Цифраторий
Шрифт:
Когда они только познакомились, Мэй попросила никогда не спрашивать ее о жизни в зеленой стране. Чего она опасалась и от чего бежала? Что ей пришлось пережить? И, наконец, к чему она готовилась?
Завещание… Неожиданная просьба… Это совсем не походило на Мэй. Она жила здесь и сейчас, восхищаясь красотой ясного неба, вкусом обычного мороженого и запахом перед грозой. Выглядело подозрительно и странно.
Ма, пробей этого нотариуса. Забыл имя. Только кратко.
Алан Гибсон. Двадцать лет стажа. Безупречная репутация. Окончил…
Достаточно.
Нотариус был реален и чист. Он существовал. Завещание
Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным. Илон был не согласен. Бред! Ее следует вершить, пока от несправедливости и ненависти все еще кипит кровь, в горячей голове пусто, а время не успело зарубцевать раны. Иначе…
Такси провалилось в воздушную яму, и Илона хорошенько тряхнуло. Он разлепил тяжелые веки, пошлепал себя по щекам, понимая, что едва не уснул. А может быть, и уснул. Купол неба по-прежнему был сер, как шерсть уличной крысы; вспышки молний высвечивали антенны на высоких башнях впереди. Аэрокар, грохоча и подвывая, точно старинные поезда, по-прежнему несся высоко над домами Лост Арка.
Часть 2
Мы все еще летим к нотариусу? — на всякий случай уточнил Илон.
Да, — подтвердила Ма. — Хочешь изменить маршрут?
Илон покачал головой. Конечно, будь его воля, он бы рванул в цифраторий. К Мэй. Но она только заселилась в свой новый дом, ей требовалось время на адаптацию, и посетить ее разрешат не раньше, чем через три дня, когда специалисты убедятся, что с оттиском все в порядке.
А куда ему еще лететь? Домой? Туда, где кровью Мэй насквозь пропитана кровать? Туда, где на столике среди комьев земли лежит шерстяной комочек?..
Представив дохлого котенка — зеленого с серебристыми полосками, Илон понял, что разрыдается, если не перестанет думать о нем. Он держался долго, слишком долго, но это не могло длиться вечно. Нервы — вдребезги. Пьюры сказали, что успокоительное будет действовать, кажется, часов пять, а затем рекомендовали ему самостоятельно принять что-нибудь от стресса. Он попытался сосчитать, сколько прошло времени, но мысли плавали словно в густом тумане.
Мэй хотела назвать котенка Лао, — вспомнил Илон и прикрыл глаза, облизывая соленые губы.
Неожиданно со всех сторон его обступила тьма, и он увяз в ней, как болоте. Но вздремнуть ему не дали. Голос Ма выдернул его из черноты, возвращая в реальность, — в салон аэрокара. Такси снижалось перед невысоким по меркам Лост Арка зданием этажей в пятнадцать.
Вокруг не было ни души; дождь лил как из ведра. Здание, где его дожидался нотариус, выглядело мрачным, словно его сложили из сотни могильных плит. Между аэрокаром и входом было шагов двенадцать, но Илон все равно успел промокнуть до нитки. И в таком виде вошел в кабинет нотариуса.
Мистер Гибсон был тощим, плешивым и невысоким мужичком лет сорока пяти. Он носил щеголеватый темный костюм в стиле ретро, сверкающие черные
туфли и ярко-красный галстук.Нотариус подал полотенце, и когда Илон вытер волосы, лицо и руки, предложил сесть. Илон бухнулся на стул, предвидя нудную и утомительную беседу. Но оказался не прав.
— Не волнуйтесь, я вас надолго не задержу, — сообщил нотариус.
Голос у него был удивительно бесцветным — спокойным и ровным, словно говорила машина, а не человек.
— Понимаю, вам сейчас тяжело, — покивал он с сочувствием. — Но Мэй настаивала на том, чтобы вы получили это как можно скорее. Все свое имущество она завещала вам. Однако…
Толстые и короткие пальцы нотариуса осторожно вытащили из ящика стола конверт кофейно-молочного цвета.
— Она хотела, чтобы это я передал вам лично в руки в день ее смерти.
— Что в нем? — спросил Илон, положив конверт на ладонь.
— Понятия не имею, — пожал плечами нотариус.
Конверт был сложен из картона и весил не больше трех унций; на лицевой стороне темнели два слова «Моему Илону». Таких конвертов он не видел с тех пор, как покинул Гринлэнд.
Внутри оказалось письмо, написанное шариковой ручкой на самой настоящей бумаге, и маленький блестящий ключик с биркой, где был указан адрес банка. Илон торопливо сунул ключ в карман и жадно впился в мелкую вязь черных букв:
«Здравствуй, Илон. Если ты читаешь это письмо, значит, я уже в цифратории. Странно звучит. Никак не могу привыкнуть. Как будто я просто переехала в другой дом, а не отправилась на тот свет. Когда я представляю, какой будет та — другая я, то мне становится не по себе. Останусь ли я прежней? Что я буду чувствовать и буду ли чувствовать вообще? Столько вопросов — и ни одного ответа. Только не смейся, но мне по-настоящему страшно. Ты всегда говорил, что я смелая и сильная, на самом деле я та еще трусиха. Но больше всего я боюсь, что с моей оцифровкой что-нибудь произойдет, и я тебя забуду.
Извини за почерк. Волнуюсь. Да и пальцы совсем отвыкли держать ручку. Это уже шестой лист. Надеюсь, что последний, и надеюсь, ты разберешь, что я тут написала.
Помнишь, когда мы только познакомились, я попросила тебя никогда не спрашивать о моем прошлом. Поверь, для этого были очень веские причины. Нет-нет, не подумай, что все это время я тебя обманывала. Я действительно жила в Гринлэнде и, как и ты, сбежала от кавенов. Но есть и еще кое-что, о чем ты должен знать и о чем я сама не люблю вспоминать. Я не хочу говорить об этом в письме. Ты все поймешь, когда увидишь то, что находится в ячейке. С ее содержимым ты можешь делать то, что сочтешь нужным. Хочу тебя предупредить, что пакет, который в ней находится, лучше вскрыть подальше от посторонних глаз.
Ох, я потратила столько слов, но так ничего не сказала о нас, о том, как сильно я тебя люблю. Ты самый замечательный человек на свете из тех, что я когда-либо знала. И я до сих пор благодарна судьбе, что она решила меня свести с тобой. Просто хочу, чтобы ты знал, что время, проведенное с тобой, было лучшим в моей жизни. Каждый день, каждый миг ты делал меня счастливой.
Надеюсь, ты не забудешь навестить меня в цифратории, когда мне разрешат принимать гостей, и у нас еще будет время все обсудить. Ну ладно-ладно, не дуйся. Конечно, я знаю, что ты придешь. Ты обязательно придешь.