Цицерон
Шрифт:
Шли годы. Дочь росла. Она превратилась в девушку, потом в молодую женщину. Но время не отдаляло ее от отца, что — увы! — так часто бывает в жизни. Наоборот. Казалось, что с каждым годом они становятся все ближе и ближе. Отец по-прежнему страстно любил ее. А она по-прежнему его обожала. Он казался ей самым умным, самым лучшим, самым необыкновенным человеком на свете. Цицерон говорил друзьям, что в беседах с ней забывает все заботы и страдания (Fam., IV, 6).Он уехал из Рима и сразу же ощутил грусть. Он объясняет брату ее причину: «Я тоскую по дочери, такой любящей, такой скромной, такой одаренной, с моими чертами лица, моей речью, моей душой» ( Q.fr I, 3, I).А в 49 году он писал жене: «Туллиола нам слаще самой жизни» (Fam., XIV, 7).В другой раз он отправляет письмо домой и спрашивает, как чувствует себя Теренция и «мое солнышко Туллия» (Fam., XIV, 3).
Туллия
Она получила чисто мужское воспитание и была необычайно образованна. Римлян было трудно этим удивить. Их жены и дочери вовсе не были похожи на афинянок, этих скромных затворниц гинекея. С самого основания Города мы видим женщин окруженными почетом и уважением. Девочкам давали точно такое же образование, как и мальчикам, и они даже вместе учились в школе, в одном классе — чего в Европе достигли только в XX веке. Никакой женской половины дома не существовало — девочка росла на виду. Выйдя замуж, она становилась настоящей хозяйкой дома. Она вела хозяйство и распоряжалась имуществом, она принимала гостей и сама ходила всюду с мужем. Историк Не-пот, современник Цицерона, сравнивая греческие и римские нравы, находит, что главное отличие — в положении женщин. «Кому из римлян было бы стыдно привести на пир жену? Или у кого мать семейства не занимает первого места в доме или не появляется на людях? А у греков совсем по-иному» (Nep. Prolog 6–7).Мы видим во времена поздней Республики блестяще образованных женщин. Жена Помпея, по свидетельству Плутарха, «знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов» (Plut. Pomp., 55).Саллюстий описывает одну свою современницу, знатную даму. По его словам, она прекрасно знала науки и искусства Греции и Рима, была необыкновенно остроумна, очаровательна и писала стихи (Sail. Cat., 25).Дочь оратора Гортензия, друга и соперника Цицерона, могла произнести на Форуме речь не хуже мужчины ( Val. Max., VIII, 3, 3; Арр., B.C., IV, 32–34).«Мы читаем ее не из-за одного уважения к ее полу», — замечает знаменитый учитель риторики Квинтилиан (Quintil, I, 1, 6).
Но даже среди этого блестящего круга Туллия сияла как звезда. И, конечно, ей ничего не стоило поддерживать изящную просвещенную беседу, которую так ценили римляне. Среди молодежи она слыла скромницей (Fam., VIII, 13, 1).Но это отнюдь не значит, что она казалась им сухой и скучной. Напротив. Она обладала женской прелестью и тонким очарованием. Триумвир Антоний, признанный знаток женщин, с первого взгляда был поражен Туллией. И хотя он люто ненавидел ее отца, он заявил, что она «изысканнейшая женщина» (Att., X, 8а).
Судя по всему, дочь Цицерона наделена была нравом нежным и кротким. Из писем Цицерона мы видим, что ни одна ссора не омрачила их жизни. Между тем в жизни Туллии были самые темные полосы — она тяжело болела, была глубоко несчастна. Неудачи могут сделать любого человека раздражительным. Но ни разу она не обидела отца даже словом. И она была мягкой и кроткой не только с отцом. В семье Цицерона, как в каждой большой семье, отношения были не простые. Теренция не ладила с братом Квинтом, Квинт часто ссорился с женой, а жена — со всеми на свете. И все это доставляло много хлопот и много страданий Цицерону. Но ни разу мы не слышим, чтобы Туллия была с кем-то в ссоре, на кого-то обиделась, с кем-то была резка. Она прекрасно ладила с тетей, была в наилучших отношениях с матерью, а уж у дяди она всегда была любимицей.
В то же время она обладала большой твердостью. Мы увидим, что она давала отцу смелые советы, поддерживала его в трудные минуты, не теряла присутствие духа и порой проявляла редкое мужество.
Но все это произойдет позднее. А пока Туллия была маленькой девочкой. В 68 году счастливый отец пишет Аттику: «Тебе передает большой привет Теренция и наше маленькое счастье Туллиола» (Att., I, 5, 9).
Летом 65 года Цицерон извещает Аттика: «У меня прибавление — сынок. Теренция чувствует себя хорошо» (Att., I, 2, I).Так появился на свет Марк Туллий Цицерон Младший. Конечно, отец обожал и сына. Но ему никогда не суждено было занять в отцовском сердце такого места, какое занимала Туллия. В 59 году Цицерон отправил Аттику письмо. В конце его нетвердым детским почерком было написано по-гречески:
«Малыш Цицерон приветствует Тита Афинского [20] » (Att., II, 9, 4).Видимо, Марк делал успехи в греческом языке.20
Титом звали Аттика.
Но семья римлянина состояла не только из жены и детей. В доме его жила еще так называемая familia minor — младшая фамилия, то есть рабы. И чем состоятельнее и известнее становился Цицерон, тем больше рабов его окружало.
Цицерон всегда относился к своим рабам действительно как к членам своей семьи, был к ним неизменно ласков, заботлив и снисходителен. Более того. Он был с ними деликатен. Это прекрасно видно из одного примера. Однажды зимой ему захотелось на несколько дней уехать из Рима на виллу отдохнуть, благо был праздник. И вдруг он вспомнил, что сейчас празднуют Компиталии, а рабы необыкновенно чтят этот день. Верно, сейчас на вилле собралась вся фамилия.Накрыли стол, расставили закуску, выбирают председателя застолья — словом, идет пир горой. И вдруг посреди этого безудержного веселья появится хозяин. Ясно, это подействует на пирующих как на расшалившихся школьников приход директора. Все в смущении вскочат со своих мест, станут предлагать хозяину свои услуги, и беззаботному празднику конец. И Цицерон пишет Аттику: «Я не хочу сегодня ехать на Альбанскую виллу, чтобы не быть в тягость фамилии» (Att., VII,7, 3).В этой деликатности и боязни быть кому-нибудь в тягость виден весь Цицерон!
Рабы платили ему самой преданной любовью. В этом Цицерон мог убедиться в самый страшный день своей жизни. В час смерти он узнал, насколько он любим своей фамилией.В письмах Цицерона перед нами постоянно мелькают имена его рабов, которым он дает поручения, которых ждет, за которых тревожится. Один раз мы застаем его в слезах — он горько оплакивает смерть молодого раба. Другой раз слышим, как он передает сердечный привет кому-то из рабов Аттика. Но все это именно какие-то мелькающие тени. Мы можем составить их точный список, но не можем сказать ничего определенного ни об одном из них — мы не знаем, что это были за люди и каковы их судьбы. Только одна фигура выступает из этого сумрака. Мы знаем его, видим всю его жизнь, и она столь странна для нас, столь не соответствует всем нашим представлениям, что невольно привлекает к себе наше внимание.
Звали его Тирон. Тирон родился в доме Цицерона или попал туда совсем ребенком. Во всяком случае, он не помнил другого дома, кроме дома своих хозяев. Вскоре выяснилось, что маленький раб обладает очень хрупким здоровьем. Но этот болезненный ребенок страстно стремился к знаниям. Цицерон заметил это рвение и пришел от него в восторг. Он сам стал учить его, возился с ним, читал, объяснял любимых авторов. Каким благодарным учеником был маленький Тирон! Он жадно ловил каждое слово учителя, он готов был, не разгибая спины, от зари до зари сидеть за книгой, хотя природа и сотворила его таким слабым.
Тирон вырос ученейшим человеком. Он наделен был ясным, четким умом и кротким отзывчивым сердцем. Он пламенно любил своего господина. Обожал всю его семью. Смысл жизни видел в том, чтобы служить им, отдать им свою жизнь. В обращении он был ласков, вежлив и услужлив. Цицерон считал его главными свойствами скромность и человечностьв том особом понимании, которое он вкладывал в это слово — то есть доброту, образованность и приветливость (Att., VII, 5, 2).Он говорил Атгику, что невозможно представить себе существа более нравственно чистого, чем этот юноша (Att., VI, 7).
Тирон стал секретарем при своем господине. Нужно сознаться, что великому оратору секретарь был просто необходим. Цицерон был человеком на редкость неаккуратным и безалаберным. В кабинете его царил хаос из книг и бумаг. А рукописи его являли поистине страшную картину. Он писал, зачеркивал, писал сверху, снова зачеркивал и делал вставки на полях в таких местах, что совершенно невозможно было догадаться, к чему эти вставки относятся. Прибавьте к этому поистине ужасный почерк. Часто он сам становился в тупик, когда ему показывали его каракули и просили разобраться в этом лабиринте и прочесть собственный текст (Fam., XVI, 22, 13).А Тирон был аккуратен и методичен. Он все приводил в порядок, шаг за шагом распутывал этот клубок и под его руками рукописи превращались в чистые страницы без единой помарки. Кроме того, он редактировал текст, уточнял цитаты и устранял те мелкие погрешности, которые неизбежны в каждой большой работе. Авл Геллий, сам человек на редкость трудолюбивый и дотошный, очень высокого мнения о Тироне. Он считает, что трудно себе представить более добросовестного и усердного редактора (XV, 6).