Цифраторий

Женщина повертела головой, задержав взгляд на лазурной поверхности океана, и посмотрела на Виктора, как ему показалось, оставаясь совершенно равнодушной к восхитительному месту их встречи.

— Кали Тхакур, — отчеканила она неожиданно громко, выговаривая каждую букву, словно называя себя на каком-нибудь знаменательном торжестве. — Мистер Шварц?

— Можно Виктор, — предложил он.

— Эта ваша тру-ава? — спросила Кали.

— Точная копия, сделанная год назад, — честно ответил он. — Ну кроме одежды. Согласитесь, она весьма недурно вписывается, — он провел рукой вдоль линии горизонта, — в эту прекрасную солнечную локацию.

Виктор не стал задавать аналогичный вопрос. Ему хватило беглого взгляда на аву, сидящую перед ним в шезлонге, чтобы понять, что в жизни Кали вряд ли выглядела по-иному. Слишком много мелких деталей (белое пятнышко ожога на левой руке, шрам на правом плече), свойственных честной копии, и самая обыкновенная внешность женщины лет за тридцать. Желай она себя приукрасить… сейчас бы ему пришлось общаться с очередной безликой большегрудой и длинноногой куклой. А ава женщины перед ним даже не пыталась скрыть небольшие изъяны своего далеко не совершенного тела.

Кали ерзала в шезлонге так, будто его и вправду раскалило настоящее солнце, и по какой-то причине критически косилась в сторону океана. Большинству клиентов нравилась эта лока, но, когда есть большинство, всегда имеется и меньшинство, чьи интересы тоже стоит учитывать. Судя по всему, Кали относилась к последнему.

Аквафобия?.. Виктор внимательно отслеживал ее бегающий взгляд, наблюдал за жестикуляцией и движением губ. Те поджимались после каждого освобожденного слова и превращались в две тонкие красные линии, когда она смотрела на океан. Кали закинула ногу на ногу и положила одну ладонь поверх другой на обнаженной коленке. Она нервничала, ей было неуютно.

— Хотите, чтобы я сменил локацию? — спокойно спросил Виктор.

— Пожалуй, да.

— Что-то определенное?

Она задумалась, блуждая по темным закоулкам памяти в поиске «чего-то определенного».

— Может, есть место, где вы будет чувствовать себя более комфортно?

— Звезды, — наконец ответила Кали. — Поближе к звездам, если можно.

Виктор шевельнул виар-кольцами, меняя антураж и надеясь на то, что у новой пациентки нет клаустрофобии.

Солнце размазалось по небу широкой желтой полосой, кремовый берег вздыбился и опрокинулся в лазурный океан; шорох волн поглотила тишина.

Они очутились в кабине межпланетного лайнера. Внутри мерцали голубые огни, а снаружи ярко горели звезды, словно рассыпанные на черном полотне осколки хрусталя.

— Теперь лучше? — поинтересовался Виктор.

Кали кивнула. Он уже заметил, как преобразилась женщина, почему-то не выносящая вида океана, но торжествующая от созерцания звезд. Она выглядела расслабленно-удовлетворенной; руки ее лежали на подлокотниках, глаза широко распахнулись — новому звездному миру, открытиям и чудесам.

— Мне кажется, я — инфоман, — сказала Кали удивительно буднично, как если бы заявила, что у нее насморк, или она потеряла дешевую заколку для волос.

Похоже, ее больше волновал вид безобидного океана, чем довольно неприятная болезнь.

— Почему вы так думаете?

Кали не ответила. Виктор решил ее не торопить, давая время собраться с мыслями.

Они сидели рядом, внутри тесного мешка с голубыми огоньками, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Оба смотрели на холодно-голубой узор звезд и оба выглядели спокойными, даже немного скучающими, словно по-настоящему пересекали космос вот уже битый час. Виктор постоянно заботился о том, чтобы сохранять вид бесчувственного истукана, даже если пациент с полной уверенностью заявлял, что апокалипсис наступит сегодня, ровно через пятнадцать минут. В мире бушующих страстей он должен был оставаться островком спокойствия, на который всегда мог рассчитывать клиент, заплутавший во мгле фантазий и бед. Но Кали… Бесцветный тон ее голоса… Она либо уже выплакала все слезы до того, как записаться на прием, либо смирилась со своим возможным диагнозом — сдалась.

Молчание затягивалось; казалось, Кали спит с открытыми глазами.

— Вас испугал океан? — спросил Виктор. — Почему?

— В детстве… Я едва не утонула, а мой младший брат… До сих пор не могу смотреть на воду.

— Виар-сеансы не помогли?

Она как-то неуверенно покачала головой.

— Вы ведь даже не пробовали? — без всякого осуждения произнес Виктор.

— Мне предлагали. Но… Я не хочу тратить на это лайки и время. Я все равно большую часть жизни провожу в космосе или на суше.

— Вы работаете на корабле? — догадался Виктор.

— Да, я старший помощник пилота круизного лайнера.

— Звезды… Я подозревал нечто подобное.

— А это правда, что у меня взорвется голова? — наконец-то в ее голосе появился хоть какой-то оттенок.

И это был оттенок страха.

— Нет, конечно, нет, — поспешил успокоить ее Виктор и позволил себе улыбнуться.

— Но я слышала…

— Поверьте, все это чушь. Инфа, конечно, бывает опасна и вредна для здоровья, но голова от нее точно не взрывается. Если только образно.

Часть 4

Он слышал этот миф не раз, хотя и не понимал, откуда тот взялся. У инфоманов не взрывались головы. Ну уж точно не в его практике и практике его коллег. Со временем мозг инфомана переставал справляться с обилием поступающих данных, группировать, раскладывать их по полочкам и превращался в огромный захламленный чердак. Как правило, на первой стадии инфоманы с маниакальной одержимостью поглощали любые сведения, на второй — частично теряли память, а на третьей — недостающие фрагменты заменялись вымышленными… На самом деле никто точно не знал, что происходит на третьей стадии. Перегруженный мозг как будто самоочищался, не в силах вынести гигабайты инфы.

— Так почему вы решили, что…

Виктор не хотел произносить это неприятное слово из семи букв. Одно дело, когда пациент что-то подозревает, но все еще надеется, что обойдется. И совсем другое, когда опасения подтверждает специалист — заносит свой наточенный топор, как палач из средневековья, чтобы одним ударом расколоть хрупкую надежду на несколько частей.

— Вчера… — Кали задумалась, прокручивая в памяти не очень приятные события. — Было так странно. Я вдруг почувствовала страшную пустоту в своей голове. А потом словно кто-то распахнул в ней дверь и сказал: «Ну, Кали, чего же ты ждешь?!! Вперед, заполни ее. В мире столько всего интересного, помимо безмолвного космоса и ледяных звезд». В итоге я просидела всю ночь в нейросе, пока просто не вырубилась от усталости. Не могла остановиться, вела себя как умалишенная. Смотрела, читала, слушала все подряд. И получала от этого какое-то нереальное наслаждение, которое раньше никогда не испытывала. Понимаете, я прочла два десятка статей о специфики выращивания соевых бобов на Марсе. Бобы… — она истерически хихикнула. — Какие бобы? Откуда они вообще оказались в моей ленте? Они мне даже не нравятся… Шла от ссылки к ссылке, будто выслеживала кого-то… Теперь не голова, а выгребная яма: биологизация технологий выращивания бобовых культур, влияние полифункциональных биопрепаратов на микробиологические процессы в ризосфере и продуктивность бобовых культур и… все в таком духе. Цифры, графики, схемы… Как только очнулась, сразу решила обратиться к вам.

Виктор знал сотни подобных историй. Молекулярный диетолог ни с того, ни с сего начинал интересоваться теорией струн и составом лунного грунта. Менеджер по космотуризму — гибелью Титаника и убийством Джона Кеннеди. Дизайнер виар-миров — разведением крупнорогатого скота в Гринвуде и производственным циклом акваферм. И всегда эти истории начинались вот так — странно, невероятно, комично и жутко одновременно.

— Хорошо, что не стали затягивать.

— Значит, я — инфоманка?

— Не расстраивайтесь. Исходя из того, что я слышу, у вас начальная стадия. Самая ранняя. Это лечится без каких-либо последствий для организма.