Цикл

– Сынок, скажи мне честно, брал? Я тебе ничего не сделаю, бить не буду. Просто хочу понять, ты это или нет. Экспонат нужно вернуть, иначе попадет всему классу, – сказал Василий и сложил руки на груди.

Мужчина работал в шахте. Его руки были огромные, как у гориллы. Когда он лупил Юру, мальчишка не всегда выдерживал тяжесть ударов. Просил отца перестать, только понимал, что он не остановится. Провинился – получил!

– Честно, пап, я ничего не брал. Мне стало плохо, и я ушел домой. Елизавета Ивановна отпустила меня.

– Сынок, если я узнаю, что ты мне врешь – получишь. Все понял?

– Да, пап, – сказал Юра.

– Отлично, иди в душ и спать. Завтра на учебу.

Отец поднялся и прошел в спальню. Юра глубоко вздохнул и понял, что ему ни в коем случае нельзя себя выдать. В противном случае ему не жить. Хорошо, что блокнот сейчас у Димы. Хотя он тоже в группе риска. Весь класс опрашивали, и Юра был в этом уверен на все сто.

***

Мальчик лежал в кровати и ждал, когда отец уснет. Каждую ночь его храп мешал спать Юре, только сейчас мальчик безумно хотел услышать отцовскую ночную сонату. Где-то через десять минут отец разразился гулким храпом.

Пора действовать, сказал себе Юра и поднялся с кровати. Сел за стол, включил лампу и открыл тетрадь, в которой Дима записывал перевод, и начал изучать. Почерк друга он понимал великолепно, что нельзя сказать про учителей. Каждый преподаватель чувствовал своим долгом сказать Диме, что он пишет, как курица лапой.

Мальчик начал с первого предложения. Он внимательно вникал в суть происходящего на бумаге. В какой-то момент Юра почувствовал, что его состояние меняется. Буквы расплывались на бумаге, хотели убежать от взгляда Юры. Мальчик потер кулаками глаза и продолжил читать.

Текст растворялся, будто Дима разлил чернила, когда писал, хотя раньше все было идеально. Затем слова выцвели, словно прошло лет тридцать с того момента, как кончик ручки касался тетради. Юра почувствовал, что хочет закрыть глаза. Он не владел своим телом. Веки сами опустились и перед Юрой открылся новый мир.

Он стоял на газоне перед двумя вырытыми ямами. Его окружали люди, а женщина обнимала его, как сына. Мальчик поднял голову и понял, что он мал. Может сантиметров сто двадцать, не больше. Юра не мог пошевелиться. Он не владел телом, был только наблюдателем. Смотрел от первого лица.

Женщина, которая обнимала мальчика, села на колени перед Юрой и прижала мальчишку к себе, гладила по голове и пыталась успокоить:

– Майк, все будет хорошо. То, что с тобой произошло – трагедия. Когда ты вернешься из приюта, знай, что у тебя есть бабушка Роза! Я тебя никогда не брошу, дорогой!

– Тётя Роза, ты же не моя бабушка, – говорил Майк. – Зачем я тебе нужен?

– Зачем ты так со мной, Майки? – удивилась Роза. – Я же тебя купала, пеленала, когда ты родился. Гуляла с тобой, разве не помнишь? То, что твои родители мне не кровные родственники, это не значит, что они мне не родные! Как и ты, Майки! Ты мне очень дорог!

– Почему ты не можешь меня забрать к себе? Зачем мне ехать в детский дом?

– Альфред из опеки против того, чтобы я взяла тебя к себе. Говорит, что мне скоро на тот свет, а я себя прекрасно чувствую.

– Ты можешь умереть, когда я буду в детском доме? – спросил Майк.

– Нет, дорогой, я дождусь тебя! Ты не останешься один, запомни это на всю свою жизнь!

– Спасибо бабушка, – сказал Майк и обнял Розу.

Началась похоронная процессия, за которой Майк не мог наблюдать. Когда вынесли гробы, мальчик заревел и попросил Розу увести его. Она решила, что так будет лучше. Роза взяла Майка за руку и повела как можно дальше от похорон.

Когда ребенок пришел в себя, он снова обнял бабушку и спросил:

– Почему они умерли?

– Майки, пойми, от смерти никуда не денешься, – объясняла Роза. – Люди рождаются и умирают. Так придумала природа и с ней никак не поспоришь.

– Что случилось с моими родителями? – допытывал Майки.

Роза хотела обойти вопрос мальчика, только понимала, скрывать не за чем.

– Их пристрелил какой-то урод, – говорила бабушка.

– Зачем он это сделал? – не унимался Майк.

– Хотел ограбить.

– Мама с папой не могли отдать ему деньги?

– Они отдали, только для вора этого оказалось мало, – говорил Роза. – Дорогой, давай мы больше не будем об этом говорить. Мне очень плохо и тебе, как я вижу, тоже.

– Хорошо, бабушка.

За всю свою жизнь Майк больше никому не расскажет, что произошло с его родителями. Когда он оказался в детском доме, ребята вечно спрашивали у него, что произошло с родителями, а Майк молчал, как партизан.

В детском доме он познакомился с Бартом. Мальчишки сдружились и все время проводили вместе. Заступались друг за друга, были единственными родными людьми в Богом забытом месте.

Часто у мальчишек возникали конфликты с другими ребятами. Детям из детского дома были чужды настолько близки отношения, как у Барта с Майком. Они в любой момент могли подставить, предать, избить ради собственной выгоды. Майк сторонился таких людей. Лучше он будет один, чем в компании подонков.

Первое время Майк избегал неприятных ситуаций, однако, произошло событие, после которого мальчик не мог больше терпеть грубое поведение сверстников. Тогда он провел в детском доме всего два месяца.

Майк лежал в кровати укрывшись одеялом и сопел. Вдруг он почувствовал дикий холод. Мальчик открыл глаза и увидел перед собой человека, который держал его одеяло. Затем Майка окотили ледяной водой и по всей комнате разлетелся дикий смех.

– Вы чего творите, уроды?! – закричал Майк и подорвался с кровати.

Он промок до ниток. С футболки тонкими струйками стекала вода, падая на пол.

– Дуглас, тише, ты чего разорался? Разбудишь воспиталку и получишь по мокрой жопе! – мальчишка рассмеялся.

– Зачем, Винни? Что я тебе сделал? – задал вопрос Майк.

– Я ненавижу педиков! – с пренебрежением сказал Винни.

Его не просто так называли Винни. Он чем-то был похож на Винни Пуха, такой же пухлый с обвисшим животом, только в нем не было и капли добра, в отличии от персонажа мультфильма.

– Каких педиков?

– Ты с Бартом зажимаешься по углам и сосешься! Вон Эмма все видела! Небось он давал тебе за щеку! Как тебе его член на вкус, Дуглас? – снова засмеялся Винни.

Внутри Майка вскипала ярость. Мальчик сжал кулаки, что костяшки стали белыми, и закричал на всю комнату: