Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Едва Даня исчез за распахнутой створкой, как Ирма затеребила меня:
– Так ты один сюда? А Рита где? Или она с тобой?
– Да куда ж без нее, – мягко заулыбался я. – Мы сюда на все ноябрьские. Жди, в обед заявится. Ее Корнилий в монастырь повез.
– В мужской? – прыснула «любименькая внучечка».
– А он тайно! Нарядит Ритульку иноком…
– Везет же…
Временная проводка и голые лампочки высвечивали убожество запустения, но можно было и по-другому взглянуть – как на ремонт и наведение порядка.
Невысокие шаткие леса загромоздили все пространство. Девчонки в спецовках аккуратно
– Мы, когда с пола весь бетон скололи, – обернулся к нам Данька, – вот туточки нижний слой кирпичей вскрыли – печной под, или как он там называется… А Ирма реконструкцию забабахала!
Девушка глянула на «экскурсовода» с укоризной, и я тут же подхватил, для пущего педагогического эффекту:
– Вульгарный тип, м-м?
– Он исправится! – пообещала Ирма, грозно хмуря бровки.
– Уже! – преданно вытаращился Корнеев.
– Етта… – прогудел Ромуальдыч за витой колонной. – Ого! Вы что, весь подвал выгребли?
– Да! – мигом возгордился Данил. – Вон, второй «МАЗ» грузим! Столько культурного слоя накидали…
– Скорее, бескультурного! – подхватил высокий бородач в каске и чистеньком комбинезоне. – Михаил! – сунул он лопатообразную пятерню.
– Тоже, – улыбнулся я, пожимая мозолистую руку.
– Ой! – воскликнула Ирма. – Дайте я между вами стану!
Мы с тезкой с удовольствием дали, и по истертым каменным ступеням спустились в подвал. Здесь держался холод, но сырость не чувствовалась. Каменные своды сходились над головой, и у двух лампочек-соток не получалось осветить обширную площадь – в углах темнота сгущалась, пугая тайнами старого замка.
Двое студентов скребли лопатами, подбирая остатки «бескультурного слоя», а хрупкая, миниатюрная девушка ширкала метелкой, открывая взгляду неровные каменные плиты пола.
– Чистота – залог здоровья! – выдал я начальственную мудрость.
Девушка с метлой смутилась, но решилась-таки на ответ, словно отзыв выговаривая:
– Порядок прежде всего!
– Пустовато как-то, – заозирался Вайткус.
– Ну, звиняйте! – развел руки Данька. – Прикованных скелетов нема!
А меня всего будто теплом обдало, и закопошилось понимание, отчего именно здесь, в «родовом гнезде», так легко и просто давались ментальные штудии.
– Ромуальдыч… – вытолкнул я дрогнувшим голосом. – Скажи, чтобы все вышли. На минутку.
Глянув на меня, Вайткус кивнул, ничуть не дивясь причуде начальника Центрального штаба НТТМ.
– Ребята! Девчата! Вы… етто… наверх!
– А что будет? – страшно заинтересовалась «девушка с метлой».
– Узнаешь первая, Томочка!
Подвал опустел, лишь сверху наплывали молодые голоса, и я прошелся из угла в угол, сам плохо понимая, что же ищу. «Не та натура» ловила даже не знак, а след знака, некое указание предка. Минута истекла, и мне пришло в голову, что лучше всего не напрягать мозги, а «отпустить» их, позволив всё еще загадочному подсознанию «найти то, не знаю, что».
Тактика удалась. Меня потянуло к дальней стене. Я прикладывал руку к плотно уложенным глыбкам, нащупывая кончиками пальцев полустертые метки,
и замер, ощутив за камнем пустоту.– Ромуальдыч!
Вайткус ссыпался по лестнице, и я улыбнулся, перехватив его горящий взгляд. Верна истина, что мальчишки не взрослеют, стареют только.
– Зубило и молоток!
– Етта… Щас!
Выбить твердейший известковый раствор оказалось непросто, но неведомый каменщик заделал его лишь снаружи, для видимости нерушимой кладки.
Подчистив швы, я расшатал отесанный камень и вынул его, за ним второй. На меня пахнул воздух, застоявшийся за четыре века.
– Посвети! – мой голос сорвался на сиплый шепот.
Дрожащий луч фонарика отразился от бронзовых полос, оплетавший ларец с высокой резной крышкой.
Громко сопя, я потянул его, перехватился и опустил на пол.
– Да он не заперт! – вырвалось у меня.
Сундучок прятал в себе пухлые рукописные книги – желтоватый пергамент покрывали четкие строки, а миниатюры поражали нетленной яркостью красок. Сверху же лежала стопка исписанных листов из коричневатой бумаги, сшитая в подобие толстой тетради.
– Ох… – выдохнула Тамара, заглядывая мне через плечо, и тоненько запищала: – Ребята, ребята! Сюда! Тут клад! Тут культурные ценности! Скорее…
Я осторожно коснулся ладонью тетради, ухватывая зрением первые строчки, и будто расслышал смутный голос: «И понеже смотрения Божией милости всюду исполняшеся, пишу во еже слово мое доиде и до правнука правнуков…»
Вечером мы собрались в номере гостиницы – я с Ритой, Ромуальдыч и Корнилий. Люстру погасили для пущей атмосферности, лишь тяжелая настольная лампа заливала светом столешницу. Старец склонился над рукописью, близоруко щурясь, и шевелил губами.
– Непонятное что? – заерзал Вайткус.
Корнилий медленно покачал головой.
– Нет, писал человек грамотный, и почерк каллиграфический, буковка к буковке… – он пристально глянул на меня. – Это вовсе не записная книжка целителя, как вы предполагали, Миша. Ваш предок не делится секретами… Вернее, делится, но…
– Что-то вы мямлите, батюшка, – сощурился Ромуальдыч.
– Я не священник, – бледно улыбнулся Корнилий. – Просто… Миша, это даже не дневник. Это письмо. И оно адресовано вам.
– Да не может быть… – затянула Рита, и смолкла, с легким испугом взглядывая на меня.
Я же в этот момент чувствовал знобящий холодок – и немного смешную гордость за предка. Смог-таки! Достучался, дозвался!
– А доказательства? – Вайткус навалился грудью на стол.
– Да вот же! – Корнилий поводил пальцем по строчкам с завитыми хвостиками, и перевел: – «Пишу к тебе, Михаил Петров сын, роду нашего продолжатель и за Гариных, будущих и былых, заступник. Народишься ты на свет… так… тут от сотворения мира… м-м… ну да, в лето тысяча девятьсот пятьдесят восьмое… м-м… пишу о том не из гордыни, а доверия твоего для. Аще… м-м… если Силы соберу поболе, то прозреваю грядущие лета. Молю бога, чтобы не ошибиться мне, но должен ты облечься давеча Силой великою. Помни – то весь род твой делится ею с тобой. Я, Онфим, Радомир из Новугорода, Рогволт Меченосец, Халег Степняк и прочий люд. Все мы с тобой, правнук правнуков моих. А Сила пригодится, бо могущественные вороги грозят тебе…»