Цирк Умберто

— Пока что я здесь капитан! Я! И наш корабль до сих нор плывет. Когда же понадобится бросить штормовой якорь, я сумею его раздобыть!

Поседевшая за последние годы Агнесса настойчиво просила мужа поделиться своими планами. Что, если все их усилия окажутся тщетными?

— У меня есть один сильный козырь, — многозначительно провозгласил тот. — Мы можем продать здание. Оно находится в центре города, и стоимость его необычайно возросла. Гаудеамус говорил мне, что Кранц получил за свою лачугу на Фридрихштрассе восемь миллионов марок, а новый, великолепный дворец выстроил за четыре. Кто нам мешает поступить так же? Но я верю, что мне удастся обойтись продленными кредитами. Ну, стану на некоторое время недобросовестным плательщиком. Уж так и быть, приму на склоне лет этот позор на себя, он не падет на Вашку, который только еще начинает. Переждем кризис должниками, но зато, когда все уляжется, нам будут завидовать. Если же понадобится приобрести новых животных и вложить в предприятие дополнительные средства, я продам здание, расплачусь с кредиторами и передам Вашку дело в полном порядке, без единого долга, с неплохим капитальцем.

После такого признания у всех отлегло от сердца. Расчет Бервица и Агнессе и Вашеку показался верным, а положение с долгами не столь уж безнадежным. Между тем Бервиц продолжал настаивать на том, чтобы их семейные расходы и впредь оставались по возможности скромными.

— Я не хочу экономить на животных и заработной плате, — заявил он, — а ради этого стоит поступиться чем угодно.

Благие намерения! Но увы, все складывалось не так, как предполагал Бервиц. Легко сказать — отсрочить платежи! Поставщики нуждались в деньгах не меньше цирка Умберто. Привыкшие к тому, что их счета оплачивались сразу же, они все настойчивее домогались уплаты. Один или двое согласились подождать, но требовали векселей; у большинства же проволочки с оплатой вызывали лишь подозрения.

Вашек встревожился, чувствуя, что тестю не удастся сманеврировать. Он опасался роковой развязки. Однажды Вашек вошел в костюмерную старого Караса.

— Послушай, отец, я хочу поговорить с тобой об одном деле. С тех пор как я стал зарабатывать деньги, ты их откладываешь. У меня как у наездника и акробата был довольно приличный заработок, и ты все у меня отбирал. Наверно, скопилась изрядная сумма. Сколько там у нас?

Отец взглянул на него и, помолчав, уклончиво ответил:

— На одно хватит, на другое мало. Зачем тебе деньги?

— Зачем? Помочь Бервицу. Боюсь не выкарабкаться ему без денег. Поставщики нажимают, и если они подадут ко взысканию, пиши пропало.

— Вот как, уже грозят взысканием?

— Да. Правда, у Бервица солидная недвижимость, но если ее придется спешно продавать, а тем более — с молотка, то он на этом прогорит. А с помощью наших денег, я думаю, все можно будет уладить.

— Гм, гм… Ну, так вот что, парень, — с расстановкой произнес отец, — выкинь это из головы. Я берегу деньги для тебя, а не для Бервица.

— Но ведь если я отдам их Бервицу, то спасу его имущество и для себя.

— Это еще как сказать. Это нигде не записано.

— Но ведь другого-то наследника нет.

— Нет. Но и наследство неизвестно есть ли.

— То есть как?

— Да вот так: приданое Еленки — в деле, состояние Бервица — в деле, Агнессины деньги — в деле, а толку?! Отдай свои деньги, они и их ухлопают, и опять впустую. А что потом?

— Но я обязан им помочь…

— Ты — да, но не я. Я обязан помочь тебе. Когда тебе с твоим собственным делом придется туго — изволь, получи свои денежки. Но здесь не ты хозяин, а Бервицу я не верю.

— Постой, но ведь и зверинец, и инвентарь, и здание, и участок…

— Все это до поры до времени. Не станет их — не станет и твоих денег. Нет на это моего согласия!

— Так ты мне их не дашь, отец?

— Дам, сынок. Только когда они пойдут на тебя и на твоего сына. Бервиц ничего не получит.

— Это твое последнее слово?

— Видит бог, последнее, парень.

Вашек знал, что отца не переубедишь. Простой горец, он привык копить по крейцерам, заботясь лишь о благополучии собственной семьи. Бервиц остался для него только директором, посторонним господином, с которым его связывал договор о найме — не более. Случайными любезностями Бервиц не завоевал его доверия, а своим хозяйствованием, особенно в последние годы, насторожил Караса. Отсюда ждать помощи Вашек не мог. А помощь нужна была до зарезу, цирку грозила катастрофа. Срок четырех трехмесячных векселей на несколько тысяч марок истекал, и Стеенговер признался ему, что не сможет оплатить их, когда банк потребует расчета.

Вашек прикидывал и так и этак, но выхода не видел. На секунду было забрезжила надежда. Он вспомнил о продленных кредитах, про которые упоминал Бервиц. Торговцы отказывались ждать, но нельзя ли получить денежный кредит? Он снова обратился за советом к Гагенбеку. Откровенно обрисовав старику положение, Вашек попросил его выяснить в банках, не откроют ли им кредит. Старик с сомнением покачал головой, но обещал переговорить с директором своего банка. Вашек с нетерпением стал ждать ответа. Через несколько дней господин Гагенбек пригласил его к себе и сообщил, что банк, к сожалению, в просьбе отказал.

Снова тупик. А дни летели, и срок погашения приближался. Стеенговер время от времени напоминал Бервицу об этом, тот стал нервничать, пал духом. Сбора с представлений едва хватало на текущие расходы, о погашении векселей из этих денег не могло быть и речи. Календарь подсказывал: если они рассчитаются с банком выручкой последних дней, то не смогут выдать гонорар людям, не смогут накормить животных. Однажды утром Бервиц надел черный сюртук, привинтил к нему миниатюрные ордена, взял цилиндр и ушел. С обедом пришлось повременить. Вернувшись, Бервиц выглядел печальнее обычного. За едой не проронил ни звука. Когда же Агнесса осмелилась спросить его, где он был, Бервиц, не ответив ей, обрушился на Вашека:

— Не люблю, когда ты вмешиваешься не в свое дело. Добился я не больше твоего, но меня вовсе не порадовало, когда в банке мне сообщили, что ты уже запрашивал о кредите. Подобных вещей за спиной директора и владельца не делают, даже если ты мой зять.

Бервиц сказал это с раздражением и злостью, и Вашек впервые почувствовал себя задетым.

— Папа, — укоризненно сказал он, — я хотел помочь вам…

Бервиц кивнул.

— Знаю. Знаю. Гагенбек сказал мне то же самое. Но так не делают, запомни. По крайней мере — в моем цирке. Во всем должен быть порядок!

— Ты зря сердишься на Вашку, — успокаивала мужа Агнесса, — Вашку говорил мне о своем намерении — тебе ведь слово нельзя сказать. Я одобрила. Если бы ты сказал сегодня, куда идешь, я предупредила бы тебя. Вашек делал все, чтобы выручить нас. Выдели ты ему тогда приданое, как я советовала, мы вышли бы из положения. А теперь — не знаю…

Агнесса замолчала, взгляд Вашека заострился: он напряженно о чем-то размышлял.

На пятый день после этого инцидента утром явился Стеенговер.

— Вот векселя. Ты достал деньги, Петер?

Бервиц сидел, закрыв лицо руками; удрученно пробормотал:

— Нет.

— Что же мне делать?

— Пролонгация?

— Невозможно. Требуют оплаты.

Бервиц беспомощно пожал плечами — пусть обжалуют.

Стеенговер в нерешительности посмотрел по сторонам и двинулся к выходу.

— Подождите! — воскликнул Вашек. — День только начался. Скажите им, дядя, пусть приходят в полдень.

— Зачем? Что изменится?

— Все, — твердо ответил Вашек. — К полудню я достану денег.