Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5

Выехавшие раньше сидели на корточках в зарослях ивняка в полумиле от костров противника. Головы лошадей были закрыты одеялами, и животные стояли позади людей, как в капюшонах, недвижно и торжественно. Вновь прибывшие спешились, спутали лошадей, уселись на землю, и тут к ним обратился Глэнтон.

В нашем распоряжении час, может, чуть больше. Когда въедем в лагерь, каждый действует самостоятельно. Постарайтесь, чтобы ни одна собака не осталась в живых.

Их там много, Джон?

Ты что, на лесопилке шёпотом говорить учился?

Есть где развернуться, вставил судья.

На тех, кто не может выстрелить в ответ, порох и пули не тратить. Если не перебьём здесь всех черномазых, нас надо выпороть и отправить домой.

Вот и всё, что было сказано на этом совете. Следующий час тянулся очень долго. Они спустились с ничего не видящими лошадьми к берегу и встали лицом к лагерю, всматриваясь в линию горизонта на востоке. Вскрикнула птица. Глэнтон повернулся к лошади и стащил с её головы одеяло, как сокольничий снимает утром колпачок с птичьей головы. Задул ветерок, лошадь подняла голову и принюхалась. Отряд последовал примеру Глэнтона. Одеяла остались лежать там, где их бросили. Люди забрались в седла с пистолетами в руках и с примотанными к кистям дубинками из сыромятной кожи и речных камней, которые смахивали на приспособления для старинной конной игры. Глэнтон оглянулся на товарищей, затем послал лошадь вперёд.

Когда они на рысях вылетели на белый от соли берег, из кустов поднялся сидевший там на корточках старик и повернулся к ним лицом. От него с лаем метнулись собаки, караулившие, чтобы первыми добраться до его испражнений. С озера по одной и парами стали подниматься в воздух утки. Чья-то дубинка сбила старика с ног, и всадники, дав шпоры, рассыпались лавой и пошли на лагерь. Перед ними с воем неслись собаки, и, размахивая дубинками, как на картине, изображающей дьявольскую охоту, отряд из девятнадцати наёмников обрушился на лагерь, где спали около тысячи человек.

Глэнтон направил лошадь прямо на первую хижину, давя копытами всех, кто в ней находился. Из низких проёмов выскакивали какие-то фигуры. Промчавшись на всём скаку через деревню, всадники развернулись и ринулись обратно. Заступивший им путь воин поднял копьё, но Глэнтон уложил его с первого выстрела. Трое других пустились наутёк, он подстрелил первых двух, причём выстрелы легли так плотно, что двое упали одновременно, а третий чуть ли не развалился на бегу, прошитый полудюжиной пистолетных пуль.

Через какую-то минуту бойня уже шла повсюду. Раздавались вопли женщин и бегавших голышом детей, а один старик вышел вперёд неверной походкой и стал размахивать парой белых панталон. Вокруг мелькали всадники, сея смерть дубинками или ножами. Около сотни собак с диким воем рвались с привязи, а прочие осатанело носились вокруг хижин, бросаясь друг на друга и на тех, кто был привязан, и этот хаос и шум не прекращались и не утихали с той самой минуты, когда всадники ворвались в деревню. Многие хижины уже горели, целая толпа с безумными рыданиями устремилась в поисках спасения по берегу озера на север, а вдогонку, точно пастухи, неслись всадники, и их дубинки настигали в первую очередь отставших.

Когда Глэнтон со свитой снова мчался через деревню, люди шарахались, а лошади кидались на них; некоторые члены отряда, залитые чужой кровью, спешились и рыскали с факелами от хижины к хижине, вытаскивая оттуда жертв, рубя умирающих и снося головы тем, кто на коленях просил пощады. В лагере было несколько рабов-мексиканцев, они выбежали, что-то крича по-испански, но им размозжили головы или же пристрелили. Из дыма вынырнул один делавар, в каждой руке он нёс за ногу обнажённого младенца. Присев у места для мусора, выложенного камнями, он с размаху хрястнул обоих головами о камни так, что из родничков кровавым месивом вылетели мозги. На людях горела одежда, они бегали, вопя как берсерки, всадники косили их огромными ножами, а одна молодая женщина, подбежав к Глэнтону, обняла окровавленные передние ноги его боевого коня.

В это время к деревне приблизилась небольшая группа индейских воинов, сумевших поймать разбежавшихся лошадей, и среди горящих хижин засвистели стрелы. Вытащив из ножен винтовку, Глэнтон застрелил двух лошадей, которые шли первыми, сунул винтовку обратно, достал пистолет и принялся стрелять чуть ли не меж ушей своего коня. Верховые индейцы стали спотыкаться среди упавших и брыкавшихся лошадей, закружили на месте, сбившись в кучу. Их перестреляли одного за другим, а с десяток оставшихся в живых повернули назад, промчались вдоль озера мимо толпы стенавших и бежавших, и исчезли в шлейфе содовой пыли.

Глэнтон повернул коня обратно. Тут и там, на мелководье и на полосе соли в зоне прилива, обагрённой кровью и усеянной внутренностями, словно жертвы кораблекрушения, валялись мёртвые тела. Всадники вытягивали их из кровавых вод озера, и пена, легко набегавшая на берег в свете нового дня, становилась бледно-розовой. Они ходили от одного мертвеца к другому, орудуя ножами и собирая урожай длинных чёрных прядей, а их жертвы оставались лежать с голыми черепами и жуткими кровавыми «чепчиками». По зловонному пляжу, грохоча, промчались и исчезли в дыму разбежавшиеся лошади индейцев; через некоторое время они с диким топотом пронеслись обратно. Одни бойцы бродили в покрасневшей воде, бессмысленно рубя ножами мертвецов, другие лежали на берегу, пристроившись к телам павших под ударами дубинок молодых женщин, мёртвых или умирающих. Мимо, как странный продавец, направляющийся на рынок, прошёл делавар с целой коллекцией голов в руках: волосы он накрутил на кисть, и головы болтались и поворачивались. Понимая, что за каждый проведённый здесь миг придётся потом расплачиваться в пустыне, Глэнтон разъезжал среди бойцов и поторапливал их.

От потрескивающих костров появился Макгилл и остановился, уныло оглядывая происходящее. Его пронзило копьё, и он держался за торчавшее впереди древко из стебля сотола. Привязанный к древку обломок старого кавалерийского палаша вышел сзади у поясницы. Малец вышел из воды, приблизился к Макгиллу, и мексиканец осторожно опустился на песок.

Поди прочь от него, скомандовал Глэнтон.

Макгилл повернулся на голос, а Глэнтон навёл пистолет и прострелил ему голову. Сунув пистолет в ножны, Глэнтон поставил винтовку стоймя на седло и, придерживая её коленом, стал отмерять порох в стволы. Ему что-то крикнули. Конь задрожал и попятился, Глэнтон что-то тихо сказал ему, запыжил две пули и наладил их в стволы. Он не сводил глаз с возвышенности на севере, где на фоне неба вырисовалась группа верховых апачей.

Их было человек пять-шесть, и на расстоянии с четверть мили их крики были еле слышны. Глэнтон пристроил винтовку на сгибе руки и вставил капсюли в барабаны обоих пистолетов. При этом он не сводил глаз с апачей. С коня соскочил Уэбстер, вынул винтовку, быстро отомкнул шомпол и опустился на одно колено, воткнув шомпол в песок и установив цевьё винтовки на кулак. Курки у винтовки были с предварительным взводом, Уэбстер взвёл задний и прижался щекой к упору. Сделал поправку на ветер, на солнце по стороне серебряной мушки, прицелился и спустил курок. Глэнтон сидел не шелохнувшись. Выстрел прозвучал в пустоте глухо и невыразительно, серый дымок отнесло в сторону. На пригорке вожак группы ещё сидел на коне. Потом медленно накренился и рухнул на землю.

Глэнтон с улюлюканьем рванулся вперёд. За ним устремились ещё четверо. Воины на пригорке уже спешились и поднимали упавшего. Не отрывая взгляда от индейцев, Глэнтон повернулся в седле и передал винтовку тому, кто оказался рядом. Это был Сэм Тейт, он схватил её и натянул удила с такой силой, что лошадь чуть не упала. Глэнтон и трое остальных помчались дальше, а Тейт вытащил шомпол, чтобы опереться, пригнулся и выстрелил. Лошадь, которая несла раненого вождя, сбилась с ноги, но продолжала скакать. Тейт выстрелил из второго ствола, и она на всём скаку врезалась в землю. Апачи, пронзительно крича, натягивали поводья. Глэнтон нагнулся и что-то шепнул на ухо коню. Индейцы уже перетащили вождя на другую лошадь, забрались на остальных по двое и, нахлёстывая их, снова помчались прочь. Уже вытащив пистолет, Глэнтон махнул тем, кто был позади, и один из бойцов, остановив коня, бросился на землю, взвёл пистолет, опустил рычаг механизма заряжания и воткнул его в песок. Он держал пистолет обеими руками, зарывшись подбородком в землю, и целился вдоль ствола. Лошади были в двухстах ярдах от него и шли быстрым махом. После второго выстрела мустанг, который нёс вождя, встал на дыбы, но скакавший рядом всадник протянул руку и подобрал поводья. Они попытались снять вождя с раненой лошади на ходу, но она рухнула на землю.