить, не оставляя следов. Действуя, как человек, легко лицемерить; [но] действуя, как природа, невозможно лицемерить. Ведь [все] наслышаны, что летает тот, кто обладает крыльями; но слыханное [ли дело], чтобы летал тот, кто не обладает крыльями. Ведь [все] наслышаны, что мудр тот, кто обладает знаниями; но слыханное [ли дело], чтобы был мудр тот, кто не обладает знаниями. Посмотри на то отверстие [в двери]. Через [его] пустоту в доме появляется свет. Остановится доброе знамение, остановись и ты. Если же не остановится, то, можно сказать, будешь мчаться, даже сидя [на месте]. Если слухом и зрением обратишься к внутреннему, а разумом [сердцем] — к внешнему то прибудут к тебе не только люди,
5. Опирающийся о Стол (Цзи Цюй) — по комментарию, правитель, предшественник Готовящего Жертвенное Мясо.
Царский сын Высокий {6} , готовясь ехать Послом в Ци, спросил Конфуция:
— Не посоветуете ли, как мне быть? Царь посылает [меня], Чжуляна, с весьма важным поручением. В Ци же, вероятно, примут с большим почетом, но [с делом] спешить не станут. Я тревожусь. Ведь и простого человека нельзя торопить, не то, что царя, Вы говорили [мне], Чжуляну, что без учения любое дело — и большое и малое — редко удается благополучно завершить. Если дело не увенчается успехом, [меня] покарает человек; если же увенчается, [меня] настигнут [силы] жара и холода. Избежать беды в том и в другом случае способен лишь добродетельный.
6. Царский сын Высокий (Гунцзы Гао, или Шэ Чжулян) — этот персонаж встречается и в «Изречениях», где выступает с вопросом другого характера (ср. «Изречения», гл. 7, I, 145).
Пищу я ем простую, не изысканную; в жару не ищу прохлады. Но вот сегодня утром я получил приказ, а к вечеру — пил ледяную воду, у меня поднялся жар. Еще не доехал до места, а уже страдаю от лихорадки. Если дела не завершу, покарают и люди. Обе эти [беды мне], слуге, не вынести.
— В Поднебесной существуют две великие заповеди, — ответил Конфуций. — Одну [дает] судьба, другую — долг. Судьбою дана сыну любовь к родителям, от нее не освободить сердца. Долг велит слуге служить государю. Государь всюду, куда бы [ты] ни пришел; нигде в Поднебесной [от него] не укроешься. Таковы эти великие заповеди. Вот почему совершенная сыновняя почтительность в том, чтобы служить родителям и покоить их в любых условиях; а полная преданность государю — в том, чтобы служить ему и покоить его при любых условиях. Служить всеми помыслами, не изменяясь, радость ли перед [тобой] или горе, и даже в безвыходном положении принимать [все] спокойно как судьбу — это высшая добродетель.
Бывает, конечно, что слуга или сын вынуждены, выполняя поручение, забыть о самом себе. У него не найдется досуга для наслаждения жизнью или для страха перед смертью. [Поэтому-то] вы и можете отправляться.
Дозвольте [мне] повторить то, что [я] когда-то слыхал. С соседними [царствами] следует поддерживать взаимную дружбу, основанную на верности [в делах]; далеким [царствам] следует [высказывать] преданность в речах. Речи должен кто-то передавать, а самое трудное на свете — передавать слова радости или гнева одной стороны другой стороне. В радости изливают друг другу слишком много приятных слов, в гневе обрушивают друг на друга слишком много злых слов. [Но] все чрезмерное безрассудно, безрассудное же не внушает доверия. Подозрения и губят того, кто передает речь {7} . Поэтому в «Образцовых речах» {8} и говорится: «передавай неизменной сущность [дела], опускай лишние слова». [Соблюдай это правило] и, возможно, останешься цел.
7. Свидетельство об отсутствии принципа неприкосновенности послов, что отличает международные обычаи, вырабатывавшиеся в древнем Китае, от древнейших представлений о «праве гостеприимства» в Греции и Риме — будущего дипломатического иммунитета (см. «История дипломатии», т. I, М., 1959, стр. 32, 61).
8. По толковому словарю — это речи «древних царей», представленные в «Книге песен», «Книге преданий» и других конфуцианских сводах (см. «Цы хай», т. I, разд. сы, стр. 48), с которыми, однако, расходятся цитируемые здесь наставления. Это был, видимо, устный свод. От него, как сообщает комментарий, заимствовал название своего труда Ян Сюн (I в. до н.э. — I в. н.э.). Фрагмент свидетельствует о том, что послы отправлялись не с грамотами, а с речами (ср. Д.С. Лихачев, Возникновение русской литературы, М., 1952, стр. 97-98), а также объясняет причины расхождений в записях одной и той же речи в различных царствах (см. Л.Д. Позднеева, Ораторское искусство и памятники древнего Китая, «Вестник древней истории», 1959, № 3, стр. 25-26).
[Помни], кроме того: искусные борцы начинают мериться силами открыто, а кончают тайным [приемом] — в напряженный [момент] прибегают ко многим хитростям; вино пьют согласно церемониям, соблюдая вначале порядок, кончают же беспорядком — большое возбуждение ведет к чрезмерным наслаждениям. И так во всем. Начинают с извинений, а кончают грубостями. Ничтожное вначале становится огромным к концу. В словах — и ветер и волны <буря>, в делах — победа или поражение. Ветер и волны вызвать нетрудно, но к опасности легко приводят и победа и поражение. Поэтому без [особых] оснований [и высказываются] гневные суждения, [полные] резких, пристрастных слов. Рычат, не выбирая выражений, словно дикие звери с клокочущим дыханием в предсмертной агонии. И злоба растет. [Когда] злоба доходит до высшего предела, [с другой стороны] в ответ почему-то также непременно появляется негодование. [Если никто] не сознает,
отчего [все] началось, то кто может знать, чем [все] кончится?! Поэтому в «Образцовых речах» и говорится: «не отклоняйся от порученного, не настаивай на решении, превысишь меру — [доведешь] до крайностей». [Ибо| отклоняться от порученного, настаивать на решении — опасно. Ведь благоприятное решение приходит не скоро, а неблагоприятного уже не исправить. Не следует ли быть осторожным?[Для тебя же] лучше всего пользоваться каждой возможностью, чтобы отдохнуть сердцем и, вверяясь неизбежному, укреплять свои чувства. Как добиться ответа [от Ци]? Самое лучшее — ввериться судьбе, но это и самое трудное.
Янь Врата Бытия {9} , готовясь [занять пост] наставника наследника вэйского царя Чудотворного {10} , спросил у Цюй Боюя {11} :
— Как мне поступить в данном случае? У здешнего человека [царя] природная склонность к убийствам. [Если] его не удерживать, опасность будет грозить [всему] нашему царству; [если] же его удерживать, опасность будет грозить мне. Знаний у него хватает, чтобы понять чужие ошибки; но не хватает, чтобы понять собственные.
9. Янь Врата Бытия (Хэ) — уроженец царства ЛУ, <о нем см. также стр. 231, 287, 311>.
10. Чудотворный (Лингун) — царь Вэй, правил с 534 по 493 г. до н.э.
11. Цюй Боюй — уроженец царства Вэй (о нем см. также стр. 274; «Изречения», гл. 14, 15, I, 319, 335).
— Какой замечательный вопрос! — воскликнул Цюй Боюй. — Остерегайся его! Будь с ним осторожен! Будь точен в своем [поведении]! Лучше всего внешне [с ним] сближаться, а в сердце хранить гармонию. Однако и в том и в другом — опасность. Сближение не должно стать глубоким, а [внутренняя] гармония не должна стать явной. [Если] сблизишься глубоко, упадешь и погибнешь; [если внутренняя] гармония будет явной, составит доброе имя и славу, то [она же] обернется бедой, злом. Станет он вести себя, как ребенок, [и ты] веди себя с ним, как ребенок; не станет соблюдать ранга, [и ты] с ним не соблюдай ранга; будет переходить все границы, [и ты] с ним переходи все границы. Достигнешь этого, сможешь с ним тесно сблизиться и освободить [его] от ошибок.
Видел ли ты, как [кузнечик] богомол в гневе топорщит крылья, преграждая дорогу повозке? Не сознавая, что ему ее не одолеть, он переоценивает свои силы. Остерегайся! Будь осторожен! [Если], кичась заслугами, станешь их переоценивать, совершишь ту же ошибку.
Знаешь ли ты, как [человек] кормит тигра? {12} Не решится давать тигру живого зверя, [ибо] убивая его, [тигр] придет в ярость; не решится дать целую тушу, [ибо] разрывая ее, [тигр] придет в ярость. Своевременно кормит голодного, постигая, что приводит его в ярость. Тигр и человек принадлежат к различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему ластится; перечит — и тигр его убивает.
12. <Ср. «Лецзы», 57-58.> Рассказы об укрощении тигра, об уходе за конем — иллюстрации к диалогу о воспитании наследника, кроме его обличения, подчеркивают и принадлежность человека к животному миру, который необходимо изучать, чтобы подчинить человеку.
Вот тот, кто холил лошадей, уносил навоз в корзинах, а мочу — в кувшинах. Но вот налетели комары и оводы, он внезапно хлопнул коня — [а тот], порвав удила, проломил [ему] голову и разбил грудь. Разве не нужна осторожность? Чрезмерная забота и любовь могут привести к гибели.
Плотник Кремень направлялся в Ци и на повороте дороги у алтаря Земли увидел Дуб в сотню обхватов, такой огромный, что за ним могли бы укрыться много тысяч быков <целый бык>, высотою же — с гору. В восьмидесяти локтях над землей возвышалась его крона с десятком таких толстых ветвей, что каждой: хватило бы на лодку. Зеваки [толпились], точно на ярмарке. А плотник, не останавливаясь и не оборачиваясь, прошел мимо [дерева].
Ученики, вдоволь насмотревшись на Дуб, догнали [плотника] и спросили:
— Почему [вы], Преждерожденный, прошли мимо, не останавливаясь и не захотели даже взглянуть? [Нам] еще не приходилось видеть такого прекрасного материала с тех пор, как мы с топором и секирой последовали за [вами], учитель.
— Довольно! Замолчите! — ответил им плотник. — От него нет проку. Лодка, [сделанная] из него, — потонет, гроб или саркофаг — быстро сгниют, посуда — расколется. Сделаешь ворота или двери — [из них] будет сочиться сок, колонну — [ее] источат черви. Это дерево не строевое, ни на что не годное, оттого и живет долго.
[Когда] плотник Кремень вернулся [домой], во сне ему привиделся Дуб у алтаря.
— С какими [деревьями] ты хочешь меня сравнить? — спросил Дуб. — С теми, что идут на украшения? [Или] с плодоносящими? Вот боярышник и груша, апельсиновое дерево и памела. [Как только] плоды созреют, [их] обирают, а обирая, оскорбляют: большие ветви ломают, маленькие — обрывают. Из-за того что полезны, они страдают всю жизнь и гибнут преждевременно, не прожив отведенного природой срока. Это происходит со всеми с тех пор, как появился обычай сбивать плоды. Вот почему я давно уже стремился стать бесполезным, чуть не погиб, но теперь добился своего — и это принесло мне огромную пользу. Разве вырос бы я таким высоким, если бы мог для чего-нибудь пригодиться? К тому же мы оба: и ты и я — вещи. Разве может одна вещь судить о другой? Не тебе, смертному, бесполезному человеку, понять бесполезное дерево! {13}
13. Притча о Плотнике и Дубе и следующие за ней фрагменты посвящены проблеме относительности субъективного понимания полезного (см. также стр. 232-233). Заключает раздел атеистический вывод: вредное для богов оказывается полезным для человека.