Цирк проклятых
Шрифт:
— А что он еще мог сделать? Он же сосал мою кровь, черт возьми!
Ричард вдруг стал пристально всматриваться в дорогу, чтобы не глядеть на меня.
— Он мог тебя изнасиловать.
— Ты сам сказал, что у меня из носа и глаз текла кровь. По мне, это не слишком эротично.
— Его возбуждает любая кровь.
— Ты серьезно? — выкатила я на него глаза.
Он кивнул.
У меня вдруг похолодели ноги.
— Почему ты думаешь, что он собирался меня изнасиловать?
— Ты проснулась на черном покрывале. Сначала было белое. Он тебя на него положил и стал раздевать. Снял с тебя платье. Кровь была повсюду.
— Там еще были вампиры?
— Это было как ритуал. Кажется, публика была его важной частью. Он вскрыл тебе запястье и стал пить, но руками… Он трогал твою грудь. Я ему сказал, что привез тебя, чтобы ты осталась жива, а не чтобы он тебя насиловал.
— Значит, это действительно далеко зашло?
Ричард внезапно затих.
— Как это было?
Он затряс головой.
— Расскажи мне, Ричард. Я требую!
— Жан-Клод поднял лицо, залитое кровью, и сказал: «Я так долго ждал не для того, чтобы взять силой то, что я прошу ее отдать по собственной воле. Это искушение». Потом он посмотрел на тебя, Анита, и что-то было такое в его лице… Страшное до чертиков. Он всерьез верит, что ты к нему придешь. Что ты будешь его… любить.
— Вампиры не знают любви.
— Ты уверена?
Я посмотрела на него и отвернулась. И смотрела в окно, где уже угасал день.
— Вампиры не могут любить. Не умеют.
— Откуда ты знаешь?
— Жан-Клод не любит меня.
— Может быть, любит, насколько это для него возможно.
Я покачала головой:
— Он купался в моей крови. Он взрезал мне руку. Это не то, что я назвала бы любовью.
— Может, он назвал бы.
— Мне это полностью чуждо.
— Отлично, но признай, что он тебя, быть может, любит, насколько это ему доступно.
— Нет.
— Тебе страшно подумать, что он тебя любит?
Я изо всех сил смотрела в окно. Мне не хотелось говорить на эту тему. И весь этот проклятый день мне хотелось бы отмотать назад.
— Или тебя пугает другое?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Понимаешь.
И он говорил очень уверенно. Но он не мог знать столько, чтобы быть так уверенным.
— Скажи это вслух, Анита. Скажи, и это уже не будет так страшно.
— Мне нечего говорить.
— Ты хочешь сказать, что никакой частью своего существа его не хочешь? Что никак не отвечаешь на его любовь?
— Я его не люблю, и в этом я уверена.
— Но?
— Ты назойлив, — сказала я.
— Да, назойлив, — ответил он.
— Ладно, меня к нему тянет. Это ты и хотел услышать?
— Насколько тянет?
— А это не твое собачье дело.
— Жан-Клод предупредил меня, чтобы я держался от тебя подальше. И мне хочется знать, чему я мешаю на самом деле. Если тебя к нему тянет, может быть, мне стоит действительно отойти в сторону.
— Ричард, он монстр. Ты его видел. Я не могу любить монстра.
— А если бы он был человеком?
— Он себялюбивый и расчетливый мерзавец.
— Но если бы он был человеком?
Я вздохнула:
— Тогда бы, может быть, что-нибудь и вышло бы, но Жан-Клод и живой мог бы быть жутким сукиным сыном. Нет, я не думаю, что это помогло бы.
— Но ты даже не собираешься пробовать, потому что он монстр.
— Он мертвец, Ричард, ходячий труп. Не важно, насколько он красив, насколько он меня манит, он все равно мертвец.
С трупами я не встречаюсь. Должны же быть у девушки какие-то правила.— Значит, трупы исключаются.
— Исключаются.
— А ликантропы?
— А что? Ты хочешь сосватать меня своему другу?
— Просто интересуюсь твоими правилами.
— Ликантропия — это болезнь. Последствия нападения. Нельзя же обвинять жертву изнасилования.
— То есть ты не отвергаешь возможность романа с оборотнем?
— Никогда не было.
— С кем ты еще не будешь встречаться?
— С теми, что никогда не были людьми, — начнем с этого. А вообще я об этом не думала. Откуда такой интерес?
Он покачал головой:
— Просто любопытствую.
— И почему я на тебя еще не разозлилась?
— Может быть, потому, что ты рада быть живой, какова бы ни была цена.
Он заехал на стоянку перед моим домом. Машина Ларри урчала мотором на стоянке.
— Может, я и рада быть живой, но о цене поговорим, когда я узнаю, какова она на самом деле.
— Ты не веришь Жан-Клоду?
— Я бы ему не поверила, если бы он сказал, что луна белая.
Ричард улыбнулся:
— Прости за неудачное свидание.
— Может, попробуем как-нибудь в другой раз.
— Мне это предложение нравится, — сказал он.
Я открыла дверь и остановилась, дрожа на прохладном ветру.
— Что бы ни было дальше, Ричард, я тебе благодарна, что позаботился обо мне. И… — я не знала, как это сказать, — что бы ни держало тебя возле Жан-Клода, разорви это. Уйди от него. При нем ты погибнешь.
Он только кивнул:
— Хороший совет.
— Которому ты не собираешься следовать, — заключила я.
— Последовал бы, если бы мог, Анита. Поверь мне.
— Чем он тебя держит, Ричард?
Он покачал головой:
— Он приказал мне тебе не говорить.
— Он еще приказывал тебе со мной не встречаться.
Он только пожал плечами:
— Тебе уже пора. А то на работу опоздаешь.
Я улыбнулась:
— К тому же у меня задница отмерзает.
Он тоже улыбнулся:
— Ты умеешь выбирать выражения.
— Я слишком много времени провожу с копами.
Он кивнул, я закрыла дверь. Ричард не хотел говорить о том, чем держит его Жан-Клод. Что ж, нет правила, которое требовало бы честности на первом свидании. А к тому же он был прав — я уже опаздывала на работу.
Я постучала в окно Ларри:
— Сейчас я переоденусь и тут же спущусь.
— А кто это тебя привез?
— Человек, с которым у меня было свидание.
Такое объяснение было куда проще правды. К тому же это была почти правда.
44
Это единственная ночь в году, когда Берт разрешает нам надевать на работу черное. В обычные рабочие часы он считает этот цвет слишком мрачным. У меня есть черные джинсы и свитер для Хэллоуина с улыбающимися фонарями из черепов на уровне живота. Я все это натянула вместе с парой черных кроссовок. И даже наплечная кобура с браунингом вписывалась в ансамбль. Запасной пистолет я вложила в кобуру, которая надевалась внутрь штанов, две запасные обоймы сунула в сумку. Заменила нож, который пришлось бросить в пещере. В кармане куртки у меня был короткоствольный пистолет; еще два запасных ножа — один на спине, другой в ножнах на лодыжке. Не надо смеяться, дробовик-то я не взяла!