Цитадель "Вихрь"

Я молча киваю и, торопливо расстегивая ремешок часов, отдаю их товарищу. Напряженно хмурясь, Часовщик задумчиво скребет веснушки на щеке и аккуратно опускает часы в одну из ячеек системного блока. Колесико загрузки на главном мониторе замедляется, тормозит, в устройстве что-то тихо пищит, оповещая о неполадках. Экран мигает и гаснет. И вместе с ним неожиданно гаснет индикатор на ключ-карте, которой Прометей открывал шлюз высшего доступа. Кажется, мы сами себя загнали в ловушку.

Вой сирены мгновенно затихает, световая сигнализация отключается, шлюз больше не горит, а в следующую секунду гаснет свет, как будто темнота плотным одеялом накрывает все подвальное помещение. Прометей включает карманный фонарик, и тонкий белый луч света скользит по стенам, выхватывая из темноты по очереди системный блок, кабельную трубу, мониторы и динамики. Часы сделали свое дело мгновенно, вот только… Я их встряхиваю, поворачиваю колесико настройки, но все тщетно: они остановились, собрав все три стрелки у цифры 12. И почему-то я сразу понимаю, что починить их не получится.

Неожиданно в углу раздается тихий писк. Раз, другой, третий. Прометей светит на звук, однако кроме монолитной железной стены, ничего не обнаруживаем. Писк продолжается, и странные взгляды Часовщика и наставника не предвещают ничего хорошего.

— Надо было догадаться… Черт! — Артем в отчаянии хватается за голову. — Ну конечно!

— Система запрограммировала офис на самоуничтожение в случае полного отключения, — констатирует Прометей с завидным спокойствием. — Чем быстрее мы отсюда выберемся, тем больше у нас шансов…

— Погодите, разве он уничтожается не полностью?

— Нет. Только главный отдел, боевой отсек и все лаборатории. Какой смысл взрывать блок СМИ или обыкновенный офис?

Но это дела не меняет. Мы по-прежнему находимся в заблокированном подвале под шестью этажами боевого отсека, и где-то там, под землей, пищит бомба замедленного действия.

Мысль 31

Яркие светодиодные ленты слепят глаза. Здесь, в просторном кабинете с превосходной акустикой, хорошо слышны крики и выстрелы в коридорах. Ветер догадывается, что ребята с базы их нашли и примчались на помощь, как только смогли, но пока что они в очень невыгодном положении. Впрочем, как и он сам. Под прицелом сразу трех автоматов со всех сторон нет смысла даже пытаться сопротивляться и бежать.

Директор инфоцентра, молодящаяся, но все еще красивая женщина лет тридцати пяти на вид (наверняка ей гораздо больше), ловко развернула ситуацию против него самого и взяла игру в свои руки. Ветер и сам не до конца понимает, где именно допустил ошибку, но факты говорят сами за себя: это он, а не директор, сейчас замер в чужом кабинете спиной к холодной стене, и это на него так неприветливо щурятся три автомата.

Кажется, он все-таки проиграл. Но пока бьется сердце, сдаваться рано, даже если положение кажется совсем безвыходным. В голову лезет неожиданное и глупое сравнение: он ухаживал за Юлей долго, целый год, прежде чем она ответила ему взаимностью. Таскал огромные букеты цветов, водил в театр, в кино, на концерты каких-то совершенно чудных и неизвестных исполнителей, которые нравились ей, задерживаясь допоздна, подбрасывал ее с учебы до дома на аэромобиле — уже тогда он помимо университета работал инженером-механиком и получал вполне неплохо, но Юлька не сдавалась, хотя он догадывался, что и она к нему не совсем равнодушна. “Я люблю тебя” — сказал он после года знакомства и собственной молчаливой влюбленности. “Наверное, ты хочешь услышать, что я тебя тоже, — Юля тогда мягко улыбнулась, положив руки ему на плечи. — Но я не умею врать. Ты мне нравишься, но…”. Конечно, он тогда расстроился, но не подал виду. “Моя ситуация безвыходна?” — усмехнулся, оборачивая неудачное признание в глупую шутку. Но Юля, на удивление, не оттолкнула его. “Если нет выхода, ищи тайный вход” — сказала она, лукаво подмигнув, и ушла, оставив на память легкий аромат смородины и мяты.

Теперь же эти слова настойчиво вертелись в мыслях. “Если нет выхода, ищи тайный вход”… А если все двери заперты?

Неожиданно стрельба по ту сторону шлюза умолкает. В отдалении, за мощными стенами, слышатся шаги и приглушенные голоса, но треск автоматов обрывается. Одиночные выстрелы откатываются дальше от директорского кабинета, а потом тоже затихают совсем. Шлюз бесшумно открывается, мучительно медленно распахивая створки, и Ветер отводит глаза, неотрывно смотрит в холодное и бесстрастное лицо директора, чтобы не выдать своего волнения.

— Трудно признавать поражение в шаге от победы? — директор самодовольно улыбается, скользя взглядом по кабинету и тоже отмечая, что одному человеку, пусть даже опытному в боях, некуда бежать и негде прятаться. — Признаться, я тоже долго не понимала вашу игру. Почему вы так легко соглашались на наши условия? Даже не зная вас близко, я не поверю, что вы сдались, не выдержав боли или морального унижения. Для вас это сущий пустяк, потому что физическая боль — ничто по сравнению с той, которую вам уже не раз довелось испытать. Почему вы быстро рассказали все о себе, предоставили свои данные, зная, что они могут использоваться против вас? Согласились даже на вживление микрочипа.

По крепко сжатым губам скользит невольная усмешка.

— Микрочип? Серьезно?

Ветер отключает связной браслет. На одном из мониторов внезапно гаснет одна из сотен белых точек. В тот же миг один из автоматов оживает, вздрагивает, посылает в стену у самого его плеча три быстрых, коротких выстрела.

— Да как?!… — голос директора вдруг срывается, она задыхается, в изумлении глядя на совершенно спокойного соперника, в глазах которого явно читается насмешка.

— Потому что все равно вы больше ничего не добьетесь. Я знал, что вы не станете убивать ни меня, ни моих отрядников, потому что заложники слишком ценны для вас. А еще знал, что чем спокойнее вы к нам относитесь, тем легче до вас добраться. Если бы я не провел те дни в бункере, если бы не согласился на чип, я бы не пришел к вам сегодня.

Директор изящным жестом поправляет заколотые сзади серебристые волосы, насмешливо сканирует Ветра взглядом холодным голубых глаз:

— Ну, пришли, а что толку? У вас был прекрасный шанс все закончить здесь и сейчас. Ах да, вы не захотели пачкать руки, — интонация хрипловатого, бархатного голоса становится наигранно-сожалеющей. — Зато я не побрезгую.

С этими словами она отходит на несколько шагов и, вынув крошечный пистолет из-под полы костюма, направляет его в грудь Ветру. К трем автоматам добавляется четвертое дуло обыкновенного пистолета, но от того, что он меньше, легче не становится.

— Я хотел объяснить, но, видимо, вы не поняли, — наставник устало вздыхает, опуская голову. — Нет смысла пытаться перебить друг друга, есть смысл договориться…

— Довольно, — директор с презрением перебивает его и спускает предохранитель. Краем глаза успевает заметить взгляд Ветра, направленный ей за спину, в сторону шлюза, но не успевает больше ничего сделать: в полной тишине эхом отдается еще один щелчок предохранителя.

— Ника, не смей!

Слишком поздно. Два выстрела гремят одновременно. Светодиодные ленты искрят и гаснут, полумрак заливает кабинет, и в следующий миг тишину разрывают автоматные очереди. Хрупкую фигурку в белом с силой швыряет назад, и она медленно оседает на пол, съезжая спиной по стене. Выхватив из мертвой руки директора пистолет и прячась в темноте, Ветер стреляет наугад, чувствуя движение совсем рядом: попал, не попал… Ничего не понятно, да и не до того. Только перед глазами вместо кабинета и движущихся целей — скорчившаяся на полу светлая фигурка, отчаянно яркие пятна крови на белом комбинезоне.

Электричество выключается повсюду, стихает мерный гул компьютеров, попискивание роботов-очистителей и помощников. Шлюз гаснет последним, его створки постепенно закрываются, и в последний момент Ветер успевает выскользнуть в коридор. Сразу же за ним шлюз блокируется с характерным мягким щелчком, и он понимает: ребята справились, отключили всю Систему.

В коридоре пусто, только четыре безопасника замерли в неестественных позах, а с противоположной стороны в темноте белеет до боли знакомый форменный комбинезон. Пол куда-то уходит из-под ног, Ветер опускается на колени. Мелисса полулежит у стены, безвольно уронив голову набок, ее светлые косички совсем растрепались, короткие пряди упали на мертвенно-бледное лицо. Ветер осторожно берет ее за руку — прикосновение холодно, как лед.

— Ника…

Уложив ее на пол, Ветер сдвигает с ее лица светлые пряди и вдруг чувствует на ладони короткое, рваное дыхание, едва уловимое, но живое. Приникнув к ее груди, чудом находит сердцебиение. Взглянув на разбитый дисплей связного браслета, засекает секунды. Один… два… три…

И снова страшная, мертвая тишина.

Он торопливо стягивает рубашку, рвет плотную ткань на длинные лоскутья. Едва хватает на две перевязки, и всякий раз, когда он в спешке ненароком касается ран, Мелисса вздрагивает, глухо стонет, до крови кусает губы. В забытьи слабо цепляется за его руку, пытаясь подняться, и Ветер, наклонившись к ней и пытаясь разобрать слова в горячечном шепоте, вдруг слышит: