Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5

— Тут же не видно ни черта, как ты петлю-то на это отродье набросишь? — крикнул Билли.

Конь с топотом понесся из дальнего конца прохода. Он был поседлан, стремена болтались, били его по бокам. Одно из них, должно быть, застряло между досками невдалеке от ворот, потому что конь вдруг развернулся, освещенный узкими проблесками светящего сквозь щели наружного фонаря, затем во тьме раздался треск ломающегося дерева, какой-то стук, и конь уже стоял на передних ногах, круша задними стену конюшни. Спустя минуту в доме вспыхнул свет. По всей конюшне клубами дыма расходилась пыль.

— Ну вот, приехали, — сказал Билли. — Перебудил весь дом к чертям собачьим.

Исполосованный светом темный силуэт коня передвинулся. Конь вытянул шею и взвыл. В торце конюшни отворилась дверь.

Мимо опять проковылял Джон-Грейди с веревкой.

Кто-то врубил верхний свет. Это был Орен, стоял у выключателя, тряс ладонью.

— Черт бы побрал, — сказал он. — Когда уже кто-нибудь эту гадость починит?

Обезумевший конь, моргая, смотрел на него, стоя в десяти футах. Орен бросил взгляд на коня, потом на Джона-Грейди, стоящего в середине конюшенного прохода с лассо в руке.

— Что вы за грохот тут развели? — проговорил он.

— Давай, — сказал Билли. — Объясняйся теперь. Я ему в любом случае не могу ничего ответить.

Конь повернулся, рысцой пробежал часть длины прохода и остановился.

— Да заприте же эту заразу, — сказал Орен.

— Дай-ка веревку мне, — сказал Билли.

Джон-Грейди твердо выдержал его взгляд:

— Ты что думаешь, я не могу его поймать?

— Ну так давай. Лови. Надеюсь, этот гад тебе покажет, где раки зимуют.

— Давайте — кто-нибудь из вас — поймайте его, — сказал Орен. — Но чтобы кончилась вся эта свистопляска.

Позади Орена отворилась дверь, в проеме показался мистер Джонсон, в шляпе, сапогах и ночной рубахе.

— Закройте дверь, мистер Джонсон, — сказал Орен. — Зайдите внутрь, коли охота.

Джон-Грейди набросил лассо коню на шею, веревкой подтащил его к себе, сунул руку в петлю, ухватил повод недоуздка и сбросил с коня петлю.

— Только не надо на него садиться, — сказал Орен.

— Это мой конь.

— Вот и скажи это Мэку. Он будет здесь через минуту.

— Давай, дружище, — сказал Билли. — Не валяй дурака, запри коня, по-хорошему тебе говорят.

Джон-Грейди поглядел на Билли, потом на Орена, потом развернулся и повел коня по проходу к деннику. Запер.

— Олухи криворукие, — сказал Орен. — Пойдемте, мистер Джонсон. Ч-черт.

Старик повернулся и пошел, Орен вышел за ним, плотно прикрыв за собой дверь. Когда Джон-Грейди, хромая, появился из денника, в руке у него было седло, он нес его, держа за рожок, стремена волочились по грязи. Пересек проход, понес сбрую в амуничник. Прислонясь к столбу, Билли проводил его глазами. Выйдя из седельной кладовой, Джон-Грейди прошел мимо Билли, глядя в землю.

— А ты, я смотрю, парень шалый, — сказал Билли. — Ты знал это?

У двери своей клетушки Джон-Грейди обернулся, посмотрел на Билли, потом бросил взгляд вдоль прохода освещенной конюшни, спокойно сплюнул в грязь и опять посмотрел на Билли.

— Вообще-то, все это тебя не касалось, — сказал он. — Верно я говорю?

Билли покачал головой.

— Черт бы меня побрал, — сказал он.

Едва по сторонам дороги пошли горы, в свете фар увидели оленей. Олени в свете фар были бледными как призраки и такими же безгласными. Ослепленные этим нечаянным солнцем, они вращали красными глазами, пятились или, присобравшись, по одному и парами прыгали через кювет. Одна маленькая важенка поскользнулась на щебеночной обочине, часто-часто забила ногами, в ужасе присела на зад, снова выпрямилась и исчезла вслед за остальными в чапарале за кюветом. Чтобы проверить уровень виски, Трой поднес бутылку к приборной панели, отвернул крышечку, выпил, снова завинтил и передал бутылку Билли.

— Похоже, сколько тут ни охоться, оленей меньше не становится.

Билли отвинтил крышечку, выпил и стал опять смотреть на белую линию на темном шоссе:

— Да я не сомневаюсь, места тут классные.

— Ты ведь от Мэка уходить не собираешься?

— Не знаю. Без особой причины не уйду.

— Верность команде?

— Дело не только в этом. Всякому зверю нужна нора, чтобы туда забиться. Куды к черту! Мне уже двадцать восемь!

— А по тебе не скажешь.

— Да ну?

— Выглядишь на все сорок восемь. Передай-ка виски.

Билли вперил взгляд в гористую пустыню. Рядом в кромешной тьме неслись провода, провисающие между столбами.

— Нас не осудят, что мы выпимши?

— Ну, не уверен, что ей понравится. А что она сделает? Но мы ж не собираемся приползти туда на карачках.

— Твой брат с нами выпьет?

Трой с важным видом кивнул:

— Долго уговаривать его не придется.

Билли выпил и передал бутылку.

— А чего малый хотел добиться? — спросил Трой.

— Понятия не имею.

— Вы с ним не ссорились?

— Не-е. Да он нормальный парень. Сказал потом, что ему кровь из носу надо было кое-что сделать.

— Держаться в седле — это он умеет. Если что, я свидетель.

— Ясное дело, умеет.

— Хотя и молодой, а парень шалый.

— Ну да, нормальный парень. Просто у него свой взгляд на вещи.

— А этот конь, на котором у него свет клином сошелся, просто какой-то бандит чертов, если хочешь знать мое мнение.

Билли кивнул:

— Угу.

— Так чего он от него хочет-то?

— Так вот того самого и хочет.

— И ты, стало быть, думаешь, он добьется, чтобы этот конь ходил за ним хвостиком, как собака?

— Ага. Думаю, да.

— Поверю, только если сам увижу.

— Может, на деньги заложимся?

Трой вытряхнул из пачки сигарету, вставил в рот и щелкнул зажигалкой.

— Нет, не хочу отбирать у тебя деньги.

— Да ладно, будешь тут еще за мои деньги переживать.

— Нет, я, пожалуй, пас. На костылях-то ему, поди, кисло будет.

— А то нет.

— И долго ему на них скакать теперь?

— Не знаю. Пару недель. Доктор сказал ему, что вывих бывает хуже перелома.

— Вот спорим, он их не вытерпит и недели.

— Да что тут спорить, я и сам того же мнения.

Заяц выскочил на дорогу и застыл. Его глаза светились красным.

— Дави дурня, — сказал Билли.

Грузовик, глухо шмякнув, переехал зайца. Трой вынул из-под приборной доски зажигалку, прикурил и сунул зажигалку обратно в гнездо.

— После армии я подался в Амарилло к Джину Эдмондсу — в родео выступать, помогать на всяких выставках скотины… Он распределял кому куда и когда — всякое такое. Нам полагалось ждать дома, в десять утра он заезжал, а из Эль-Пасо мы выбирались только после полуночи. У Джина был новенький «олдс — восемьдесят восемь»{6}; бывало, подхожу, а он этак кинет мне ключи, — дескать, садись за руль. А когда вырулим на восьмидесятое шоссе{7}, посмотрит хитрым глазом и говорит: шуруй. А мне и самому — на таком-то аппарате! Ну я и давай: сто тридцать, сто сорок километров в час. При этом педаль еще в метре от полика. Он опять этак глянет. Я говорю: может, надо быстрей? Он говорит, жми, как душа просит. Ч-черт! Ну, мне чего? Я как дуну под сто восемьдесят, и вперед. Дорога ровная — хоть куда. А впереди у нас ее тышша километров… Ну, всякие эти зайцы, конечно, по дороге попадались. Сядет и замрет в свете фар. Бац. Бац. Я говорю: тебе как, ничего, что я их таким манером — ну то есть зайцев? А он только глазом на меня косит: зайцев? Это я к тому, что если ты там какие чувства к ним питаешь, так Джину все вообще было пофиг веники. Нежности были не по нем, цену им он полагал тридцать центов за весь пучок… Ну вот. Как-то раз зарулили мы на заправку в Диммитте{8}, Техас. Светало. Подъехали к колонкам, движок вырубили, сидим. А по ту сторону колонок стоит машина с пистолетом в баке, пацан-заправщик у ней лобовое стекло протирает. В машине тетка. Ейный мужик, который за рулем был, куда-то отошел — типа отлить или еще чего. Мы так были подъехавши, что передом стоим к той машине, а я смотрел назад: когда ж пацан нас заправлять начнет, о бабе той я и думать не думал, но заметил ее. А она сидит, вроде как окрестности озирает. Вдруг подскочила и давай орать будто резаная. То есть прямо благим матом. Я голову поднял, никак понять не могу, что с ей такое. А она визжит, а смотрит на нас, так что я подумал: может, ей Джин что сделал? Расстегнулся перед ей и показал или еще чего. Он такой был — никогда наперед не знаешь, какой фортель выкинет. Я оглядываюсь на Джина, но тот и сам без понятия. Тут как раз ейный мужик из сортира вышел, а здоровенный такой, прям бугай. Я выхожу, огибаю машину спереди, и тут… Просто спятить можно. У «олдсмобиля» спереди решетка — такая мощная, из трех загнутых дугами железяк, а я как глянул на нее — мать родная! — она была вся по всем щелям забита заячьими башками. Не меньше сотни их туда набилось, и весь передок машины — бампер и все вокруг — покрыт кровью и кишками этих зайцев, а зайцы-то — они, видать, перед ударом вроде как отворачивались — ну типа видели же что-то! — так что все головы, все как одна, смотрят в сторону и глаза совершенно безумные. И зубы набекрень. Будто ухмыляются. Не могу даже передать, что за видок был. Я сам чуть было не заорал. Я по прибору видел, что мотор вроде как перегревается, но списывал это на скорость. Тот мужик даже хотел в драку с нами полезть из-за этого. А я говорю: охолони, Сэм! Ну, зайцы. Ну и что. Делов-то. Тут Джин вышел, давай орать на него, а я ему: слышь, сунь зад в машину и заткнись. Тут бугай стал на бабу свою орать, успокаивать, чтобы, значит, сопли не распускала и всякое такое, но до конца, чувствую, не утихомирился. Ладно, пришлось подойти, врезать разок мудаку здоровенному. На том дело и кончилось.