Цирк – это навсегда?

–– Спасибо, Джо. Я уже понял.

Троица у костра продолжила поедать кукурузу в тишине, но тишина длилась не долго.

–– Эл, раз уж Ник завел об этом речь, – задумчиво проговорил Джо – я тут подумал, а не разнообразить ли нам номер? Не то, чтобы он был плох, но я хочу добавить ему зрелищности.

Эл вопросительно и с подозрением посмотрел на веселого Джо.

–– Скажем, ты мог бы прыгнуть через горящий обруч, убегая от меня, и слегка загореться. Вот смеху-то будет!

По выражению лица грустного Эла стало понятно, что идея прыгать через обруч и слегка загореться его не очень-то воодушевляет. Даже напротив – изрядно пугает. Эл лихорадочно обдумывал, как бы возразить Джо, когда его взгляд внезапно упал на расположенный поблизости театральный фургон.

–– Мне нужен не просто какой-то там номер! Мне нужна слава! – развивал меж тем свою мысль Джо. – Я не собираюсь всю жизнь таскаться с этим цирком по захолустью, развлекая деревенщин, как какое-нибудь ничтожество! – Джо многозначительно посмотрел в сторону Ника – Нас, Эл, ждет Центральный манеж!

–– Джо! Посмотри! Мне кажется или этот вагончик напоминает тот, который мы бросили в пустыне?! – внезапно прервал его Грустный Эл.

Циркачи внимательно посмотрели на припаркованную возле них повозку лицедеев, на которой красовалась надпись "театр Мефисто", выведенная крупными размашистыми буквами в вензелях. Повозка и правда была похожа на то самое транспортное средство, оставленное бродячим цирком во время бури из-за сломанной рессоры. Только это выглядело целым, заново окрашенным и практически новым.

–– Он! Он! – обрадовался конферансье Ник – Вот и следы от метательных ножей!

–– Во ворюги! – восхитился веселый Джо, который тут же, к облегчению Эла, напрочь забыл о теме разговора. – Ну сейчас мы им устроим!

С этими словами Джо покинул место у костра, нырнув в свою кибитку, и вылез оттуда с ведерком краски для грима и кистью. Подхихикивая, злой Джо замазал красную надпись "театр Мефисто" белым цветом, а поверх нее безграмотно намалевал черной фразу "Цырк – наш!".

–– Представляю, какое завтра будет веселье. – предвкушал провокатор Джо.

Жорж Мельес, создание кино и копатель (краткое отступление в историю Межгородья)

"А что, если?.." – тот самый вопрос, из-за которого происходят все открытия, нелепые случайности и неприятности: от малых до великих. Возьмем, к примеру, ребенка семи лет. Худого, чумазого, слегка голодного и очень любопытного. Ребёнка зовут Жорж, он сидит на корточках в своих коротких грязных штанишках, удерживаемых подтяжками через голые плечи, обутый в старые и не по размеру огромные башмаки брата, в которых он выглядит комично и нелепо. Но главное – Жорж уже задается вопросом: "а что, если?" и тыкает палкой в трухлявый пень с гнездом шершней внутри…

А вот уже двадцатилетний юноша Жорж работает инженером в театре и создает машинерию для смены декораций на сцене. У него уже вовсю растут усы, но пресловутый вопрос "а что, если?" по-прежнему преследует его. Как-то, перелистывая альбом художника с эскизами костюмов для пьесы, юный Жорж замечает, что если делать это достаточно быстро, то статичные картинки начинают оживать и двигаться. "А что, если?.." – задумывается Мельес и начинает экспериментировать с фотографиями одного и того же объекта, а, затем, и просто с проявленной плёнкой, перфорированной по краям и заправленной в специальный аппарат, подсвечивающий ее изнутри при проецировании на экран. Так в Межгородье появилось кино и первый кинематографист – Жорж Мельес. Примерно за шестьдесят лет до всех описываемых в истории событий.

Прошло еще двадцать лет и ещё множество "а что, если?..". Уже произошло и «внезапное падение сов», а у власти уже находился бургомистр Маг Дональд и его клоуны. Что до Жоржа Мельеса – он просто продолжал заниматься своим делом, обзавелся острой бородкой в дополнение к пышным усам и даже начал седеть. За двадцать лет с момента изобретения кино, Жорж стал самым узнаваемым и почитаемым в Кирк-тауне инженером, автором огромного количества фильмов и технических открытий, а, так же, сумасшедшим создателем причудливых машин.

"А что, если мир не плоский манеж, накрытый шатром неба, как считают одни, и вовсе не представляет собой мыльный пузырь, внутри которого мы все живем, как полагают другие?" – размышлял инженер Мельес, который был, к тому же, немного философ, ибо талантливый человек, как известно, талантлив во всем. "А что, если мир, это полый изнутри шар, а мы все живем на его поверхности? Тогда что может быть внутри этого шара?".

Мысль так поразила Мельеса, что он тут же схватил карандаш, листок бумаги и набросал чертёж аппарата, способного бурить землю и работающего на паровой тяге, ибо двигатели внутреннего сгорания в Межгородье еще не изобрели. Оценив профессиональным взглядом только что придуманный им механизм, Мельес окрестил его "копателем" и «буром».

–– Остается надеяться, что барахольщики найдут все необходимое! – задумчиво сказал самому себе Мельес. Как многие гениальные чудаки, он часто разговаривал вслух сам с собой, за неимением других достойных собеседников.

Однако, все это дела давно минувших дней. К моменту описываемых событий, Жорж Мельес числился пропавшим уже около сорока лет – то есть с самого своего изгнания из Кирк-тауна. Но вернемся к труппе бродячего цирка «Братьев Ричер».

Злоключения уборщика Сэма, мечты о кинематографе и попытки улететь на Луну

Первой своей порке Сэм подвергся почти сразу как устроился в цирк "Братьев Ричер". Причина была, как ни странно, в домашней крысе. Однажды, Сэм услышал жалобное мяуканье из под фургона со слонами. В начале он не понял что это и просто пошел на звук, обнаружив маленькую продрогшую бродячую крысу с свалявшейся от грязи и воды рыжей шерстью (на улице только что закончился страшный ливень), прятавшуюся у самого колеса повозки. Сэм пожалел крысенка, поселил его к себе со слонам и несколько дней подкармливал едой, украденной с полевой кухни карлика Фила. Это было чуть ли не самое счастливое воспоминание Сэма, омраченное одним из самых неприятных.

Крысенку Сэм дал имя "Кот". Во-первых, потому что с фантазией у Сэма, видимо, было не очень, а во-вторых, – в целях конспирации. Как известно, крыс держать строго запрещалось (в отличие от котов) и потому встречались они не так уж часто. Котов же всегда и везде было много и на крики Сэма "Кот! Кот!" мало кто обращал внимание, разве что задавался вопросом: "Чего этот дебил опять орёт? Он что? Котов не видел?".

Крысёнок рос буквально на глазах, сразу полюбив Сэма, ластился к нему урча, залезая на живот когда Сэм спал и трогательно будил по-утрам, осторожно прикасаясь к щеке Сэма мягкими подушечками своих шерстистых лап. Игриво, но аккуратно, чтобы не поцарапать. Так продолжалось не долго – до тех пор, пока крысёнка не обнаружил Эдгар.

Эдгар хоть и был дрессировщиком, но страшно боялся крыс и мышей. К слову, не боялся он только тех животных, которых мог избить хлыстом. Если где-то поблизости ухала или хотя бы пролетала мышь – никто на свете не мог выманить Эдгара из вагончика. А крысы вызывали в нем настолько дикий испуг, что он начинал истошно орать, яростно размахивая кнутом направо и налево – натуральный припадок. Естественно, что о наличии нового домашнего питомца уборщик за слонами Сэм ничего не сказал дрессировщику Эдгару. И, как впоследствии выяснилось, очень зря.