Цинь Шихуанди

– Как ты велик!
– от изумления Джия перестала жевать и небольшой кусочек рыбы выпал у неё изо рта, что почему-то доставило Цинь Шихуану даже большее удовольствие, чем восклицание его юной наложницы. Некоторое время он молчал, пристально осматривая девушку, которая теперь нимало не смущалась императорского внимания, а затем, проведя рукой по вспотевшему лбу, спросил:

– Ты сколько живешь во дворце? Я не помню — месяц или два?

– Три месяца почти, - ответила она, поливая остатки рыбы молодым соевым соусом.
– Меня забрали сюда сразу после того, как вы проезжали наш городок, а отец...

– Я знаю!
– отрезал император.
– Твой отец получил за тебя хорошие деньги. Да-а, вот летит время! Три месяца! Но я, девочка моя, постоянно езжу по стране, посещаю все провинции с инспекциями, посещаю монастыри, где говорю богам о своих свершениях. Я помню, что лишь мельком увидел тебя, но тут же понял, что ты должна стать моей наложницей. С первого взгляда, понимаешь?! А потом я поехал в сторону Тайшаня, а затем к морю, где как-то вдруг совершенно оторвался от всех своих неусыпных забот о стране. Море — штука опасная. Если ты там не работаешь, то отдыхаешь, а этот отдых совершенно забирает остальные мысли, кроме как о самом отдыхе. Да-а... Ну и как тебе живется во дворце? Никто не обижает?

Джия пожала плечами:

– А кто меня может обидеть, если я ваша наложница? Ваша собственность свята для всех.

– А Эпан что говорит? Этот дворец назван её именем, как-никак, и она моя любимая женщина. Её мнение для меня не пустой звук.

– Эпан всегда помогает, учит, даёт советы. Сегодня она сама вымыла меня, прежде чем направить к вам. Эпан хорошая.

Цинь Шихуан усмехнулся:

– Я знаю. Ну что же... раздевайся.

– Здесь?!
– Джия удивлённо посмотрела на него.
– Мы не пройдём на ложе?

– Успеем ещё. Снимай одежду!

Девушка покорно встала и одним движением сняв халатик, осталась перед Цинь Шихуаном совершенно обнажённой.

– Повернись!
– повелительно сказал он после минутного молчания, во время которого жадно рассматривал её тело.
– Ммм... неплохо! Да, я не ошибся в своём выборе!

Он встал, обошёл вокруг стола, и, приблизившись к Джии, мягко провёл рукой по её груди, медленно опуская руку всё ниже, задержался там на мгновение, а затем с шумом выдохнул:

– Хорошо!

Затем Цинь Шихуан тоже снял с себя одежду, взял девушку за руку и, подведя к огромному золотому зеркалу, в котором они отражались в полный рост, спросил:

– Я толстый?

– Нет, - она встала совсем близко и немного наклонила голову, - ты красивый!

– Одно другому не мешает. Ты такая маленькая по сравнению со мной... я нравлюсь тебе?

– Ты божественен, госопдин!

– Да?!
– Цинь Шихуан ещё раз глянул в зеркало, а затем, внезапно схватив девушку за шею, повернул к себе спиной и резко наклонил.
– А теперь — кричи! Я люблю, когда кричат....

Через десять минут оба вновь сидели за столом. Одежда так и осталась лежать на полу, к тому же теперь они переместились на большую мягкую скамью, где император с удовольствием вытянулся, положив толстые ноги на бедра Джии.

– Ешь вишню!
– Цинь Шихуан кивнул на вазы с фруктами.
– Смотри, сколько крови у тебя, а вишня очень полезна для такого. Кстати, вот подстели под себя эту простынку, чтобы не испачкать обивку. Тебе не было больно?

– Она покачала головой:

– Нет, нисколько. Очень приятно... хотя...

– А?
– император прищурился.
– Что «хотя»?

– Немного было больно.

– Это хорошо!
– он довольно кивнул.
– Я люблю именно эти моменты, когда делаю больно. Но кричала ты так, словно я в тебя кинжал воткнул! Молодец!

– Значит, тебе понравилось?

– Нормально, - Цинь Шихуан кивнул.
– Ешь вишню, а я пока отдышусь — что ни говори, а я всё-таки толстый!

– Красивый!

– И красивый тоже.

Через некоторое время, закончив ужин, они переместились на кровать. Выполненное из красного сандалового дерева, огромное роскошное ложе с балдахином позволяло расположиться сколько угодно вольготно, но император приказал Джии лечь совсем рядом, чтобы время от времени она могла поддерживать в нём мужской интерес к её присутствию и, одновременно, греть его своим телом. Для простой девушки, привыкшей, как и все китайцы, спать на полу, мягкая кровать показалась самым волшебным местом на земле, и она истово выполняла все пожелания своего господина, лишь бы ему было с ней хорошо и он не прогнал её до самого утра. Впрочем, довольный её старанием, Цинь Шихуан и не собирался этого делать. Когда он, удовлетворившись и устав, немного отстранил от себя Джию, это означало лишь то, что теперь она может отдохнуть.

– Не проголодалась?
– император глазами указал на стол.
– Смотри, там ещё много еды.

– Нет. Спасибо за заботу.... Чжен. Я сыта, но если бы даже ничего до этого не ела, то одно нахождение рядом с тобой насытило бы меня на много дней вперёд.

Цинь Шихуан хмыкнул:

– Я забочусь о каждом своём подданном. Каждый китаец должен знать, что император неусыпно печётся о его благе и радоваться этому. Ты тоже радуешься — я это вижу, и мне это нравится. Утром тебе завернут всю оставшуюся еду с собой, а ещё я подарю тебе вот того маленького золотого тигрёнка.

– Спасибо! Теперь и у меня будет твой подарок, как и у остальных твоих женщин!

– Ты заслужила его, как и они, - сказал он.
– Ну что, не хочешь спать?

– Не знаю... а ты?

– Немного.

– Расскажи мне о себе, - Джия, до этого лежавшая на спине, повернулась к императору лицом и осторожно погладила его по груди.
– Расскажи, как ты стал таким великим?

– Захотел - и стал!
– Цинь Шихуан широко зевнул.
– Сначала мне пришлось доказать окружающим меня людям, что то, что я задумал, совершенно необходимо, вполне выполнимо и принесёт всем славу. После этого я завоевал все шесть государств, которые, враждовав между собой, лишь вредили китайскому народу, а завоевав, я объединил всю страну воедино, сделав её величайшей империей.

– Как они назывались, это государства?
– спросила Джия.

– Так же, как и сейчас называются некоторые наши провинции: Хан, Вэй, Чу, Чжао, Янь, Ци. А вообще, я разбил Поднебесную сразу на 36 областей, и у каждой свой начальник, свой генерал и государственный инспектор, преданный лично мне.

– А их правители не хотели сами объединиться? Это ведь лучше для всех.

– Конечно, не хотели, - Цинь Шихуан усмехнулся, но наивность девушки ему нравилась.
– Кто захочет, чтобы у него отняли кормушку? А потом, они воевали между собой целых двести пятьдесят лет, нанося китайцам лишь ущерб.

– И что ты сделал?

– Я их всех казнил. Их, и всех их родственников до третьего колена. Зато в империи наступил порядок. Люди работают, радуются жизни, смеются. Работа теперь есть у всех и для каждого. Я построил Великую Китайскую стену, защитившую страну от набегов гуннов-уйгуров, построил великий канал Линцюй, и теперь, когда наши реки соединены, по всей стране процветает судоходство. Я построил тысячи километров великолепных дорог, которые развили торговлю до небывалых масштабов. Я построил сотни храмов и дворцов. Я, это всё я! Я сделал в стране единую письменность и единую систему измерений, которые удобны для каждого моего подданного. Я разгромил монгольских кочевников и присоединил к Китаю их земли. Я издал единый закон, и пусть в нём почти за каждое нарушение одна расплата — смерть, но мой народ одобряет такой подход. На стройках умерло два или четыре миллиона человечков, но это были сплошь преступники, пленные или слабаки. Туда им и дорога. Да и они, кстати, умирали с радостью, потому что я даровал им возможность потрудиться во славу империи, а умереть ради императора — это высшее наслаждение для любого моего подданного.