Цикл: Рохля

Я задумался.

–  Леди Этельреда, а испытываете ли вы какие-то чувства к тому, кому поете? Чувствуете ли вы к нему вражду, или напротив - сострадание? Или это у вас так же, как, скажем, я колбасу покупаю?

Неправильный вопрос. Прекрасный эльф никогда не задал бы столь непрофессиональный вопрос. Чувства, с которыми совершается деяние, интересуют разве что присяжных, а следствие оперирует с фактами, мотивами… эээ… и с намерениями. Намерения - вот наше связующее звено.

–  Можно относиться к животным с нежностью и есть при этом мясо, банально не ассоциируя одно с другим.

Я вежливо поблагодарил Этельреду за искренность и добрую волю. Мне показалось, что в цинизме она далеко превосходила прозектора Эстрагона, но, может быть, я хочу слишком многого от всего лишь хищника.

К тому же я как будто понял, что это за незримая ниточка тянулась за ней, или, если хотите, что это за запах, тревоживший меня в самом начале.

Держа догадку в уме, я задал последний вопрос: скорее чтобы проверить себя, чем для пользы дела.

–  А кому поете вы сама, леди? Существует ли в принципе какая-то закономерность, зависит ли выбор от личных предпочтений, или у вас налажено что-то вроде диспетчерской службы?

–  Девочки, - ответила она нехотя.
– Подростки. Те, кто полагает, будто бы лик смерти хоть сколько-то привлекателен. Будто бы он краше, чем лик, которым повернулась к ним жизнь. К этим иду я.

–  И… и что?

–  И ребенок совершает ничем не объяснимое самоубийство, друзья и родители оплакивают его, а я вкушаю их горе со вкусом соли и отчаяние с вкусом пепла…

Я уже ожидал чего-то в этом роде, потому что сюда шло, но «твою мать» застряло у меня в горле. Вкус пепла, как же! Это у них вкус пепла, а у тебя вкус бисквита с апельсинами, аромат адского гламура! Великие Силы, как страшно жить.

* * *

Я мало помню дней, когда я бывал в худшем настроении. Как приятно и спокойно думать, что баньши никого не убивают, а убивает рок, судьба, «смертная тень». Ведь сами баньши так говорят, и ничем не доказано обратное.

Но кто знает правду? Что первично: смерть или баньши?

Общественный договор, лежащий в основе нашего хрупкого мира. Реши мы, что баньши виновны - или даже только заподозрив!
– и мы истребим баньши, потому что таково естественное движение потенциальной жертвы в адрес потенциального хищника. А это прецедент, которого нельзя допускать. Нас слишком много, и мы все такие разные. Возьмем, к примеру, орков - сколь многие из тех, кого я знаю, искренне желали бы, чтобы их не было. Ну ладно, признают они нехотя, чтобы их было сколько-нибудь, чтобы хватило экономике. Должен же кто-то на фабриках работать.

Виновны ли баньши в нашей безнадежности, в нашем отчаянии, в наших беспомощности и страхе? В нашем одиночестве, и, самое главное - в отсутствии у нас сил справиться со всем этим? В том, что кто-то где-то когда-то не научил нас идти по жизни с достоинством, отказал в пяти минутах своего драгоценного времени, не сказал нужных слов в нужный момент… Или они просто подбирают с земли то, что мы уронили?

Разве баньши виновна в том, что Мардж рвало в казенном туалете?

Стоп-стоп-стоп. Это речь адвоката, а между тем, есть существенная вероятность, что Мардж на втором кругу тошнило именно от баньши. Потому что когда я вынуждал директрису сопровождать мою якобы-техническую инспекцию, с Мардж все было в порядке: что на первом кругу, что на третьем. Я пометил эту тему, как нуждающуюся в развитии.

Способны ли сами баньши испытывать душевную боль, или они таким образом излечились?

Кого убить, чтобы не умирать?

И истребим ли мы тем самым «смертную тень»? Непонимание, равнодушие, ежедневная бытовая жестокость - не есть ли они непременные составляющие «смертной тени»? Родителям, которые не могут объяснить, почему их прекрасное дитя сделало роковой шаг с балкона, не стоит ли задуматься в этом направлении - и лучше бы пораньше?

Я немолод, и я вовсе не поборник понятия безусловной невинности ребенка по факту одной лишь незрелости. Я, в конце концов, имел когда-то дело с бандой Марджори Пек! Однако, размышления о непрожитой жизни и упущенных возможностях, о минутах счастья, которых не дождались, потому что не верили в них, или даже не умели быть счастливыми - огорчают меня.

К тому же, справедливости ради, замечу, что баньши сопрягается не только с самоубийством, но с любой смертью - наступит ли она в бою, настигнет ли вас в темном переулке от ножа убийцы, или на эшафоте по приговору суда, как в старые времена. Я уж не говорю о представителях смертных рас, для которых, фигурально выражаясь, песенка звучит в тот миг, когда они являются на свет.

Поэтому мы решили считать, что баньши не лгут, что «смертная тень» существует, что это она, а не песенка безнадежности, толкает жертву сделать роковой шаг с балкона.

Диннем зачем-то протер тряпкой чистый стол и поставил передо мной пиво.

–  У вас похоронный вид, господин Реннарт. Не случилось ли плохого?

Я посмотрел на оседающую пену, на конденсат на стенках стеклянной кружки - пиво было холодным. У меня все было хорошо. «Смертная тень» зацепила меня, но я не заразился. Смотрите все, пожилой тролль без высшего образования размышляет о существе смерти. Лучшие философы тратили на это годы своих жизней - иногда бессмертных!
– и не сошлись на чем-то одном.

–  На мне труп, - сказал я ему.
– И много дурных мыслей. Это пройдет.

–  Гедеон-то - помните?
– написал официальное заявление, что дочка у него потерялась. Нашли живую, в работном доме. Вернули.

–  Это хорошо.

–  Высылают их, - добавил Диннем.
– Нет, я знаю, что все по закону, и плох он, или хорош - это закон. Закон - что цемент, который держит нас всех, если предположить, будто бы мы - камни. Мы, мирные люди и добрые горожане, обязаны чтить закон, иначе мы посыплемся, как стена, которая сделана плохо.

Что-то в его тоне меня насторожило.

–  Закон не запрещает тебе ехидничать в его адрес, Диннем.

–  Да просто я смотреть на это не могу. Завтра за ними приедут - депортировать, а сегодня у них последняя ночь.

И самого Диннема наверняка оштрафуют за пособничество в нарушении паспортного режима, но из деликатности он про это говорить не стал.

Я сделал то, что должен был сделать. То, о чем меня когда-то попросили, в принципе в мои обязанности не входило, и было, вообще говоря, противозаконно, хотя и не представляло какой-либо общественной опасности. Мы все на что-то закрываем глаза: компромисс - второе имя эффективности.

Но на душе было так погано, словно пресловутая «смертная тень» все же достала меня.

* * *

На следующий день я явился к трактиру Диннема, потому что иначе совесть дочиста обглодала бы мои старые кости. Прошел через зал во внутренний двор и уселся там на скамеечке под липой. К легкому своему удивлению я обнаружил, что я не один.

–  Был уверен, что застану тебя здесь, Рен, - Дерек сел рядом.

–  У тебя были бОльшие шансы вчера в пивняке, - заметил я.