Цикл: Рохля

Что ты делаешь с моей жизнью,

что ты делаешь со своей жизнью?

Уши мои онемели и покрылись мурашками от возбужденного чувства, и, скажу я вам, прочим зрителям тоже не очень пилось-жевалось. То тут, то там раздавался стук отложенной вилки или звон отставленного бокала, и кто-то перхал, давясь, и, пригибаясь, торопился покинуть зал.

Тонкая ткань обвивалась вкруг ее талии, ниспадая долу и разливаясь на полу, будто лужица нефти, роскошное бюстье-бабочка сияло стразами в серебре, такая же бабочка-маска прикрывала лицо. Точеный, тугой и звонкий, как тетива, стан выступал над поясом, реберный свод выгибался, трепеща на вдохе. Приглаженные с бриолином волосы отражали свет. Тень была вместилищем голоса, который не требовал никакого сценического действа. Я даже не помню, был ли там аккомпанемент. Так, говорят, эльфы поют, но кто их слышал, эльфов… Только в записи, а записью кого удивишь? Любые чудеса объясняют сегодня монтажной магией.

Эта заставит себя уважать.

–  Как, ты говоришь, они умудрились потерять малышку Ландыш?

Я сморгнул, приходя в чувство.

–  Удивительно, что они вообще все не растерялись по дороге. Купили у спекулянта втридорога кустарную «отводку», одну на всех. Ну и прикрылись ею, как зонтиком. А о том, что она действует неизбирательно, задуматься как-то не пришлось. Вот и отвели глаза… друг от дружки. Ландыш-то совсем кроха: вокруг столько народу, дракси, дома большие. Выпустила ладошку, за которую держалась - и ищи-свищи.

–  Нда. Кто, спрашивается, воспринимает всерьез цветочных фей?

–  Феи они или нет, но нелегальную иммиграцию власти воспринимают более чем серьезно. В случае обнаружения Гедеону с семейством грозит немедленная депортация. В том числе и чтобы другим неповадно было.

–  Есть у фей землячество в столице? Можно же договориться, чтобы кто-то написал за них…

–  Нету. Неофициальная политика такова, чтобы и духу их тут не было. В рамках международного права, само собой. Очень уж плодовиты. Мер соцзащиты на них не напасешься, а не помогай им - статистику попортят.

–  Не помешаю?
– молодая дама возникла у нашего столика. Черное платье с поясом, такое, знаете, с застежкой сверху донизу, маленькая шляпка с символической вуалью, черные туфли и черные чулки. Перчатки. Стрижка каре. Словно лампочка вспыхнула - «дорого». Но элегантно, благопристойно: посетительница, и только. Задел бы рукавом в толпе - не узнал. И в зале никто даже не обернулся.

–  Господин Реннарт, вы ведь меня узнаете?

Дерек поднялся, отодвигая для дамы стул, мимоходом мазнут был помадой в колючую щеку. Даже забрало не скрыло, насколько у него довольный вид.

–  Я знал бутон, - церемонно произнес я, ожидая, пока помада торопливо удалялась ближайшей салфеткой. Рохля великодушно терпел.
– Теперь я вижу прекрасный цветок. Экий голос, мисс Пек… Знал бы, постыдился гонять вас по крыше. И охламона бы не пустил.

–  Ох, да это только ради денег, - отмахнулась Марджери.
– Дары эльфийской крови. Далось дешево, и уйдет - не жалко. Да и охламон против.

–  Вообще да, - виновато ухмыльнулся Рохля.
– Один такой ее вечер дороже моей месячной зарплаты. Но лучше так, чем взять с прилавка и…

Он неопределенно махнул ладонью перед носом. Все мы поняли, какую Мардж выставила ему альтернативу. Во дни, когда состоялось наше знакомство, мисс Пек возглавляла подростковую банду: помимо чарующего голоса она от рождения обладала свойством исчезать по своему желанию, сделав всего несколько шагов. Со всем, что держала в руках.

–  Там можно иметь много, - стальным голосом сказала мисс Пек.
– Но таким образом, что теперь уже я - против.

–  К моим рукам не липнет, - лживо пожаловался Дерек.

–  Грех это, - припечатала она, и спорить он не стал. И не стал бы, я хорошо его знал.

Марджери взяла в руки лакированную сумочку.

–  Реннарт, я думаю, мы должны вам ужин. Поедемте к нам, договорите, пока я управлюсь на кухне.

–  Что, и на кухне тоже?

– ахнул я.
– Друг мой, ты выиграл в лотерею!

–  Да уж. Когда однажды вечером я вернулся, а меня накормили, до меня дошло…

–  …что надобно научить меня готовить хотя бы яичницу!
– воскликнула Мардж, развеселившись.

–  Дитя искренне полагало, будто консервы - еда, - завершил Дерек с самым благопристойным выражением лица, которое не спасло даже забрало.

* * *

–  Вы едва ли представляете себе, Реннарт, какая это оказалась интересная работа, - говорила Мардж, повязывая кухонный передник прямо поверх выходного туалета.
– Аудитора сперва пытаются купить. А ежели не получается… Что ж, встречаются твари, вроде ночных, кто может потерять слишком много, если на их бухгалтерию свет направить. Как вот напоролись мы давеча: казалось бы, впору совсем отказаться от принципов этих! Такого натерпелась страха, мерцала поминутно. Исчезала, когда накроет: на полпути в лавку, с кухни, по которой, задумавшись, неосторожно кружила-вышагивала, по дороге из спальни в ванную… Не очень-то удобно, прямо скажем. Прикиньте, каких нервов это стоило Дереку. Представьте, он видит в окно, как я вхожу в парадное… а в дверь все не звоню. И в подъезде нет меня.

Они обменялись улыбками. Я почувствовал себя лишним.

–  Все же со временем образовалось, - примирительно сказал Рохля.
– Кого уволили, кого посадили. И поводов бояться стало меньше, и страх уже не тот, а?

–  И только мой неподкупный вознагражден по заслугам. Новой работой.

–  Это уж так водится, - теперь понимающими взглядами перекинулись с Дереком мы.

–  Ну ладно, секретничайте, - Мардж умчалась, а я огляделся, оценивая масштабы наступивших перемен.

В памятном мне продавленном диване сменили набивку и отодвинули его под самое окно, там же на маленьком столике приютился промышленный палантир с плоским экраном. Ну, сетевой-то выход у Дерека всегда был. Потрепанные журналы сложены в стопки, ни банки пивной нигде не валяется, ни забытого носка. Спальная часть буржуазно отделена занавесочкой. Ухищрения комнаты, которая одна на все. В холостяцкие-то времена тут и кошке негде было прилечь.

–  Серьезная у тебя леди. С принципами. Резкая.

–  О!
– с уверенностью откликнулся Дерек, - Это хитин! Кто бы вот подумал, как ее пробьет на респектабельность!

Прежде мисс Пек вела жизнь криминальную, насыщенную и очень интересную, и с дерекова попустительства никакая справедливая кара ее не настигла. Не было ни одной объективной причины в ней разочароваться. Сколько им быть вместе? Пока она не заскучает?

Я пожалел короткоживущих. Прочие расы способны хотя бы разделить жизнь на периоды: сегодня, скажем, весь ты - вместилище чувств, завтра растишь семью и благоустраиваешь логово, а послезавтра определяешь себе род занятий и совершенствуешься в них, словно прочее перестало существовать. А у людей нет времени, им все приходится валить в одну кучу. Удивляться ли, что каждая ошибка у них - роковая?

–  Самая страшная тайна и самый непостижимый их секрет в том, что иногда им надо выораться, - сказал я.
– Обвинить тебя в том, что ты выпил их жизнь, взял все, ничего не дав взамен. Предугадать эти приступы невозможно: они могут зависеть от стрелки на чулке или от расположения планет. Сможешь принять это как неизбежную плату за то, что она с тобой - будешь женат, и, возможно, счастливо.

–  Ну, Рен, каждый такой случай - частный.

Я не понял, возразил он мне, или согласился, но тему на этом мы исчерпали. Дерек помассировал виски, и уперся ладонями в колени.