Цитадель "Вихрь"

— Ого, да ты, оказывается, девочка, — шутит он, взглянув на мои стрелки и присвистнув. — Не надо, тебе идет, — добавляет, когда замечает, что я потянулась их стереть. — Готовишься к вечеру?

Смущенно улыбаюсь и киваю. Давно я не собиралась к праздникам так тщательно. Можно сказать, вообще не собиралась: последний мой праздник был в детстве, новогодняя елка дома с мамой и дедушкой. Но это совсем не то.

— Кто тебя пригласил, если не секрет?

— Варяг.

— Я так и знал, — кивает Ветер. — Ну, как настрой, что думаешь?

Казалось бы, куда смущаться еще сильнее?

— Не знаю, — отложив кисточку, я устало опускаюсь на постель и развожу руками. Что-то в его голосе и жестах заставляет меня довериться, открыться, говорить искренне. — Честно говоря, я боюсь и… поначалу хотела отказаться.

Ветер садится рядом. Невольно напрягаюсь и замираю с прямой спиной. Чувствую тонкий запах хвои и крепкого чая.

— Почему?

— Знаете, никогда не думала, что я красивая. Нравятся другим обычно красивые, вроде Сойки, а я что? Ну, так… А еще… Я совсем не умею танцевать вальс.

Ветер вдруг улыбается одними глазами. От такого взгляда мне всегда становится теплее, даже если системы кондиционирования опять путают юг и север.

— Дело не во внешней красоте, а в том, какая у тебя душа. Не бывает некрасивых людей, бывают те, кто не умеет красотой делиться. То, что у тебя внутри, то, что ты хранишь в сердце, намного важнее, чем то, как ты выглядишь… А вальс — не беда. Можешь потренироваться на мне.

Он поднимается и протягивает руку. Пол плывет под ногами, как тогда, в первый день, но мне не страшно — скорее, весело и волнительно до дрожи в коленках. Однако я не сразу принимаю его предложение: неуверенно и несмело смотрю ему в глаза и нахожу в очередной раз теплоту и спокойствие.

— Слушайте… Почему вам не все равно?

Ветер непонимающе хмурится. И я тороплюсь пояснить:

— Вы относитесь ко мне так хорошо, как будто я ваш близкий человек. Но мы знакомы очень мало. Знаете, меня никто так не понимал и не поддерживал раньше, — в носу вдруг начинает щипать, голос предательски дрожит, и я прерываюсь, краснея. Ветер почти ласково кладет ладонь мне на плечо.

— Я просто вижу, что тебе это необходимо. Если бы мы не строили наши отношения на дружбе и доверии, мы бы никогда не стали товарищами. Это неважно, что я старше и опытнее — моя задача научить вас, но в то же время вы чему-то учите меня. И мне не должно быть все равно, потому что мы с вами одна команда. С каждым из вас и конкретно с тобой.

Как бы хотелось, чтобы мой отец был таким же, как мой наставник… Но отца у меня нет. Я его не знаю и, по правде говоря, сомневаюсь, стоит ли рисковать жизнью ради незнакомого человека. Стоит ли пытаться искать о нем сведения или его самого, если всю жизнь я была ему неинтересна?

Предаваться раздумьям на тему семейных ценностей некогда, да и не особенно хочется. Широкая крепкая ладонь Ветра уверенно опускается мне на пояс, другой рукой он берет мою похолодевшую руку и выпрямляет в сторону. Шепотом считает: раз, два, три. Двигается неожиданно плавно и грациозно и увлекает за собой меня, не обращая внимания на то, что я путаюсь в ногах — и своих, и его заодно, и больше топчусь по его ботинкам, чем шагаю сама. Никогда бы не подумала, что он умеет так танцевать: на тренировках, на службе он настоящий железный человек, в жизни — спокойный и суровый, а танец — это такие чувства, которые никак не соотносятся с холодом.

Ветер ненамного выше меня, и танцевать с ним очень хорошо. Спустя несколько неуклюжих кругов по комнате и неловких падений я примерно чувствую ритм и двигаюсь в такт, поворачиваюсь вместе с ним, верчусь под его рукой — и прикрываю глаза. Раньше таким образом я вызывала воспоминания из детского прошлого, но таких моментов там точно нет, пускай будет новый. Новый, странно-нежный, неловкий и не похожий ни на что.

Очевидно, заметив мою задумчивость и рассеянность, Ветер вдруг подхватывает меня, взяв за талию, и кружит — испуганно вскрикиваю от неожиданности, но отчего-то есть уверенность, что он не уронит, не оступится, не сделает мне больно. Может быть, это неправильно, что я так доверяю совершенно чужому человеку. Может быть, это неправильно, что подсознательно я ищу в нем близкого, родственную душу. Может быть, он просто заботливый и вежливый и не придает такого значения словам и поступкам, но именно из-за этого я к нему так привязалась: он дал мне почувствовать себя нужной, почувствовать себя на своем месте и в безопасности. За короткое время он стал моим учителем и другом, а это дорогого стоит, особенно для меня, ведь я трудно схожусь с людьми и очень мало кому могу доверять безоговорочно. Любые отношения, вовсе не обязательно романтические, строятся годами, но мы с ним как будто знаем друг друга всю жизнь.

— А можно еще разочек?

Он усмехается краем губ — улыбки, как всегда, не выходит. Снова поднимает меня и кружится в другую сторону, пока очертания комнаты не начинают мелькать перед глазами, а потом останавливается и спрашивает:

— И кто мне говорил, что не умеет танцевать? Главное довериться. Партнер ведет, а ты просто его чувствуешь. Ладно, собирайся, — с этими словами он бросает куртку через плечо и направляется к двери, но… Если он уйдет сейчас, мы так ничего и не узнаем.

— Ветер! Постойте, — с трудом сдерживаю дрожь в голосе. — Есть один вопрос.

— Сейчас?

Молча киваю. От волнения не могу расстегнуть несессер, долго вожусь с простейшей защелкой. Ветер, пожав плечами, снова садится на постель. Наконец помятая гифография мягко ложится мне в ладонь, и я ее разворачиваю.

— Кто эта девушка? И когда это было?

Наставник хмурится, вглядываясь в потрепанную черно-белую гифку. Его практически невозможно вывести на эмоции, но невеселый, потерянный взгляд невольно выдает их все. Он медленно опускает руки на колени и отстраненно смотрит в полумрак комнаты. Я уже и не жду, что он заговорит. Отругает меня за любопытство — да, скажет, что это не мое дело — да, но ответит честно?..

— Давно, — произносит он наконец. Его усталый хрипловатый голос как будто ломается, но ничто больше не выдает эмоций. Время — плохой доктор, оно дает лишь обезболивающие и жаропонижающие вместо того, чтобы по-настоящему справиться с болезнью. — Это моя бывшая напарница и… жена.

— Вы были женаты? — честно признаться, удивляюсь. Ветер всегда казался мне одиночкой. Хорошим человеком, но не созданным для семьи: слишком часто рискующим собой и работающим на такой должности, которая отрицает почти все привычно-человеческое.

— Да. Недолго. Знаешь, сколько мне лет?

— Тридцать? Тридцать один? — старше он не выглядит, хотя в волосах кое-где уже серебрится седина.

— Тридцать восемь. А ей сейчас было бы на два года меньше. Мы познакомились в университете, на ее втором курсе. Я учился на программной инженерии, она — на социальной психологии, часто пересекались на спортивных мероприятиях и слетах. Как-то так закрутилось, начали встречаться, потом все, как у людей. Что для тебя любовь?

От неожиданности вопроса я даже зависаю, не сразу соображаю, что ответить. Наверное, он ожидал каких-то умных фраз, но на большее я не способна.

— Любовь? — вспоминаю время, проведенное с мамой, братом, дедушкой. Горячий земляничный чай и глинтвейн, вязаный свитер и пушистые белые варежки, мамины пироги, дедушкины книги… Нет, не то. Любовь бывает всякой, но это не то. Отчаянно прогоняю воспоминание о том, как Варяг вчера обнимал меня, когда я плакала и скулила от боли. Как донес меня на руках до комнаты, а потом пригласил на вечер. Как после неудачного спарринга перевязал разбитую коленку.

— Ну… Любовь — забота, — выдаю первую ассоциацию. — Тепло. Свобода. Не знаю.