Цикады
Шрифт:
12. Ученики нашего класса дружны и доброжелательны.
Не легче. Антон поднял руку, но Елена уже отвернулась к окну и сидела погруженная как будто в совсем другой мир. Кашлянул:
— Простите, Елена…
— Сергеевна, — она наконец повернула голову.
Ожидал, что она нахмурится или разозлится, но она вдруг улыбнулась той особенной грустной улыбкой, когда вытягиваются только губы и не меняются
— А вы, наверное, новенький? — сказала без удивления, как человек, которого едва ли возможно чем-то в этой жизни еще удивить.
Возвращение к «вы» царапнуло, будто с ним разговаривали языком теста на одиночество.
— Антон Алексеев, да. У меня вопрос по климату в группе. Я здесь первый день, что мне писать-то?
— Можете не заполнять, Алексей.
— Антон. Запомните?
— Обязательно, — она снова улыбнулась — на этот раз как будто по-настоящему.
Он перевернул листок и наткнулся на вопрос:
Бывает ли у Вас ощущение собственной заброшенности, покинутости в мире?
Всегда/часто/иногда/никогда
1 день после
В коридоре раздался шум. Через пару мгновений дверь открылась, и в кабинет ворвались женщина в плаще и мужчина в костюме. Оба молоды — нет и сорока, подтянуты, похожи, как брат с сестрой. Толбоев понял: Арбенины.
— Марк, Марк, дорогой!
Дежурный у них за спиной прижал руку к своему горлу. Толбоев вздохнул: понимаю.
— Марк, это твоя кровь? Марк, что случилось?
Мальчонка сидел, неловко отбрыкиваясь от материнских рук. Тем временем старший Арбенин рявкнул:
— Вы почему его опрашиваете без родителей! И без адвоката!
— Он совершеннолетний. — Толбоев кивнул на выключенную камеру: — Да я и не опрашиваю. Мы с Марком просто разговариваем. Ваш сын, как староста, очень помогает мне разобраться.
Арбенин скривился:
— Вот давайте без этих ваших гэбистских штучек. Вы не имеете права его задерживать.
Тоже из «этих». Толбоев осклабился:
— Конечно. Только завтра я вас жду снова. Хоть всем семейством.
Марк вдруг замер на выходе:
— А что с Соней?
— А за Соней еще не приходили.
39 дней до
Антон хотел перехватить Елену после урока, но не успел: она выскользнула из класса сразу, как прозвенел звонок, и исчезла в лабиринте бесконечных коридоров. Антон мялся у двери, не зная, куда идти дальше и злясь от этого. К нему подошел Марк:
— Сейчас физкультура. Пойдем.
— Зал там, — кивнул Антон направо. — Или там?
— Справа, но мы сегодня в бассейне. Плавки есть?
Марк торопился, так что Антон едва за ним поспевал.
— А если найду? — попытался неудачно пошутить, но Марк не услышал.
— Если нет, все равно придется сидеть на трибунах. Раньше освобожденным можно было в столовую уходить, но сейчас все в одном месте должны быть. Вон Вадим
высиживает все время, да? — кивнул на худого парня в тонкой шапке перед ними.— Что? — тот обернулся. У него оказалась светлая, почти прозрачная кожа и рыжеватая щетина.
— Говорю, досадно, что на физре сидеть надо в любом случае, — повторил Марк. — Даже не поучишься.
— Ага, — парень протянул Антону руку, не сбавляя шаг. — Другой, — немного высокомерно сказал он.
— Антон. А Другой — это…
— Кличка. Меня зовут Вадим, но мне не нравится. Вот эти «Вадя, Вадик, Вадька» — отвратительно звучит, — он скривился. — Никого нигде не зовут Вадик. Только в «Уроках французского», да и то.
— Понимаю. — Антон не знал, о каких уроках идет речь, и переключился на физру. — А ты почему не ходишь? Освобожден?
— Нет, просто брезгую. У них в этом бассейне даже хлорки нет. И вообще не люблю бассейны. Сразу вспоминаю сцену It Follows. Смотрел, кстати? — Серые глаза прищурились, и Антон почувствовал себя как на экзамене по предмету, который не собирался сдавать.
— Я вообще не особо смотрю…
«Читаю, слушаю, вижу», — мог бы добавить он.
Они уже дошли до раздевалки. Сначала Антон собирался запрятаться в угол, но об этом отец и говорил. Поэтому он взял ключ от шкафа посередине и спокойно снял с себя одежду, ловя взгляды одноклассников.
— Занимаешься? — кивнул ему Другой, закрывая шкафчик.
— Так, по утрам немного. — Много, очень много, ведь тело тоже было панцирем.
На выходе его толкнул плечом крупный вихрастый блондин.
— Места мало? — в спину бросил Антон, но тот не обернулся.
К нему подошел пухляш и вздохнул, поправив очки:
— Не обращай внимания. Это Алекс. Он у нас такой. Я Сеня Беланов, кстати. Здесь меня Биланом называют. Как этого, с Евровидения, понял?
— Я не смотрел. — Кивнул на удаляющегося блондина, который уже натягивал шапку и очки: — Алекс — это Александр?
Билан поймал взгляд Антона и тоже стал изучать парня.
— Алексей. Но он не любит это имя.
Антон его понимал. Он тоже не любил — ни свое имя, ни свою фамилию. Слишком много буквы А. Самый красивый мальчик класса, самый богатый мальчик класса, самый первый мальчик класса — как приговор.
1 день после
Толбоев зашел в кабинет к девчонке.
— За Марком уже пришли, да? Я слышала голоса.
— Да.
Она вздохнула. Толбоеву стало ее жалко — несмотря на холщовку и это все.
В дверь постучали, и ворвалась женщина лет пятидесяти. Соня подняла глаза, и радость тут же потухла. Не мать, сразу понял он.
— Мария Дмитриевна…
— А вы еще кто?
— Я директор школы.
Толбоев глянул в список:
— А чего вы сегодня пришли? Вы у нас в списках на послезавтра, не раньше.
Та покачала головой:
— Нет, нет, нет. Я директор. Я имею право знать. Я этих детей столько вела. Кто? Кто из них?
Соня всхлипнула и спрятала лицо в руках.
39 дней до