Цифровой шквал

* * *

В условленном месте их встретил патруль грузинских пограничников. Правда, пограничники не разговаривали по-английски, и Звиаду пришлось выступить в роли переводчика. Но особо переводить было нечего. С пограничниками большей частью один Звиад и разговаривал, поскольку они уже знали свою задачу и докладывали ему, а задачу испытательной группы не знали. И Звиад уже своими словами объяснял ситуацию американцам.

Для изучения позиции залегли среди каменистых холмов прямо на холодной земле. И капитан Уэйн имел возможность испытать свой новый мощнейший бинокль с тепловизором, позволяющий видеть многое из того, что не видно даже при дневном свете. Впрочем, и с этим биноклем углядеть ему ничего интересного не удалось.

Пограничники передали Звиаду полный список с графиком прохода по периметру границы осетинских пограничных патрулей. От Звиада список перешел, естественно, сразу к Уэйну, у которого возник вопрос:

– Патрули чисто осетинские или с ними дежурят русские?

Уэйн, как, впрочем, и большинство союзников-грузин, никак не мог заставить себя считаться с осетинами как с реальной военной силой.

– Встречаются русские. Официально они служат у осетин по контракту, – объяснил Пачория. – Хотя у нас есть подозрения, что это контрактники российской армии, откомандированные сюда своим командованием. Но с ними можно договориться. С осетинами, если что-то случится, труднее – они слишком хорошо помнят «три восьмерки».

– «Три восьмерки»? – переспросил капитан Моррис.

– Восьмого числа восьмого месяца две тысячи восьмого года. Практически нет семьи, которая так или иначе не пострадала бы в то время.

– Значит, есть дополнительные трудности в вербовке, – капитан сразу перевел ситуацию на собственные рельсы. – У осетин распространен адат?

– Вообще-то адат считается частью жизни мусульманских народов Северного Кавказа. На Южном Кавказе он не распространен даже у мусульман. У тех же азербайджанцев адат плохо знают. Осетины, как я уже сказал, – православные. Но адат, как понятие, более древнее, чем христианство или ислам. Адат зародился еще в дохристианском язычестве и был главным законом жизни на Кавказе. И потому отдельные каноны адата встречаются и у осетин. В старину они называли себя аланами. Было когда-то здесь большое аланское царство, более сильное, чем древняя Русь, и с Византией оно успешно воевало, и еще раньше со скифами. И аланы жили по законам адата. И даже христианство не сумело полностью вытравить этот закон. Его проявления встречаются и в наши дни. Хотя не так явно, как, скажем, у чеченцев или ингушей. Но понятие кровной мести присуще им всем... Оно, по большому счету, присуще всем народам Кавказа.

– Кровавые нравы... – заметил сержант Соммерсет.

Он не сказал слово «дикари», но прозвучала фраза так, словно это слово было произнесено.

– И не только на Кавказе, – добавил Пачория. – У тех людей, в чьих жилах течет горячая кровь, обязательно имеется кровная месть, только она по-разному называется. Где-то вендетта, где-то иначе.

– Не будем отвлекаться. – Уэйн был всегда человеком приземленным, и мало интересовался общими вопросами, если на повестке дня стояли насущные. – Значит, чтобы завербовать осетина...

– Нужно предварительно узнать, что творится у него в душе, как он к грузинам относится, что об американцах думает и кем видит русских – освободителями или завоевателями, – сказал капитан Пачория. – И даже это не даст гарантии его верности в дальнейшем. Это вообще такой народ, что за ними смотреть следует в оба глаза. А в случае чего, оба глаза выбить одним ударом...

– Слышал я, как осетины то же самое говорят о грузинах, – усмехнулся сержант Соммерсет. – Вчера только с местным осетином разговаривал. Спрашивал, как ему среди грузин живется. Он почти теми же словами ответил.

– Ты через переводчика разговаривал? – спросил капитан Моррис.

– Нет, я русский знаю, он тоже знает... Сумели поговорить.

– Ты знаешь русский? – удивился Моррис. – И скромничаешь?

– Я пять лет служил в охране нашего посольства в Москве... В общем, что осетин вербовать, что грузин – сложности есть и там и там.

– Гарантией верности может быть только страх, – нравоучительно заявил Уэйн. – И при вербовке в первую очередь следует исходить из этого. Причем страх за себя или за кого-то из своих близких – это одно дело, и не всегда работает. Гораздо большее значение имеет страх перед стыдом. Нужно искать такие факты, при которых вербуемый стыдится. Тогда он будет всегда в твоем распоряжении. Моррис, что мы имеем по вербовке?

– Стопроцентно можно быть уверенным только в двоих. Но эти двое стоят всех остальных – хотя бы для конкретной операции. Дом одного из них расположен в восьмидесяти метрах от российской РЛС...

– У них что, не существует «зоны отчуждения»<$F«Зона отчуждения» – полоса вокруг радиотехнических объектов, в которой запрещается строить жилые дома, чтобы не подвергать людей облучению электромагнитными волнами. Как правило, должна составлять около километра.>?

– Официально, скорее всего, должна быть, но в конкретной обстановке на это мало обращают внимания. Нашли удобное место, поставили... РЛС не стационарные, русские не планируют оставаться здесь навсегда. Может быть, думают поставить стационар где-то в стороне, я не знаю. Пока «зоны отчуждения» нет. В непосредственной близости от станции шесть частных жилых домов и один двухэтажный многоквартирный барак.

– Могу только порадоваться русской привычке к беспорядку. Они, словно специально для удачного исхода нашего эксперимента, поставили здесь свою РЛС. У них, кажется, есть даже поговорка, что беспорядок – это в действительности порядок, к которому они привыкли.

– Они без этого не могут. На наше счастье... – В голосе Звиада звучала гордость.

– А здесь, у вас, порядок любят? – спросил сержант Соммерсет, уже почти год работающий в Грузии и хорошо знакомый с местными нравами.

В ответ на это капитан грузинской разведки только пожал плечами, будто предлагая каждому давать самостоятельную оценку здешней ситуации.

– Моррис... Ты про одного агента сказал. А второй?

– Второй вообще русский, хотя с детства живет в Южной Осетии. Никчемный человек, который подрабатывает на РЛС у своих земляков. Что скажут, то и делает.

– Никчемные люди бывают или абсолютно ненадежны, или надежны на сто двадцать процентов. Этот из какой категории?

– Скорее, из второй. Я для него – единственный человек, который относится к нему серьезно и с уважением. Все другие, в том числе и земляки, норовят дать ему пинка.

– Да, это хорошая вербовка. Он, я думаю, постарается оправдать доверие. Ладно. Когда РЛС пойдем смотреть? – спросил Уэйн.

Пачория перевел вопрос своим пограничникам. Те переглянулись, обменялись мнениями и попросили график прохождения осетинских постов, уже отданный американскому капитану. Тот вернул график. Пограничники еще посовещались и выдали свой вердикт. Звиад перевел:

– Лучшее время было бы – минут десять назад. Но если отправиться сейчас быстрым шагом, а то и бегом, можно проскочить.

– Идем! – решительно поднялся Уэйн, но все же вопросительно глянул на Клода Гарси, словно не надеясь, что тот умеет быстро ходить и тем более бегать. Но в ночной темноте его немой вопрос никто не увидел. Сам же Гарси, как обычно, слегка ехидно посматривал на всех, в том числе и на Уэйна.

* * *

– Мы на другой стороне, – тихо прошептал капитан Пачория, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к звукам ночи. – Маршруты пограничников уже далеко позади нас. Если говорить грубо, я не побоялся бы сказать, что мы теперь в России. Пусть Южная Осетия и называет себя самостоятельным государством, но почти все ее граждане имеют российские паспорта. Они пытаются прикрыть себя двойным гражданством на случай, если попадут в руки нашим коммандос. Можно подумать, это их спасет...